Придумай меня живым

И все-таки ты глуп Шики. Ты мог бы жить как все нормальные люди. Но ты сам навесил на себя ярлык проклятия. Ты лишь играешь роль хладнокровного убийства и совсем не понимаешь, что такое настоящее проклятье. Твоя смерть нарисованная акварельными красками на идеально белой коже – детская игра. Ты не понимаешь. Ты сам рвешься в эту игру. А дети судьбы, отмеченные особым страданием рвутся отсюда прочь. Оглянись Шики. Поищи среди своих жертв – настоящих. Все безликие манекены. И с каждым убийством ты и сам обезличиваешься. Остановись. Найди в себе настоящее. Прекрати. Отпусти страдания и поймешь, что ты просто закрашиваешь свой цвет, пытаясь скрыть на нем пятно страха. Твой настоящий цвет другой. Ищи их Шики. Ищи настоящий взгляд. Ты можешь не верить мне сейчас, но однажды ты поймешь, то о чем я тебе говорю. Ты найдешь жизнь. Не потеряй её потом, не отпусти. И ты сможешь измениться. _________________________________________________________________________ Несмотря на то, что на небе уже взошла луна, стелящаяся под ноги ровным мягким светом, большое количество авантюристов, молодых охотников за удачей, да и не очень молодых, собралось возле отеля на границе нейтральной зоне. Столпившись полукругов, они переглядывались, улыбались, насмехались о чем-то разговаривали вполголоса, курили, но сохраняли некое подобие тишины. И в центре этого полукруга на складном небольшом стульчике, подогнув одну ногу так, чтобы, несмотря на низкое положение, он мог удобно подпереть коленом тускло блеснувшую лаком деку. Тонкие пальцы, украшенные короткими квадратными ногтями пережимают первый аккорд. Затем ловко перескакивают на второй. Ля Минор сменяется Фа мажоров и снова проворная рука соскакивает на До Минор, и тут же переходят на Ми Мажор. Уследить за играющим невозможно. Лучше просто слушать. Голос звонкий, немного грудной. Сразу не определишь, когда поет парень или девушка. Однако женственным этот голос не назвать. Ветер ломает под крыльями ночь, Пламя безумных, дай отогреться Песня последнего - сбыться и спеться - Смерть отшатнулась и кинулась прочь... А за спиной у крылатых коней Слышно дыханье железного бога. Он переступит черту у порога - Вот и закончилось кружево дней... Забавно, насмехаться над смертью в Тошиме. Но смелая певчая птичка, явно не боялась даже богов, чьи тотемы и образы до сих пор имеют в Тошиме почти такой же вес, как и жетоны. У тех, кто каждый день ходит по краю большой мясорубки не осталось ничего кроме веры. У сборища ублюдков, брошенных в пропасть Тошими, захлебывающихся в крови. Кого сюда что привело? Не важно. Голос увлекал совершенно всех. Казалось бы, даже если сейчас, кто-то в порыве заплакал или охваченный безумием сделал харакири – никто бы не заметил. На восьмой строчке голос затихает и кажется теряет силу. Притихает. И все начинают прислушиваться Я пришел тебя убить - встань! Только руку протяни … мне - Я вложу тебе в ладонь!... сталь - Здесь удача не в цене! Удивительно, но какой-то лихой юнец под одобрительные смешки вытягивает руку, замирает и тут же отдергивает встречаясь со спокойными, дерзкими глазами певца и снова набирает силу. Струны сорвутся - река подо льдом. Нет, мой народ не умеет просить!.. Слушай, охотник, балладу о том, Как нам до смерти не хочется жить Кровь протекает ручьем меж камней, Путь, как беззвездная ночь, одинок... Видишь - глаза мои просят - убей! Так почему ж ты роняешь клинок?! И неожиданно толпа расступается. Кто-то даже обращается в бегство, кто-то замирает. Вопль прерывает песню. Удивленный гитарист поднимает взгляд на того кто подошел. И усмехается. Так спокойно и необычно, примешивая еще какое-то чувство. Вжик. Поет катана и устремляется на юнца. Тонкое прекрасное, не оскверненное еще ничьей кровью лезвие заставляет парня приподнять голову и смело, без страха в необыкновенных синих глазах, посмотреть на подошедшего. -Чего молчишь? – пытается издеваться. Но не на того напал. - Убери катану. Мне неудобно Пожимает плечами юнец и получив желаемое без какого-либо намека на страх, снова поет. Я пришел тебя убить – (останавливается, мягко проводит большим пальцем по струнам выделяя) - жить! Только руку протяни… (поднимает глаза на мгновение) мне - Я вложу тебе в ладонь... (склоняет голову на бок и переводит взгляд на пальцы, зажимающие аккорд) нить - (С вызовом, легкой улыбкой) Здесь удача не в цене! А дальше так открыто и честно смотрит на оставшегося единственным слушателя и, кажется, обращается. Но глаза все-так же дерзко смеются. Что же ты смотришь? Цена велика! Делай по праву - железо, да сталь. Ведь никогда не дрожала рука - Будь милосерден - ударь! Только глаза отражались в глазах, Только ладонь оказалась пустой... И улыбалось в открытых дверях Небо кровавой чертой... Снова приглушает голос, поет по нарастающей, пригибаясь к деке, не смотря на Шики, делает ударения, задает голосом вопрос: Я пришел тебя убить - встань! Только руку протяни мне - Я вложу тебе в ладонь... сталь? И закончив, поднимается, коротко поклонившись, склоняет голову на бок, неторопливо, словно не ощущая опасности, которой буквально разит от неожиданного гостя, встает. Под насмешливый взгляд кровавых глаз. -Занятные у тебя глаза. -Может быть. -Ты видишь мир так же как все? Такими глазами? -Не знаю. Наверно. Мои глаза, как и твои не видят смысла. Шики вздрагивает. Эти странные речи и размеренный голос, необыкновенные сине-серые глаза. Напоминает кого-то. И от этого становится не по себе. Ухмылка. Нет. Звериный оскал. Взгляд полный насмешливости и легкой издевки. Резкий разворот и неожиданный гость уходит, скрывшись в тени высоток. Растворяется как тень в ночи. Охота не ждет. Никто не отменял пятиминуток, но ночному жнецу без устали скашивающему каждый день десяток жизней не будет покоя до тех пор пока его цель дышит. Или не дышит? Кто знает. .. Пепельноволосый до последнего провожает внушающего страх в целый город Иль-Рэ, и развернувшись идет в другую сторону. POV Акира. Две недели прошло. Мне до сих пор не вериться, что я смог сбежать. Спасибо тебе, Ину. Если бы не ты. Кхм… быть мне сейчас Гуинджи… Женой? Цирк. Как же вся эта гоп-компашка любит пух и перья. Такие шумные. Забавно, что Шики не понимает, что он и сам заражен любовью к блеску. Появляется, сопровождаемый криком в блестящем костюме, сверкает грозно глазами. Так и тянет поставить ему фингал и посмотреть, будет ли его лицо излучать такое же самодовольство. Хотя мне все равно. Сто раз перекручивал альтернативные ночи моего побега. А ведь план был сумасбродным, простым и таким понятным. Я даже не думал что такой банальный трюк с ними прокатит. Чувствую себя Спартаком, организовавшим восстание у Ботиата, кстати, у них с папочкой есть что-то общее, хоть первый и предпочитал девочек. Шикарный праздник по мнению Арбитро, закончившийся пьянкой. О да. Об этом празднике стоит только говорить и говорить. Думаю его вся Тошима не забудет. Интересно, как там Кау? Едва ли папочка догадается, что это он отвлекал охранников, пока я, изображая человека паука перелезал через высокий литой забор. До сих пор помню влажный холод решеток. Густой туман, потеряться в котором не составило бы туда, если бы я точно знал куда иду. А так. Вышел в пустоту. И все-таки, идея претвориться Шики. Пять балов за артистизм. Сверкающая в темноте катана, блеск мерзкого липкого латекса. Ко мне никто и подойти не смел. Мне не нужно было лишнее внимание в ту ночь. И Сейчас, я наконец-то свободен. Точнее я на пути к своей свободе. Но я уже сделал шаг и никто не посмеет меня остановить. Впереди драки. Жетоны. Схватка с Иль-Рэ. И вот тогда. Слышишь, мам? Тогда я вернусь и найду способ тебя вылечить. А если не найду? Тогда у меня будет отведено время чтобы хоть ненадолго претвориться, что у меня есть любящая семья. Ты будешь рада, что умираешь не одна. А я хоть ненадолго почувствую, что значит – иметь семью. И пусть это будет вкусная игра. Никто не встанет на моем пути. Как необыкновенно. Поднимаю голову в небо и вижу совсем другое, непривычное зрелище. Эта пугающе-притягательная алая полоска, которую я раньше так далеко видел в окне сейчас над головой. А в городе совсем другое небо. Темно-синее покрывало, забрызганное чьей-то кровью. Мервая луна над головой. Мертвые звезды. Коснувшись указательным пальцем тонкого колечка на безымянном пальце, не могу скрыть смешка. Гуинджи, «муж мой дорогой», а ты сейчас смотришь в небо? Конечно нет. Этим мы с тобой и различный. Ты все время вертишь головой и не видишь того, чего следовало бы увидеть. Не пытаешься узнать то, что следовало бы узнать. Помнишь ли ты, что я сдержал обещание? Мне восемнадцать и мы «женаты». Но на этом все. Эта игра, лишь для Тошимы. А я не намерен здесь оставаться. Ну а ты, не за что бы не ушел. Так Гуинджи? Значит ли это для тебя что-нибудь? Конечно, нет. Ты большой ребенок и для тебя это игра. Я подарю тебе на годовщину «Симсов». Уверен тебя затянет. Сейчас, я смотрю в небо, а ты гоняешь нариков… Даже немного грустно. Нет, Гуинджи, я не хочу быть игрушкой. Конец POV Акира А на другом конце города, надвинув на лоб ярко-красный капюшон, прямо на асфальте, шикоро раздвинув ноги, сидит чудаковатого вида татуированный блондин с ярко-голубыми глазами и смотрит в небо. А рядом, словно кукла лежит чей-то труп с широко распахнутыми глазами. Гуинджи, улыбаясь а-ля 32-норма, произносит на полтона ниже обычного: -Красивое небо, да? …. Фффф… Мать твою! Неразговорчивый какой! Ничего ты не понимаешь, обдолбанный синяк…. И обидевшись на труп, демонстративно отворачивается, снова пялясь на печальный безликий диск луны.