По ту сторону Неба

— Эй, Цуна? — Хаято дотронулся до его плеча и потряс. Реакции не было. — С ним всё хорошо? — с беспокойством спросила Хром. Такеши присоединился к Хаято и начал тыкать Цуну в щёку пальцем, но тот как сидел с закрытыми глазами, так и продолжил. Юни поджала губы в тонкую полоску, упрямо и как-то растерянно, она хранила молчание. Реборн отметил это состояние девочки, и оно ему дюже не понравилось. — Что с ним? — тут же спросил он, смотря на Верде исподлобья. Верде снял очки и достал из нагрудного кармашка халата тряпочку для протирки очков. Подув на стёкла, он принялся начищать их. — Сами как думаете? У памяти этого тела были закрыты самые основные воспоминания, которые скрывали от вашего босса истинное положение дел. Не удивлюсь, если у него поменяется мировоззрение. Или же… Реборн смотрел на него, не мигая. — Давно ты стал таким неуверенным в себе старикашкой? — усмехнулся он, складывая на груди руки. — Что за «или же» ещё такое? — Ой, не тебе говорить мне о возрасте, — фыркнул Верде, вновь надевая на нос очки. Почесав щёку, он убрал тряпочку обратно в нагрудный кармашек халата, после чего забрал упавшую на пол металлическую пластинку, которую недавно прикладывал к своему лбу Цуна. Повертев её между пальцев, Верде бросил её Реборну. — Что ты думаешь об этих письменах? Реборн подхватил пластинку и принялся разглядывать её. — Никогда прежде не встречал такой письменности. В корне отличается от всего, что встречалось мне на моём веку. Не хочу хвастать, но я как-то увлекался и археологией. — Как и я, — кивнул Верде. — Наша жизнь как Аркобалено очень длинна, успеваешь заскучать. — Так что с письменностью? — Реборн потряс пластинкой в воздухе. — Савада Цунаёши передал мне листок с этими письменами этим летом и попросил записать их на носитель. Хаято заглянул Реборну через плечо и удивлённо поднял брови. — Да что это вообще? Не вижу порядка чтения этих символов. В них никакого смысла! — воскликнул он. Что-что, а толк в шифрах Хаято знал. — Именно, — утвердительно кивнул Верде. — Но Савада Цунаёши каким-то образом всё это знал и понимал. — Братик сейчас очнётся, — окликнула всех Юни. Лицо девочки было неизменным: поджатые в тонкую полоску губы и не по-детски серьёзное лицо. Она извернулась, чтобы сесть Цуне на колени, и теперь чего-то ждала. Моргнув, Цуна открыл глаза и обвёл всех взглядом. — Всем привет, — несколько странно, больше натянуто, улыбнулся он, и коснулся ладонью макушки Юни, после чего погладил её по волосам. — Почему ты здороваешься с нами? — спросил Такеши, вставая рядом с Хаято. Все недоумевали. Они смотрели на своего друга и босса, и не узнавали его. В нём было что-то новое, незнакомое им. В душу Реборна закрались смутные подозрения. — Братик, ты долго, — словно ничего и не происходило, словно ничего и не было (хотя все до сих пор помнили тот болезненный вскрик Цуны), Юни слезла с его колен. Цуна потянулся как кот, запрокинув руки за голову, а ноги вытянув вперёд. Словно после пробуждения от долгого, очень долгого сна. — Просто кофе был слишком вкусным, так получилось, — несколько глупо, немного надрывно рассмеялся он. — Босс, вы… — начала Хром, но Цуна резко встал со стула, из-за чего тот чуть не упал на пол, и забрал из рук Реборна металлическую пластинку: — Надо же, как хорошо ты её сделал, Верде! Изумительная работа! — Вот уж спасибо, — пробурчал Верде. — Ты закончил со своими делами? — Да, нам пора в гостиницу. — Тогда не смею задерживать. Цуна, надув щёку, из-за чего губы сложились в «трубочку», ещё мгновение смотрел на металлическую пластинку и письмена, запечатлённые на ней, а затем убрал её в карман куртки. Застегнув молнию своей куртки до упора, он чему-то хмыкнул и просто зашагал к дверям, ведущим к выходу из лаборатории. Створки сами собой раскрылись перед ним, будто вода расступилась перед Моисеем, и он скрылся за тут же закрывшимися за ним дверями. Юни поправила свою сумочку. — Пойдёмте? — спросила она. — Что с ним случилось? — нахмурился Реборн, точно примёрзший к своему стулу. — Будьте осторожны. Я не утверждаю, но… — Верде устало помассировал виски. — Возможно, это уже не ваш друг. Хаято и Такеши тут же ломанулись к дверям, но те не раскрылись перед ними, как перед Цуной. — Эй, открой нам, Верде! — тут же заорал Хаято. Верде неспешно зашагал к дверям. Реборн встал со стула и встретился взглядом с хмурой Юни. Он протянул ей руку, и девочка с кивком вцепилась в неё, словно ища спасения. Юни и Реборн подошли к дверям, и Верде приложил к слоту свой пропуск. — Не забегайте вперёд, в отличие от Цунаёши вы тут в первый раз, — Верде тут же пресёк попытки убежать. — Нам готовиться к худшему? — хмурясь, вопросил Хаято. — Давай не будем пессимистами, — в ответ пихнул его в бок Такеши. Верде ничего не ответил. Они шли по коридору. Свет люминесцентных ламп горел тревожно. Путь на выход был для них как отчет времени до плахи. Когда они поднялись по лестнице и вышли на улицу, то даже несмотря на вечер, свет больно ударил по глазам. Цуна сидел на покосившейся ограде с убранными в карманы куртки руками, и, запрокинув голову вверх, смотрел в небо. Выглядел он пронзительно. Точно вырезанный из реальности, вырванный из другого места. Лишний в этой обстановке. — Братик, не грусти, — окликнула его Юни. Руки Реборна она не выпускала. — Как скажешь, — он улыбнулся и спрыгнул с ограды на землю. Пыль поднялась в воздух. — Ты нам ничего не собираешься говорить? — довольно прямо спросил Реборн. Почесав в задумчивости затылок, Цуна отрицательно качнул головой. — Нет, не сейчас. Потом. Реборна, как и всех остальных, так и подмывало спросить, когда это — потом, но они осознавали: не стоит. Из всех стоящих возле дома Верде лишь крохотная Юни понимала, что тут в действительности происходит, но тогда этого никто не знал. А если бы знали, то всё равно ничего не смогли сделать. Попрощавшись с Верде, их разношёрстная компания зашагала в сторону Мортероне. Цуна уверенно вёл их, и не оставалось сомнений: дорогу он хорошо знал. К самой коммуне они пришли к позднему вечеру. В немногих окнах гостиницы горел свет. Похоже не сезон. Постояльцев было мало. Когда они проходили мимо столиков, окружающих здание, то Цуна ненадолго остановился. Проведя пальцами по белоснежной скатерти, он кончиками пальцев «пробежал» до горшка с цветущим растением с ярко-красными цветами, и, приблизив к нему лицо, вдохнул запах. Юни упрямо сжимала рот, пожёвывая нижнюю губу изнутри. Реборн успокаивающе держал её за руку. Все чувствовали, что вскоре произойдёт что-то нехорошее. Прямо как затишье перед бурей. В столовой им подали поздний ужин. Перекусив, они поднялись наверх. Горничная объяснила им, что на них оформлены два номера: один люкс «девочек», на три человека, и студия, рассчитанная на большую семью. Они взяли ключи от номеров и разошлись, пожелав друг другу спокойной ночи. — Так спать хочу, — зевая, из ванной вышел Цуна и почесал под футболкой живот. — Где устроишься? — оставшись как и его друг в футболке, трусах и носках, спросил Хаято. — Да хоть на диване, — фыркнул Цуна и действительно плюхнулся на диван, катнулся на нём и встал. — Не, не катит. Пойду тогда в комнатушку рядом с кухней. Помахав им, он скрылся в коридоре студии. Послышался скрип двери, щелчок и возня из упомянутой комнаты. И после всё стихло. Реборн и Хаято сели на диван. Обоим не хотелось спать. Они решили караулить. На всякий. По утру оба обнаружили себя укрытыми пледом. Как-то они всё равно заснули. Цуны в номере не обнаружилось, как и его вещей. Хаято стрелой влетел к «девушкам», но и у них их босс не нашёлся. Персонал также уверял, что никто не покидал гостиницу. Более того, когда они начали обыскивать Мортероне, то и там все как один твердили: вертолётом никто не пользовался, пилоты ожидали их для отправления обратно, лодки никто не крал, вплавь никто не уходил. Они предположили, что Цуна, возможно, покинул коммуну на пламени, может, даже в сторону Лекко. Телефон у него был выключен. Им ничего не оставалось, как возвращаться на Алимену, в резиденцию Варии. Занзас встретила исчезновение Цуны стоически. — Всё ведь к этому и шло? Цунаёши был очень странный эти дни. А тут узнал, что хотел, — сказала она, впрочем, ничуть не радуясь своей прозорливости. — Довольно чёрство, госпожа Занзас, — поморщилась Хром. — Я была готова к этому. Занзас вздохнула, держа руки на животе. — Когда заявится — я ему обязательно начищу рожу! — пообещал Леви. Занзас на это осклабилась. — Если ещё заявится, мусор. На церемонию наследования ни Вария, ни Чикория не явились. Через несколько дней после мероприятия, когда Чута стал официально Десятым Вонголой, новоявленный босс явился с многочисленной армией альянса по их души и с треском проиграл. Вария долго отмывала свои территории от пролитой крови. Когда похороны своих и чужих были завершены, Занзас с головой Чуты в мусорном мешке, залихватски закинутом на плечо, явилась в резиденцию Вонголы. Перед Вонголой стояла неоспоримая истина: официальных наследников с кровью предков, текущей в жилах, больше не было. Савада Цунаёши бесследно исчез, Савада Чута был обезглавлен, а Савада Емицу по понятным причинам не мог стать следующим боссом. Плюхнувшись в кресло босса, закинув ноги в тяжёлых сапогах прямо на стол, Занзас оглядела кабинет Дона Вонголы. Именно об этом она всегда и мечтала, именно к этому когда-то и стремилась. И в этом ей помог её самый дорогой и близкий человек. Она криво улыбнулась. Вокруг стола босса стояли самые высокопоставленные чины Вонголы и её альянса. Многие не одобряли Саваду Чуту и даже не пытались его поддержать, уже заранее зная, чем закончится его правление, и сколь не долгосрочным оно будет. — Всё равно я считаю нужным пусть и из пробирки, но получить на выходе официального наследника, — поправив на переносице очки, возмутилась Орегано. — Чтобы вырастить его из пробирки, нужно время. Да и как ты это себе представляешь? — в ответ не согласился Каваллоне Дино. — Пока ребёнок вырастет, пройдёт ещё время. Кто-то должен заправлять семьёй. — Вонгола изначально была частью три-ни-сетте, — подала голос Лал Милч. — Все говорят дело, но что до традиций? Каждого босса выбирало кольцо Вонголы, а тебя, Занзас, оно давно отвергло. Смирись. Занзас хмыкнула. Перед ней на столе стояла шкатулка с кольцами Вонголы. — А у тебя есть основания полагать, что кольцо теперь меня не примет? — с вызовом выплюнула она, потешаясь над присутствующими. Скуало и Реборн, стоящие по обе её руки, призадумались. Впрочем, как и все остальные. — Значит, ты считаешь, что кольцо теперь тебя примет? — подумав, спросила бывшая «правая рука» Девятого, Койот Нуга. — Такого я не говорила, — тут же ответила ему Занзас, правда, её ухмылка становилась всё шире и шире. Она высмеивала их. — Тогда ты не можешь быть боссом! — не сдавалась Орегано. Многих раздражала эта дамочка, не знающая, когда нужно остановиться. — Без кольца ты не можешь стать боссом Вонголы! Сведя брови, Занзас насмешливо постукивала пальцами по шкатулке с кольцами. Затем, подхватив шкатулку в руку, она швырнула её в сторону Орегано. Та, ошарашенно вылупив свои глаза, схватила её и прижала к груди. — Да что ты себе позволяешь?! Это же… — На! В жопу себе воткни эти кольца. Занзас чётко дала понять, что ей плевать на традиции Вонголы. Пора начать новые. Реборн покачал головой, думая о том, что его босс связался с весьма колоритной особой. Да, с весьма колоритной и ныне беременной особой. «Глупый ученик, где же тебя носит?» — не мог не сокрушаться Реборн. Цуна не объявился ни до сего момента, ни после. Савада Цунаёши пропал, и никто не знал, где его искать.