По ту сторону Неба

Цуна и Чута выбрались через коридор на пожарную лестницу и уже по ней спустились на первый этаж. Цуна заставил Чуту пересечь школьный двор, прячась за пристройками клубов и деревьями, а затем добраться до забора и перемахнуть уже через него. Он поражался, что спасает этого невыносимого зазнайку, который искренне не любил своего старшего брата. Цуна прекрасно понимал, что не попади Чута в такую ситуацию, всё было бы по-прежнему. Также он допускал возможность хитроумной ловушки, но ничего не мог с собой поделать: всегда был слишком добрым и отзывчивым, что много раз приводило к тяжёлым последствиям. — А что ты ещё слышал? — осторожно выглядывая из-за поворота, спросил Цуна. — В смысле? — не понял запыхавшийся, но уже не такой напуганный Чута. Цуна не ощущал пока чужого присутствия, так что позволил себе и брату сесть на невысокую изгородь парка и передохнуть. — Ты слышал разговор, так что я хочу знать, что ещё ты смог узнать, — выдохнув облачко горячего пара, сказал он. Чута задумался, морща лоб. Цуна поглядывал на своего младшего брата и думал, пока его собеседник пытается что-то вспомнить. «Какой же странный мир, — вздохнул Цуна, чувствуя, как на ноябрьском ветру озябли пальцы, став красными и словно деревянными. — Я уже втянут в такие события, которые раньше, до смерти, мне и не снились». Сконцентрировав пламя в левой руке, он почувствовал, как становится теплее. У пламени было столько применений, но узнал Савада об этом только тогда, когда стал боссом Вонголы. Реборн до этого учил его, учил многому, но ничего такого полезного не мог вспомнить, как бы не старался. Тренировки были в основном глупыми, на износ, в итоге ставящие его в неловкое положение. Бессчётное количество раз он бегал в одних трусах по улицам, но… Мыслей Реборна в то время он никак не мог понять. — Я тогда стоял, как статуя, всё было как в тумане… — вырвал его из раздумий знакомый голос Чуты. — Но Реборн спрашивал отца о том, намерен ли тот приехать… — Хреново, — констатировал Цуна. — Если я знаю, что из себя представляет Реборн, то не могу сказать этого о Емицу. Ты видел внешнего советника в деле? Чута завертел головой. Так вышло, что и сам Цуна никогда не видел в бою своего отца, как бы смешно это ни звучало. Та потасовка в битве представителей в инциденте с Аркобалено не в счёт. Емицу особо ничего и не делал. Цуна не знал ничего о техниках отца, оружии, стиле боя, а это было плохо в данной ситуации. — Вставай, мы достаточно отдохнули. Нам нельзя задерживаться подолгу на одном месте, — сказал Цуна. Чута послушно слез с ограды, и они побежали дальше. И тут Цуна почувствовал сильные ауры, принадлежащие не абы кому. — Чёрт, неужели всё было бесполезно? — скрипнул он зубами, нутром ощущая, что с разных сторон квартала к ним приближаются. — Брат, ты о чём? — не понял Чута. Тем временем сзади, из-за угла, вышла Занзас, держа пластиковый стакан и какую-то цветастую упаковку, а с другой стороны тормознула машина, и из неё вышел Савада Емицу с группой вооружённых людей. Цуна встал перед Чутой, готовый защищать его, надеясь на товарищей, которые должны были найти его в скором времени. — Надо же, мой сын в таком месте, — усмехнулся внешний советник, явно игнорируя присутствие старшего сына. — Чута, почему же ты прогуливаешь школу? — Емицу, помолчал бы, мразь, — прошипел Цуна, нащупывая в кармане перчатки и поспешно натягивая их. Ему очень не нравилось происходящее, да ещё и ответственность за стоящего позади паренька легла на его плечи. — А ты, Занзас, значит ради этого в Намимори? Занзас казалась удивлённой. Кофе остывал в пластиком стаканчике, а пакетик с печеньем смотрелся нелепо в её руке. — Цунаёши, я совершенно не понимаю, о чём ты, — ответила Занзас, с сожалением откидывая в сторону стаканчик с бодрящей жижей и упаковку. — Я в отпуске. И вот тут-то Чута и Емицу заметили её. Занзас сложно было не заметить. — Занзас?! — прямо ощетинился Чута. — Почему ты тут?! С ними?! — он кивком головы указал на своего отца и наёмников, стоявших позади него с оружием наготове. — Значит, и дедушка во всём этом замешан?! — Нет, сынок, Девятый тут ни при чём, — Емицу любезно ответил вместо Занзас. — Это наш с Реборном план. Но Занзас, я правда удивлён увидеть тебя здесь. Поддержу сына: что ты тут забыл? Цуна, который явно отошёл для присутствующих на задний план, оценивал обстановку. По всей видимости, в этом мире что его отец, что Реборн, были тёмными лошадками, которые решили устроить переворот в Вонголе. Но его уже это не удивляло — привык к чудачествам этой мировой линии. Но больше поразил факт, что Занзаса все считали мужчиной, и это было иронично. Всё же, иллюзорная маскировка сейчас укрывала её полностью. В кафе Занзас приходила как девушка. Да и, судя по воспоминаниям, всё у неё нормально… Он тряхнул головой, прогоняя из мыслей сцены неприличного характера, и перевёл взгляд на Занзас. Годы тренировок не прошли впустую. Цуна научился видеть сквозь иллюзии. Занзас сейчас была устрашающе красивой: в варийском кителе нараспашку, хоть на улице и был ноябрь, слегка растрёпанные короткие чёрные, словно смоль, волосы, привычный хвост енота с перьями, что топорщились по левую сторону от лица; сведённые брови на переносице и красные глаза, красные как никогда, не сулили ничего хорошего для врагов. И он понял, что враг явно не он. Занзас, ничуть не сомневаясь, достала из поясных кобур пистолеты и так, с оружием наперевес, неспешно подошла к Цуне и Чуте. — С какой стати я должен отвечать на вопросы предателя? — наконец, ответила она, говоря о себе в мужском роде, вставая по правую руку от Цуны. — Цунаёши, позволишь присоединиться к шоу? Емицу что-то сказал на слова девушки, но Цуна не слушал. Воистину поражало, что привлекло Занзас в нём, да и в предыдущем владельце тела, что она так любезничала. Это в корне отличалось от всех знакомых образов Занзаса-мужчины. — Конечно, Занзас, а то для меня одного здесь слишком жарко, — хмыкнул он, меняя форму варежек на Х-перчатки. Затем он обернулся к Чуте, не находящему себе места от волнения и страха, и шёпотом сказал ему: — Беги по пятой улице через парк. Там ты пересечёшься с моими союзниками. Чута замялся, но брат посмотрел на него так, что тот попятился и кинулся прочь. Оставалось только поражаться тому, как этот пятнадцатилетний пацан смог победить в конфликте колец эту сильную женщину, стоявшую рядом с Цуной. — Что за абсурдный мир, — запрокинув голову, вздохнул Савада, когда его брат скрылся из виду. — Я уже устал удивляться. — Всё так плохо? — оскалилась Скайрини, выставляя перед собой пистолеты. Они по-своему готовились принять бой. — Да нет, даже весело, — пришлось признаться Цуне. Занзас громко рассмеялась. Они игнорировали Емицу, который что-то скомандовал своим людям. Он явно не брал в расчёт старшего сына, а зря. Хоть тот и не мог использовать половину техник, которые требовали задействования обеих рук, но беспомощным он уже давно не был — трудности мафиозной жизни и Реборн постарались на славу. — Занзас, на тебе наёмники, а я займусь Емицу, — скомандовал Цуна, входя в гипер-режим. — У меня много вопросов к нему. Убивать его нельзя, но наёмников… В ответ Занзас только самодовольно хмыкнула. Они синхронно оттолкнулись от влажного асфальта, но Занзас была быстрее, оправдывая своё звание, и оказалась среди наёмников. Цуна же выбросил вперёд руку в огненно-красной перчатке, хватая Емицу за рукав и откидывая его в сторону. — Что?! Откуда в тебе такая сила?! — взревел тот, вытаскивая из кармана перочинный нож, который тут же объяло пламя Неба. — Вот сейчас сам и узнаешь, — Цуна, глаза которого заволокла огненно-красная дымка пламени, и, используя пламя в левой руке, кинулся на Емицу. Камень с оранжевой цифрой «X» на внешней стороне правой перчатки столкнулся с ножом противника, производя такой ужасный скрип, что в ушах зазвенело. Глаза Емицу, серого кардинала Вонголы, казались огромными и в панике бешено вращались, вспыхнув такой яростью, что Цуне стало дурно — он никогда не видел такого взгляда у своего отца. Емицу раскрутил в руке нож, направляя в противника закрученное спиралью пламя, а сам бросился на собственного сына, сокрытый атакой из пламени. Цуна уклонился, но его плечо оказалось задето, принимая часть урона. Чертыхнувшись, Цуна развернулся на одной ноге, выбивая пяткой из рук Емицу нож. Тот со звоном упал на асфальт и откатился в сторону. Занзас расправилась почти со всеми противниками, но оставался один наёмник посильнее остальных. И она не успевала нейтрализовать выстрел из пистолета, пуля которого предназначалась Цуне. Когда враг упал на землю от прожжённой пламенем ярости дыры в груди, Цуна заносил левую перчатку над своим отцом, который собирался поднять своё оружие, но пуля настигла быстрее. Цуна охнул, когда его лопатку раздробило. Из глаз словно посыпались искры, и этой заминки было достаточно, чтобы Емицу схватил нож, собирая в нём пламя. Цуна активировал мантию Первого, и брошенный в него нож, светящийся от пламени Неба, просто отскочил в сторону. Занзас одним мощным, но быстрым движением рубанула дулом пистолета по затылку Емицу ему со спины, и тот упал на влажный тротуар бессознательной тушей. — Цунаёши, ты в порядке? — Занзас была сильно обеспокоена. Мазнув взглядом по Емицу, лежащего посреди лужи, она подорвалась к Цуне. — Нет, но нам надо поторапливаться, — сквозь зубы ответил Цуна, щурясь от нестерпимой боли, от которой застилало глаза. Не в силах терпеть, он присел на колени. — Я не видел Реборна, боюсь, что он пойдёт прямо за Чутой, и мои товарищи не успеют… Занзас, мне нужна твоя помощь, иначе я умру от потери крови. Занзас убрала пистолеты в кобуры и опустилась перед Цуной на одно колено. — Что нужно делать? — с мрачной серьёзностью спросила она. Цуна деактивировал мантию Первого, как и свои X-перчатки версии снаряжения Вонголы. Тут же стало видно жёлтый пиджак Средней Нами, на котором медленно расползалось кроваво-красное пятно. — Задери одежду и прижги рану, — попросил Цуна, прикрывая глаза и смыкая губы. Занзас опешила. Даже её матёрые офицеры не всегда осмеливались просить о таком, зная, что ощущения просто чудовищные. Это всегда было крайней мерой, но она поняла, что другого выхода у них просто нет. Задрав жёлтый пиджак, из-за чего нижняя пуговица отлетела в сторону, Занзас аккуратно приподняла кверху некогда белую ткань рубашки, не желающую отлепляться от раны из-за хлещущей крови. — Занзас, быстрее, я сейчас потеряю сознание от боли, и так держусь из последних сил… — взмолился Цуна. Занзас положила руку на кровавое месиво, мало смахивающее на нормальный кусок плоти. — Держись, — сказала она и сосредоточила пламя в руке, прижигая рану. Рваный хрип боли огласил всю округу, а сердце Занзас пропустило пару ударов. Цуна, замолкнув, сидел скукожившись, не производя ни звука, что не на шутку напугало её.