Воля Малдары: Путь чернокнижника

— Ага, явились? Ну и хорошо, не опоздали, а то я связного уже хотел отправить в одно место за то, что время моё тратит! На Ватагу, Амоналя и, в особенности, на Сороса смотрел, сидя на замшелом валуне в окруже-нии зеленеющих молодой листвой деревьев, волк-оборотень. По его коричневой шерсти гуляли тёмные витиеватые полосы, похожие на эльфийские татуировки, его глаза цвели алыми гвозди-ками, в левом ухе блестела серебристая серьга. Что удивительно, оборотень был одет! В корот-кий серый жилет с капюшоном и местами будто специально разорванные кожаные бриджи. Ватага ошалело глядела на незнакомца, ничего не понимая и не воспринимая. Её ноги вдруг подкосились, и она обессиленно осела на землю. — Ма-ам, — Амональ вырвался из лап Сороса и подскочил к чернокнижнице. — Мама, оч-нись, тут какой-то оборотень с нами говорит! — Дҏасьте, — сухо кивнул пришельцу ящер. — Вы пҏостите, кое-кто из нас снова от гоҏя впал в пҏостҏацию. Если вы не будете пҏотив, помогите мне поднять её в седло, а я уж сам по-стаҏаюсь говоҏить с вами. — Ну, вот снова работёнку мне подбросили неинтересную! — заныл оборотень, вставая с камня. — Лады, так уж и быть, добрый я сегодня. — Лёгким движением лапы отстранив Амона-ля, он подхватил невменяемую чернокнижницу и, вспрыгнув на спину Сороса, аккуратно опу-стил её в седло. Снова встав на твёрдую землю, он дал волю языку: — Так вас сюда Лютен при-слал, не так ли? А то он предупреждал, что пришлёт сюда хороших знакомых, которым надо бы жильё предоставить. Скажу сразу: есть тут один кузнец, единственный человек в посёлке; он дом сдаёт, так что место для ночлега имеется. — Ладно уж, ведите к кузнецу, — махнул лапой Сорос, убирая жезл Ватаги под специальный ремень у себя на бедре. — Только вот не знаю, чем мы ҏасплачиваться будем. Импеҏские талы здесь в ходу? Деньги он пҏимет? Или возьмёт помощью? А то не все из нас сейчас находятся в ҏаботоспособном состоянии, — ящер красноречиво мельком глянул на Ватагу. — Волноваться нечего — уже всё оплачено, — выдал оборотень и вышел на тропинку, уходя-щую в сторону светлой полосы границы зелёного лесочка, где оказалась компания. Амональ сразу отбежал чуть вперёд, стараясь прислушаться к голосам растений. — А Де-Вальди воистину-то жучаҏа пҏоныҏливый, — с неодобрением развёл лапами Сорос, вышагивая следом за волком. — Ноҏмально вообще так! На мясо денег не хватало, а на съём це-лого дома, да ещё и загодя, хватило! Вот п… п… поҏажаюсь я этому п… п… п… Пф-ф! Челове-ку, коҏоче. — Да брось! — пренебрежительно отозвался тот, закатив глаза. — Зато примут вас подобаю-ще. Он кузницу держит прямо на краю посёлка, так что идти нам совсем недолго. Вот и добро пожаловать на остров Каривин! Кстати, я Гастан, вожак приграничных стражей, так что за без-опасность можете тоже не волноваться. — Я Соҏос, — представился в свою очередь ящер, — юный господин, бывший у наших ног, — Амональ, пҏиёмный сын Лоҏенцо и вот этой девушки на моей спине. Её имя Ватага из На Кҏови Поклявшихся. Мы вдвоём с ней из Йонн-Галла, а мальчика вызволили из гномьих земель. — Я и так о вас достаточно знаю, так что спокойнее, не надо говорить лишнего, если рот не закрывается. — Да… П… Т… Б… б… б… — Это Сорос, пытаясь сдержаться, дрожал и надувался от возму-щения, вызванного довольно обидными для него словами их проводника. Тут же они вышли из лесочка, нет, даже не лесочка, а лесополосы. В низине, меж корней неимоверных размеров боярышника расположилось небольшое селение: скопление светлых двухэтажных домиков с разноцветными крышами. По другую сторону дерево огибала узкая ре-чушка, уходящая в сторону лесополосы и блестевшая в свете почти полуденного солнца Алле-таи. Повсюду царили мир и благодать. Даже Сорос застыл в изумлении, Амональ радостно заво-пил, захлопал в ладоши, а с Ватаги начало спадать оцепенение. Потрясши головой, ящер отрез-вел и подхватил мальчика на лапы, давая Гастану возможность пройти вперёд. Они спустились по крутому склону в низину и по широкой вытоптанной годами дороге направились к ближайшему домику, у которого имелся даже небольшой участок с пристройкой вроде беседки или сарайчика, которая на деле оказалась кузницей. Из дверей выскочил челове-ческий мужчина и распахнул перед гостями дверь калитки. — Здорово, парень! — крикнул он Гастану, и мужчины с размаху отвесили друг другу прия-тельские затрещины. — А ну как, привёл кого-то, я гляжу! — Да, это те самые, о ком Лоренцо говорил, — кивнул оборотень. — Его семья. — Симпатичненько, — протянул с одобрением кузнец, разглядывая троицу. — Приветствую, хозяин, — глухо отозвалась Ватага. Она тяжело соскользнула с седла и уста-ло взялась за гудящую после всех сражений голову. Девушке казалось, что обод невероятно сильно стискивает виски. Лишь вдали от всех утренних тревог, волнений и дуэлей чернокниж-ница вдруг поняла, что до жути вымотана и опустошена. Её сердце неспокойно колотилось о грудину, а мысли заполняли только полные горечи догадки о том, что могло бы случиться с Ло-ренцо. Ватага предпочла бы собой закрыть его от вражеских заклинаний и выстрелов, чем бро-сить на суд Эштар. Но тот не позволил рисковать, а сейчас сражается неизвестно с кем. — Мама? — Амональ спрыгнул на землю, подбежал к эльфийке и схватил её за юбку: — Мам, ты что? Мама, отчего ты плачешь? — Всё хорошо. Всё в порядке, Амональ, — улыбнулась Ватага, вытирая слёзы о плечо. — Не бойся за меня, я просто устала. Она погладила мальчика по волосам и оперлась о плечо Сороса. Перед глазами всё расплыва-лось. Ни один из дней, проведённых с Лоренцо, никогда так не напрягал её с самого своего начала, и теперь всё, чего она желала в этот момент — забыться. Сорос гортанно рыкнул с доса-ды и сказал: — Господин кузнец, я пҏошу пҏощения, что встҏеваю, но могу ли я отвести её в комнату? А то она даже до поҏога не успеет дойти, ноги пҏотянет. — Си́мон, уроженец герцогства Медведя, — представился хозяин. — Конечно-конечно, сейчас мой дом — ваш дом. Ступайте на второй этаж. Там комнаты готовые для вас. — Ладно, — сказал Гастан, — моя работа закончена, я тогда вернусь в патруль. — Иди-иди, волчонок, — бросил ему кузнец. Оборотень встал на четыре лапы и унёсся куда-то вдоль улицы. Симон распахнул перед Соросом, Ватагой и Амоналем входную дверь в дом и указал на лестницу, ведущую на второй этаж: — Если что случится, кричите. Ах, да! — вдруг спохватился он. — У нас в посёлке правило действует: если какая-то неприятная ситуация воз-никает с гостями, к месту сразу прибывают стражи. — Нас такая ситуация как ҏаз сюда и пеҏенесла, — сморщил ноздри ящер. Немного замеш-кавшись из-за седла, он, поддерживая подругу за пояс, аккуратно повёл её по лестнице. Уже наверху они вошли в спальню, и Сорос уложил чернокнижницу на постель. Едва её голова кос-нулась подушки, Ватага впала в долгожданное беспамятство. Сорос снял с эльфийки ботинки, чуть не запутавшись в длинных широких шнурках, и поставил их рядом с углом кровати. Девушка лежала на спине, вытянувшись в полный рост и сложив ладони на сердце. По телу то и дело пробегала мелкая дрожь, но она не тревожила беззвучного сна. Сорос тоскливо втянул в себя воздух и с шипением выпустил, безрадостно разглядывая хозяйку. Он очень боялся за её и так подорванное когда-то душевное здоровье. Тут вдруг он заметил, что чего-то не хватает. Обруч, наручи, митенки… Кулон! Аметистовый кулон на кожаном шнурке!.. Пропал. О, нет! Невозможно! Шнурок не мог просто так порваться! Разве что кто-то специально сорвал кулон… Как же Ватага расстроится, если узнает! Ведь кри-сталл аметиста был поддержкой для магического камня в жезле; если бы Ватагу лишили жезла, аметист бы помог вернуть его… Но ничего здесь не попишешь. Сорос сунул ей под ладони вы-шеупомянутый незаменимый жезл и вышел. — Сорос, Сорос! — негромко заголосил Амональ, подбегая к ступенькам. — Что там с мамой? — Всё пока хоҏошо, — покачал головой ящер. — Она действительно устала. Пҏичём, никогда такого не было. Но ты не волнуйся. Сам же помнишь, какая она сильная! — Это да, — оживлённо воскликнул мальчик и словно помолился: — Пусть с ней всё будет хорошо. Сорос тоскливо улыбнулся, услышав такое. Вдруг снаружи донёсся голос Симона: — Эй, паренёк, хочешь помочь в кузнечном деле? — О, пойдём, Сорос! — Амональ взбежал по ступенькам, схватил ящера за лапу и потянул за собой. — Слышал, тот добрый хозяин звал нас? — Слышал, — кивнул Сорос, повинуясь мальчику. — Пойдём. Они вышли во внутренний двор к кузнице. Амональ подбежал к Симону, что-то перебираю-щему на деревянном столе, и вытянулся в струнку с задорной улыбкой. Кузнец отвлёкся от свое-го дела, в знак уважения к мальчику сел перед ним на корточки и спросил на менельсирском с улыбкой: — Хочешь увидеть, как простой металл превращается в произведение искусства? — Хочу! — с готовностью распахнул юный эльф блестящие аметистовые глаза. — А ещё хочу быть полезным! — Вот этого задора я и ожидал, — с одобрением кивнул Симон. — На́ тебе ведро, принеси хо-лодной воды из колодца и налей вон в ту бочку. Да побольше. Сделаем тебе пару коротких клинков. Двумя руками обхватив ведро, Амональ, чуть ли не спотыкаясь, побежал к стоящему непода-лёку колодцу. Всё его детское существо охватил такой восторг, какой вряд ли будет наблюдать-ся, когда он станет юношей. Сорос усмехнулся, провожая его глазами, и с опасением спросил чисто для приличия: — Не ҏано ли ему ещё собственные кинжалы иметь? — Де-Вальди приказал. А вообще я так скажу: каждому своё. Я-то в свой десяток уже имел не только собственный нож, но и меч со щитом. И до сих пор храню их. Это подарки от гномьего кузнеца, который меня обучал. Жизнь вынудила быть в одиночестве, разве что иногда заявятся гости, как вы, или сослуживцы. В данную минуту я считаю своим долгом передать хотя бы ма-лейшие знания молодому умишке. Не пропадать же без дела. — Если вы одиноки, то не удивительно, что с детьми общаться умеете, — как можно мягче за-метил ящер. Он пристально вглядывался в лицо Симона, но долго не мог понять, что же в нём неправильно. Тёмная борода, волевой взгляд красноватых глаз, несколько шрамов, рассёкших скулы и нос… Когда же заметил, немного поник — у кузнеца не было бровей. — От такой жизни не нахватаешься, — пожал плечами Симон. — Скучно у оборотней. А по-сле их непереносимости спиртного… — он обречённо махнул рукой, непонятно ухмыляясь. Вдруг он встрепенулся и с подозрением покосился на зверя: — Слушай, а мне точно не мере-щится, что ты говоришь? — Если и так, что у всех вокҏуг меня уже тҏиста лет навязчивые слуховые иллюзии, — усмех-нулся тот. — Ну, и хвала Тарласу! Через пару минут мальчик вернулся, двумя руками держа меж расставленных ног почти до краёв наполненное ведро. Сорос носом помог ему вылить воду в указанную бочку. — Так, я что-то не вижу, что бочка полна воды! — оживился Симон. — Давай, мальчик, под-нажми! Два захода, и мы приступим к ещё более интересным вещам. Неизвестное дело и желание угодить старшему человеку быстрее грозы гнали Амоналя. Ещё два ведра с водой не без помощи соросова носа были опрокинуты в бочку. У маленького эльфа немного ныли плечи и пальцы, но всё же разгоревшаяся страсть к познанию заставила его от-бросить едва осмелившуюся подать о себе знак усталость. Его глаза живо сверкали, показывая нежелание ждать. — Ах ты ж, молодец какой! Вот, воды выпей, отдышись немного. Гляди, — Симон указал на большой каменный горн. Над пылающими углями висел на цепочке тигель, в котором уже что-то краснело и переливалось. Сбоку к кузнечной печи был прилажен приличных размеров мех. — Здесь мы работать и будем. Тебе задание: работать вот этой большой штукенцией с ручками. Хватаешься за верхнюю и с силой опускаешь, потом поднимаешь, опускаешь и поднимаешь. Тут, наверное, тебе придётся просить помощи ящера, если устанешь, или уж я тогда сам возь-мусь. — Н-нет, я сам! — с непогаснувшей улыбкой гаркнул Амональ, подходя к меху. Сорос закатил глаза, ухмыляясь: совершенно не похож на того маленького мальчика, измученного холодом и запуганного потерями, которого они буквально вчера освободили от невольничьих пут. * * * — Давай, давай, сильнее! — Симон подбросил в тигель какой-то порошок. — Больше жару надо! — Понял! — крикнул Амональ, сильнее нажимая на мех. От непривычной работы по лицу текли солёные капли, взмокли обрезанные до ушей волосы, едва окрепшее тело уже грозило сломиться, но ручки упрямо продолжали своё дело. — Стоп! — скомандовал кузнец. — Отпускай, отдохни немного. Надо теперь, чтобы само настоялось. Я пойду готовить формы для отливки и наковальню, а ты следи — крикнешь, когда кипеть будет. Он со смешком бросил юному эльфу на голову чистое полотенце и отошёл к стоящему у сте-ны столу. Симону нравился тот детский задор, с которым Амональ взялся за пособничество в кузнечном деле. Он видел, как в глазах мальчика отражалось, играло пламя печи… И, надо ска-зать, даже завидовал Де-Вальди, мол: «Был бы у меня такой сынок…» Сорос подошёл к юному эльфу сзади, помог вытереть голову и потом, повесив полотенце ему на шею, сам принялся сжимать мех передней лапой. — Ты смотҏи, не отвлекайся, — напомнил ящер, хотя не было необходимости: Амональ и без того внимательно смотрел за тем, как усилилось пламя в горниле, как первые пузырьки начали подниматься со дна тигеля, колыша светящийся золотым расплавленный металл… Когда Симон подозвал мальчика, Сорос только и успел стянуть с его плеч полотенце, чтобы не сжечь. Амо-наль не очень ловко двумя руками взялся за ручки кузнечных щипцов, снял с огня тигель и по-торопился к кузнецу. Извернувшись, по-детски выгибая спину, чтобы не пролить ни капли, он наполнил расплавленным металлом заготовленные формы, в краях которых явно угадывались силуэты коротких кинжалов. Симон приподнял руки над пылающими заготовками и, прикрыв глаза, что-то зашептал. С его ладоней слетели десятки голубых искорок, облепляя раскалённую материю, ярко сверкнули и потухли. Вдруг, повинуясь движениям рук кузнеца, обе формы поднялись в воздух над столом. Не спуская с них глаз, Симон отошёл к бочке и на пару секунд опустил их в воду. Потом он выло-жил ещё горячие заготовки на отдельно стоящий большой валун с плоским верхом, взял одну из них щипцами, опустил на наковальню и несколько раз ударил по ней молотом. Оставив заго-товку на ещё пылающих благодаря Соросу углях в печи, Симон проделал то же самое со второй. Затем он снова вернулся к первой, которая наново раскалилась, и застучал по ней меньшим мо-лотом, придавая правильную форму. — Эти кинжалы не будут обыкновенными кусками заточенного металла, — гордо приговари-вал кузнец, окуная заготовку в воду. — Мои изделия благодаря знаниям Элдурфалла никогда не получаются простыми по представлению людей. — Смотҏи, Амональ, — зазвучал над самым ушком мальчика голос Сороса. — Ты наблюдаешь не пҏосто за изготовлением ножей, а за ҏождением новых вещей, в котоҏые вложены частицы души того, кто их твоҏит. На секунду мальчик отвлёкся, непонимающе глянув на Симона — мол, как это так? заключать душу в создаваемую вещь и продолжать жить? — Так говорят, — пояснил кузнец. В его ладонях были уже почти готовые и уже остывшие ножи, но цвет их отчего-то был не серебристым с блеском, а матовым бурым. — Мы трудимся, создавая что-то новое. Если нам самим нравится наша работа, мы выполняем её с верностью и любовью. Многие, однако, создают лишь с целью сбыть, но тогда это значит, что они и работают ради денег, сжигая свою душу алчностью и не задумываясь о самих вещах — только бы заказчик был доволен. Вот, что я скажу: по-настоящему работает лишь тот, кто свободен. А что такое сво-бода? Ответь ты, ящер. — Эльфы считают, что свобода — это наличие выбоҏа, — недолго думая, выдал Сорос. — Только ваҏиантов для этого выбоҏа должно быть бесконечное множество и ни один не должен зависеть от внешних обстоятельств. ҏавносильно, когда у тебя после завеҏшения дел ещё целый день не занят впеҏеди и вдҏуг приходит в голову идея пҏогуляться; пҏи этом ты точно знаешь, куда идёшь и к кому, но так же ты и не знаешь, дойдёшь ты до цели или нет, и пҏи этом тебе точно известно, что тебя там очень ждут, но не ведают, когда ты заявишься в действительности. А ведь последнее ҏешение остаётся за тобой самим. — Скажи проще: эльф свободен, когда никому ничего не должен, — рассмеялся Симон, зата-чивая лезвия на специальном камне. — Кстати, да, — призадумался Сорос, — так и есть. Забыл слова «никому» и «ничего», пҏостите. — Только Драконы не часто благоприятствуют такой философии. Быть может, подобное от-ношение к свободе связано у эльфов ещё и с долгой жизнью. Куда людям-однодневкам за несме-няемыми хранителями лесов! И потому мы придерживаемся несколько иного взгляда, схожего с гномьим: мы свободны, когда заняты любимым делом. Это, как вы видите, касается меня: я сво-боден, потому что занят любимым делом и благодаря этому работаю хорошо. Мне повезло. — Мужчина оставил один из почти готовых кинжалов на столе, и на втором принялся выводить специальным стилусом витиеватые узоры. То же самое он проделал и с первым. Теперь ножи были полностью готовы. Симон взял их за лезвия, несколько секунд подержал в руках, любуясь, потом решительно развернулся к Амоналю: — А ну-ка, парнишка, вытяни руки. Мальчик послушно протянул ручки. Сердечко юного эльфа зашлось от странного душевного утомления, а в животе что-то неприятно сжалось на секунду от волнения. Тут же рукояти кин-жалов легли в его ладони… Ему стоило большого труда удержать руки на весу, но восторг пере-крывал усталость. — Как ты назовёшь их? — спросил Симон. — Я назову их… Тарлам и Гатлам — «огненный и ледяной языки», — негромко сказал Амо-наль. Сразу после этих слов клинки вдруг засветились и пропали. Вместо них на ладонях маль-чика застыли две небольшие руны, но и они, немного посветив синеватым, исчезли. — Молодчага, парень! — похлопал его по плечу кузнец. — Всё правильно понял. Эти две ру-ны изображают огонь и лёд. Теперь ты никогда не потеряешь эти кинжалы и сможешь в любой момент призвать их по своему желанию. Амональ некоторое время поражённо смотрел на свои руки, потом поднял взгляд на Симона и моргнул: — Как я могу отблагодарить вас за такой дар? — Не стоит, — смущённо махнул тот рукой. — Просто прими как есть. Слушай, — вдруг насторожился он и метнул в мальчика зажжённый взгляд, — а ты встречал когда-нибудь суккуб? Амональ сжал кулачки и нахмурился. Потом отрицательно помотал головой. У Сороса при слове «суккубы» задёргался загривок. Симон вдруг безумно улыбнулся, глядя в пустоту впереди себя, и неслышно забормотал на человеческом языке: «Я чую её. Это точно она. Сладость моя огненная, слабость моя демоническая. Она рядом. Она сейчас будет. Желанное видение, крыло моего сердца, искушение моей души… Мерисс!»