Леди и вор

Погода портилась, как и настроение шерифа. Пробежавшись кончиками пальцев по мокрым от дождя перилам, Эмма выверенными за годы движениями занесла руку к двери, но, вспомнив про звонок, сразу отдернула и сделала шаг назад, зависнув на верхнем порожке. Это напоминало танец. Танец женской разведки. Так и стояла, опустив глаза на коврик с затертой надписью «Добро пожаловать», пока не щелкнул замок. Эмма вздернула голову и встретилась лицом к лицу с хозяйкой, с размокших локонов упали капли воды. – Я по делу. Регина уступила. Шериф сегодня был при параде: кожаная курточка накалилась от холода, к левому каблуку прилепился опавший листик, а на ничем не защищенных от влаги бедрах джинсы потеряли свой цвет. Рыцарский образ был бы неполным без невидимого забрала из отчужденной собранности, несвойственной Эмме Свон. Не дожидаясь ответного приветствия, Эмма обошла гостиную полукругом, встав поближе к кухне, откуда исходило тепло и запах готовящейся пищи, от которого сразу свело желудок. Заигравшись в детектива, Свон не заметила, как пропустила обед, и ее организм не преминул напомнить о своих потребностях. – Что на этот раз? – спросила бывшая королева. Регина не сомневалась в намерениях шерифа. В чем-чем, а в нарушении личного пространства обвинить Свон она не могла. После инцидента в кафе… а именно так Миллс мысленно окрестила ситуацию, разбившую ее жизнь на до и после, они достигли хрупкого компромисса. Эмма так и не извинилась, посчитав неуместным просить прощение за то, что с гордостью занесла в список добрых дел, (спасение женщины в беде шло прямо после убийства дракона), а Регина была избавлена от необходимости их выслушивать. Инцидент – хорошее слово. Регина переняла его от местных властителей, как элемент политкорректности и бич нового мира. Резня в Боснии на долгие годы превратившая Балканы в пылающую точку на карте планеты – инцидент в Сараево; утечка смертельного вируса, унесшая жизни целого города – инцидент в Ракун-Сити; воссоединение семейств Гудов и Прекрасных, смешавшее все карты бывшей королеве – инцидент в кафе. Эмма не возвращалась к тем событиям, сведя общение с Региной к совместной опеке над сыном. И без того проблем хватало: выбор спортивной секции и расписание дополнительных занятий, карманные деньги, интерес Генри к девочкам, как и его отсутствие. Их сын, достигший возраста подросткового непослушания, сильно отличался от сверстников. Он уже разрушил Проклятие и жизнь тихого городка на берегу залива, продолжая с мальчишеским любопытством вмешиваться в происходящее в Сторибруке, влезая в чужие жизни, как другие – в соседские сады. Его глаза загорались, когда речь заходила о магии и драконах. Генри часами мог наблюдать, как упражняется с мечом его дед или как Робин Гуд поражает мишени и людские сердца. В своем воображении принц Генрих уже штурмовал невзятые высоты, ведя в бой собственную армию против огров в решающей битве. Тогда его лицо светилось решительностью и непреклонностью. В остальном мальчик остался капризным и лишенным ответственности. Это списывали на наследственность, стервозность Регины, и даже на его параноидальные стремления, о которых старались не говорить. Генри достались не самые хорошие гены, и отношения в семье простыми назвали бы только идиоты. Он рос без отца и положительного примера рядом. И Эмма знала: ничто не проходит бесследно. Детство – чудесная пора, когда разум сталкивается с иррациональными страхами, разбитыми надеждами и развенчанными авторитетами. Изломанная юность, как сорная трава, пускает корни глубоко в сердце и рождает монстров, подобных Шляпнику и Красной Королеве. Регина все реже виделась с сыном, а потому не сразу заметила происходящих перемен. Эмма же редко встречалась с приемной матерью Генри, а потому усталость на лице Миллс, замаскированная слоем косметики, долго ускользала от ее глаз, как и чувство тревожности, овладевшее бывшей королевой. А еще эта глупая тяга Регины к обелению, даже в одежде. Сегодня она выбрала молочно-белый костюм, который слегка полнил женщину. Возможно, таким способом Миллс пыталась скрыть потерю веса, обелить себя в глазах окружающих, в зеркале, но казалось, что она украла чужие краски. Тишина затянулась. Эмме хотелось избавиться от ненавистной куртки, размять ноги на мягком ковре, согреть ладони в сгибах дивана: – Ты не одна? – Что вас смущает? Эмма не знала, но допрашивать Миллс в присутствии посторонних – это как найти в своем доме вора. Первой не выдержала Регина: – Итак? – Кто-то вломился в обитель фей, – сообщила Эмма. – Кто-то достаточно дерзкий, чтобы бросить вызов Рул Горм, и недостаточно глупый, чтобы попасться? – заметила Регина. – Отметаешь от себя подозрения? – А должна? – Придется, – вымолвила Эмма. Стоять руки в боки перед Региной Миллс было как-то не по себе. Она почесала нос, пальцы оставались чертовски холодными, – ты же понимаешь… – Объяснитесь, шериф. Я все еще могу показать пару трюков на публику, но чтение мыслей не входит в арсенал Злой Королевы, а уж ваших тем более. Эмма объяснила, как могла. Брови хозяйки насмешливо изогнулись. – Не вижу ордера на обыск. – Не ищешь легких путей? – Не люблю, – призналась Регина, и в этом они со Свон оказались похожи. – Шериф, почему бы вам просто не спросить то, что вас волнует больше всего? Эмма фыркнула: – Провокационный вопрос. Если б она могла. Ее волновала куча вещей одновременно: откуда у нее аллергия на арахисовое масло? Плачь ребенка за тонкой стенкой, не дающий ей покоя вторую неделю подряд то ли от самих крикливых воплей, то ли от осознания собственной никчемности. Дети заставляли Эмму думать о себе. А еще ее хваленая способность распознавать ложь, которая отказывалась действовать на Регину. Свон поняла это слишком поздно, когда отношения настолько испортились, что ни о каком доверии уже не могло идти речи. А все началось c дурацкого вопроса на крыльце: «Любите ли вы сына?». Прими Эмма ответ Регины за чистую монету, как бы сложились их жизни? Но некоторые вопросы лучше оставить без ответов. – Ты укрыла пыльцу фей? – Мисс Свон, единственный вор в этом доме – вы. – Просто ответь. Не то, чтобы шериф Свон была щепетильной в трактовке закона. Волшебство принадлежало тем, кто умел им пользоваться. Эмму больше насторожила бы кража денег из жестяной банки в офисе шерифа, случись подобное. Она просто не понимала – зачем? Ее желудок сжался сначала от аппетитного запаха, идущего из кухни, потом от гари: – Ты что опять турновер готовишь? Регина бросилась наперерез, но Эмма оказалась проворней. Оценив обстановку на кухне, она выключила плиту и позволила хозяйке разбираться с последствиями своей стряпни. Из открытой духовки валил дым. Присев на корточки, Регина пыталась достать накалившийся противень: на ее лице отразилась гримаса разочарования и боли от обожженных рук. Эмма покачала головой и отвернулась. Регина Миллс словно сошла с телеэкрана, транслировавшего одну из кулинарных программ по кабельному, какие смотришь, имея под рукой лишь пиво и пиццу. Холеная женщина с маникюром за двести баксов, делящаяся незамысловатыми рецептами, как приготовить эскалоп с апельсинами или плавники акулы в медовом соусе. Эмма осклабилась: уж лучше Злая Королева, чем героиня сериала «Отчаянные домохозяйки». Следовало предупредить Робина, чтобы не ел стряпню королевы. Оказаться в хрустальном гробу вместо Белоснежки – убийственно для репутации разбойника. Эмма так и представила его заострившийся нос, торчащую клинышком бородку и бледно-розовые губы, над которыми склонились две женщины и целуют по очереди. Чей же поцелуй окажется истинным? Не в силах сдержать смех, Эмма чихнула. Пыль, покрывавшая обеденный стол, поднялась в воздух, осев на них с Региной. Эмма снова чихнула. Что-то было не так с рассыпанной по столу мукой. Свон не была кулинаром, но догадалась, что ни желток, ни даже горчица с ванилью не могли придать ей такой насыщенный золотистый цвет. – Мисс Свон! – Что! – Вы опять все испортили, – сказала Регина и села на табурет, нервно вытирая руки о полотенце, – впрочем, как всегда. – Что это было? – То, зачем вы сюда пришли, шериф. – Пыльца? – Эмма ничего не понимала. Украсть пыльцу фей, самый могущественный волшебный ингредиент, чтобы печь из него куличики? И это сделала Злая Королева во всем своем былом великолепии? Шериф Свон до последнего надеялась, что Регина не замешана в этом преступлении. От разочарования кровь хлынула к лицу шерифа. – Объясни, что здесь происходит! – Мама? Генри по-обезьяньи спустился с лестницы. Как бы сын не старался, его голова всегда выглядела либо косматой, либо волосы казались такими зализанными, как у Марлона Брандо, игравшего дона Карлеоне. Эмма забыла, что мальчик после уроков собрался навестить приемную мать, или он забыл ей сообщить о встрече. Она разберется позже. – И долго ты там подслушивал? – спросила она. – Больно надо. Вы и так кричали, – он насупился, как и любой нашкодивший подросток. Оценив урон, причиненный кухне, Генри посмотрел на матерей. – У вас получилось? – Получилось что? Эмма снова чихнула, и Регина услужливо протянула ей бумажное полотенце. – Эксперимент с пыльцой, как на уроках естествознания, что вела Мэри Маргарет. Тинкербелл украла ее у Голубой феи, поэтому пыльца могла ошибочно указать на того, кто не являлся истинной любовью мамы, ну, знаешь, как испорченный компас. – И поэтому Регина украла пыльцу у Голубой феи? – прервала его Эмма. – Она не крала! И ты изменила прошлое, хотя это и случилось после их первой встречи с Робином, а значит, вряд ли повлияло на их судьбу, -пытался объяснить ход своих мыслей ребенок. - Поэтому я предложил попробовать маме еще раз и узнать наверняка, кого выберет пыльца. Выберет. Не Регина. Пыльца. Эмма фыркнула, дивясь, насколько въедливая эта зараза. – Так у вас получилось? – спросил Генри, досадуя, что пропустил все интересное. – Нет, – хором ответили они, и Регина закатила глаза. – Поговорим об этом дома. Генри недоверчиво посмотрел на Эмму, но та была неумолима. Не то, что мама Регина. Мальчик стал собирать вещи: достал из-под дивана рюкзак, зашнуровал не по сезону одетые кеды, повозился с курткой. – Мам, ты в пыльце, – бросил он, не оборачиваясь, и выбежал на улицу. – Могу я воспользоваться ванной? Регина кивнула в ответ. – Не понимаю, – продолжала Эмма, умываясь, – почему он это сделал и главное, почему ты согласилась. Генри всегда был против использования магии. – Влияние мистера Голда, дорогая? Джонс говорил, что Голд опасен. Он имел все основания ненавидеть Темного мага и, хоть ненависть угасла со временем, причины, вызвавшие ее, никуда не испарились. Они все заложники этого чувства. Снежка ненавидела Регину за то, что та не заменила ей мать, отказалась стать женщиной на смертном ложе, и до последнего старалась остаться собой. Дэвид ненавидел Злую Королеву из-за Снежки, а Регина ненавидела Леопольда за попранную невинность и Снежку – за утраченную любовь. Крюк ненавидел Румпельштильцхена за смерть той, кого бы сдал в ближайшем порту в бордель, как поступал со всеми женщинами прежде. Это выглядело благородным, а благородство в море ценили больше золота. На самом деле, Крюк ненавидел Румпельштильцхена за унижение перед командой. Унижение, которое пират пронес через века. А Румпельштильцхен ненавидел их всех за собственную слабость. Брошенный отцом, он так и не одолел чувства вины, что оказался плохим сыном, и сам не смог состояться ни как муж, которому жена предпочла повесу пирата, ни как родитель, от которого сын сбежал в лучший из миров. И никто не мог простить, потому что прощение приходит лишь со смертью, а жизнь предлагает лишь понять и смириться. – С каких пор Генри слушает Румпельштильцхена? – задумалась Эмма. – Сама удивилась, а зная его упрямство, – Регина запнулась, – неужели вы думаете, что стоило оставлять этот маленький эксперимент бесконтрольным? В ее словах было столько горечи и надежды, которые с шипением засасывало вместе с водой в слив, что на секунду Эмме стало жалко бывшую королеву. На земле живет шесть миллиардов человек, но думать так о встрече со своей второй половинкой, что черпать одиночество гранеными стаканами из самой Леты. Говорят, любого из нас можно связать с другим цепочкой из шести знакомых. Закон больших величин. Кто знал, что он действует и в Зачарованном лесу, что, спасая Мэриан, Эмма воссоединит одну семью и разрушит другую, сделав всех несчастными? Она завернула кран: – Может, я сделала тебе одолжение. – Притащив сюда Мэриан? Мисс Свон, в следующей раз, когда мне потребуется подобная услуга, я обращусь к Мефистофелю. – Остынь, я не надеюсь когда-либо услышать от тебя благодарность. – К вопросу о воспитании. В вашей семье это не принято. – Не принято что? – Эмма сжала дверную ручку. – Извиняться. Регина уставилась на Свон, пораженная тем, что только что сказала шерифу. Ей ни к чему извинения Эммы, она хотела повернуть все вспять, заполнить дыру, образовавшуюся внутри хоть чем-то. Но разве шериф с отвисшим значком и стоящим на предохранителе Магнумом 84 калибра мог ей это дать? – У вас пятно на подбородке. Эмма схватила первое попавшееся полотенце, вызвав недовольство хозяйки, и с остервенением стала тереть шею. – Для счастья одной любви мало, и пыльца тебе не поможет. Дай объявление в газету или заведи кота. И то больше проку будет. Уж это Свон знала. Если б каждый раз, когда кто-то вокруг заговаривал о любви, Свон давали пенни, она бы выложила это слово на поверхности Луны так, чтобы его видели без телескопа. Нил, Джонс, чета Прекрасных, иногда они даже верили в то, о чем говорили. Тогда Эмма кивала головой, выслушивая очередной совет, не желая обидеть близких. – Посмотрим, насколько любят тебя, и насколько любишь ты. Миллс говорила об их отношениях с Джонсом без намеков, ревниво, честно. О Киллиане, поправила себя Эмма, и ее передернуло. Имя, которое она никогда не сможет произнести. Дурацкое имя «Убийственный Джонс», как ни сокращай, все равно звучит глупо и пафосно. Как Крюк. У них были сложные отношения, но Эмма не искала легких путей. Регина приблизилась к ней почти вплотную, грудь вперед, точно индюшка перед днем Благодарения. – Ты ничем не лучше меня в своем одиночестве, дорогая. – Но и не хуже. Эмма хлопнула дверью и сбежала по ступенькам. От каблуков разлетались брызги. Пахло свежестью и желудями. Очистив лобовое стекло от налипшей листвы, она завела мотор. Привычные, почти рефлекторные движения. Каждый раз их встреча начиналась с танца кончиков пальцев по гладкой поверхности перил и заканчивалась этим. Генри успел пристегнуться и теперь понуро смотрел на дом приемной матери, где прожил одиннадцать лет, и где жить больше не мог, но пытался. – Ты сердишься? – Нет, – соврала Эмма. – Не говори ничего мистеру Голду. Эмма повернулась к сыну, но от дальнейших расспросов мальчика спас треск помех ожившей рации. – Свон слушает. Что у вас? *** Когда полицейский кортеж скрылся, Регина разжала кулаки. Она была слишком расстроена и взвинчена, чтобы убираться. Не так Миллс планировала провести вечер с сыном. В духовке дымилось пригоревшее печенье, Эмма все же успела стащить с противня пару штук, а в воздухе витала пыльца фей, создавая иллюзию отмененного чуда. Хотела ли она, гадая на пыльце, разорвать цепь судьбы или убедиться, что Робин – ее единственный, несбыточный и желанный, Регина уже никогда не узнает. Из-за Свон. А та жила, не догадываясь про боль утраты, которую несла бывшая королева в своем сердце; что каждый раз, когда Регина поднимала голову после дождя, ища на небе радугу, ее ставили на место, а в малюсеньком окне виднелся лишь переплет тюремной решетки. Как же Миллс хотелось, чтобы Свон разделила с ней это чувство, как делила с ней сына. Эмма должна понять, что любовь в их Прекрасном семействе – мнимая величина, и как бы они ни старались управлять своими жизнями, они так и останутся в представлении остальных картонными образами Спасителя и Злой Королевы. Регина Миллс хотела справедливости, как раньше жаждала мести. Только как? В Сторибруке она оказалась зависимой не меньше парижской содержанки, разве что зависела не от денег, а от мнения сына и чужого волшебства. Рука ударила о крышку комода. Она подняла глаза на свое отражение, припухшие от слез карие глаза, и тут же отпрянула от зеркала. На нее смотрела чрезмерно худая блондинка, завернутая в голубой, струящийся по хрупким плечам шелк, а в ее заледенелой улыбке крылось обещание. – Кто ты? – Кто я, Регина Миллс? – разговор с отражением начинал смахивать на один из тех, что они вели с Арчи на сеансах психоанализа, – это тебе решать. Регина Миллс решила, что в Сторибруке ей нужен хотя бы один союзник среди стольких врагов и соперников.