Я не могу заснуть

Время давно перевалило за полночь. Таканори тяжело и измученно вздохнул, удобнее устроился на спине и попытался расслабиться. Вся квартира давно погрузилась в оплетающую тишину, повсюду царил мрак, который ненавязчиво приглашал всех ко сну, но вокалист, как ни старался, заснуть не мог. Спал и Акира рядом, и пес в своей подстилке, и попугаи эти беспокойные, и Мацумото им всем искренне завидовал. Завидовал и из вредности надеялся, что кто-нибудь, да проснется, чтобы Руки не страдалось в одно лицо. А еще мужчина думал, насколько ему сегодня нужно было замучиться и устать, чтобы эта чертова боль в мышцах стала для него чем-то незначительным. Завтра ведь вставать рано, работы немерено: нужно выспаться и хорошо отдохнуть, но болезненно напряженные бедра и ягодицы не давали возможности ни расслабиться, ни отвлечься. Кровать — та же, мягкая; постель — та же, теплая, но ничего не спасало. И вроде бы с утра Таканори не чувствовал настолько неприятных ощущений — только обычные, тянущие, какие и должны сопровождать в первые занятия спортом после длительного перерыва. Однако к вечеру он готов был уже выть. Больно было ходить, стоять, подниматься и спускаться по лестнице, садиться на стул и вставать с него, даже лежать. Казалось, будто чем больше времени проходило, тем сильнее становилась эта боль, и теперь Таканори, приподнявшись на локтях, взглянул на свои бедра: они ныли так, словно через каждый сантиметр кожи ему делали внутримышечную инъекцию каким-то раздувающим мышцы веществом. Все напряжено, все болит. А самое дурацкое то, что Мацумото ничего не мог придумать, чтобы что-то исправить. Вокалист измученно шлепнулся на подушку и вдруг услышал такой же как и его тяжелый вздох и шевеление под боком. Рейта перевалился ближе к середине кровати и, не открывая глаз, забормотал: — Ты чего не спишь? — через несколько секунд раздалось в тишине. Голос блондина ото сна казался простуженным, но Така знал — басист здоров как бык. — Не получается заснуть, — спокойно отвечал Мацумото. Он был искренне удивлен пробуждению блондина, ведь тот не отличался чутким сном никогда. — Опять мыслями ночными себя насилуешь? — продолжил басист. — Не-а. Аки, у меня ляхи болят. И знал бы ты, как сильно, — честно признался темноволосый. Он ожидал от Акиры любой реакции, но в первую очередь — фразочки вроде: «Я же говорил». Но басист почему-то так ничего и не произнес, только лениво поднялся с постели, включил ночник на тумбе рядом с кроватью и достал из этой же тумбы какой-то тюбик. По комнате разлился тусклый свет, и силуэты обрели свои цвета. Таканори недовольно прищурился от резких лучей, однако они не помешали ему проследить за траекторией блондина: он обошел их кровать и присел на край Мацумото, не спеша и максимально осторожно перекладывая его ноги себе на колени. Вокалист проскользил взглядом по теневым контурам чужого профиля. Блондин казался заспанным, с красными, как показалось вокалисту, глазами, будто с бодунища. Сейчас на его лице не было ни масок, ни макияжа, ничего из типичных атрибутов, но для Таканори именно такой образ был роднее и привычнее, хоть он не раз признавал, что косметика делает Сузуки привлекательнее. — Показывай, где болит, — буркнул блондин и открутил крышечку согревающего крема. — Вот здесь, — Руки поднялся с постели и провел ладонью по передней поверхности бедра. — И сзади тоже. И попа. — Ну, этого следовало ожидать, — беззлобно усмехнулся басист. Он плавно выдавил крем на кожу в указанном месте, затем закрутил крышечку и отложил мазь. — Я же говорил тебе, — продолжал Сузуки, а внутренний голосок Таканори усмехнулся чужой предсказуемости, — что использовать комплекс приседаний для профессиональных легкоатлетов — это очень неудачная идея? — Говорил, — отвечал вокалист виновато. Акира на секунду взглянул на своего Таканори и улыбнулся его наивности. — А еще говорил, чтобы ты не перестарался в первый день, да? — Да, — в подтверждение своих слов Мацумото кивнул. Сузуки снова беззлобно усмехнулся и перевел свое внимание на ноги перед собой. Сперва он размазывал прохладный липкий крем по гладкой коже, затем ладонью осторожно сжимал, гибкими пальцами массировал болезненную напряженность. Так нежно и так любяще, что у нее не было и шанса сохраниться. — Нужно немного растянуть. Но наутро снова будет болеть. Как проснусь — наберу тебе ванну. Вокалист снова молча кивнул, потому как ему больше ничего и не оставалось, кроме как смотреть с благодарностью на своего музыканта с такими волшебными пальцами, ведь облегчение ощущалось. И Таканори понимал, что в спортивных вопросах главный — Акира, Мацумото безукоризненно признавал его авторитет, вот только не любил слушаться. И этот некий протест привел вот к такому результату. Пока Рейта аккуратно массировал мышцы второй ноги, Мацумото увлекся воспоминаниями. Мысленно он перенесся в тот злополучный день, после которого все предопределилось именно так, а никак иначе. За два дня до... — Черт, — выругался вокалист. Он стоял перед большим зеркалом и оценивающе осматривал себя в нем. — Я, кажется, поправился. С темных прядок на плечи падали холодные капли, свидетельствующие о том, что Мацумото недавно вышел из душа. Полотенце на бедрах ради приличия. Недовольный взгляд в отражении на Акиру. — Ты помнишь случайные фотки моей задницы с концертов? — продолжал темноволосый. Он снова и снова оглядывал себя со всех сторон, недовольно хмурился, замечая изъяны. И его ничуть не беспокоило, что басист мог до сих пор спать — утро не раннее, но вставать светловолосому все равно было нужно. А Акира уже давно и не спал, однако подниматься не спешил — лениво потягивался в постели и нежился в теплых одеялах. Утро такое немерзкое, это даже казалось странным. Может, потому что блондин выспался? Рейта до последнего старался не вовлекаться в беседу: тема внешности для вокалиста не то, что бы больная — скорее опасная, потому как любое неосторожно брошенное слово могло превратить Мацумото в параноика. И, в принципе, это касалось не только темы внешности. Таканори перфекционист. И тому, как он выглядит, уделяет большое значение. — Она тощей была, — недовольно подметил Руки. — А теперь? — наконец подал голос Сузуки. Он старался не обращать внимание ни на что, даже глаз не открыл. — А теперь — круглая, Аки. И животик, кажется, появился. — Ну… Ты стал аппетитнее, — бормотал Акира снова. Хмурый взгляд в отражении был переведен на басиста, но в глазах тут же появилась теплота, а на губах показалась улыбка. Сузуки приоткрыл веки, сразу попадая в зрительный контакт через зеркало, и ответно улыбнулся отражению Таканори. — И я не понимаю твоего недовольства, Така. Лично меня все устраивает. Аппетитность эта твоя даже какой-то сексуальности добавляет, что ли… — Но я должен не аппетитность сохранять, а форму, — усмехнулся Таканори. Он в два шага преодолел расстояние от зеркала к кровати и уселся с краю своей половины. Голос его был мягким, он улыбался, вроде все хорошо, и паранойя, вроде бы, не грозила. — Ты знаешь, — Акира приподнялся в постели на локтях. — Я думал, что тебе важно мое мнение. — Оно и важно, — оправдывался младший. — Ну тогда мотай на ус: меня все устраивает, потому что я тебя люблю, наверное. Так что, я думаю, что меня не смутит, даже если тебя разнесет так, что ты не пройдешь в дверной проем. Ты сейчас хорош, так что не думай о ерунде. Акира, довольный собой, откинулся на подушку и положил ладони за голову. — Да мне и в голову не приходило, что ты можешь быть чем-то недоволен. Просто мне самому не совсем комфортно чувствовать себя полненьким. — Ну тогда ты можешь сходить в зал, — лениво протянул блондин, а Таканори цокнул. — Тогда там подумают, что я реально поправился и пришел худеть, а я хочу, чтобы все думали, что я слежу за собой. Лучше я похудею немного сам, а потом пойду в зал. — Крайне странная логика, Таканори.

***

Басист медленно приблизил голень Мацумото к бедру, сгибая его ногу в колене. Растяжение мышц сопровождала тянущая боль, отрезвляющая, заставляющая Таканори вернуться в настоящее и, дернувшись, тихо зашипеть от дискомфорта. — Извини, — пробормотал Сузуки. — Слишком быстро, наверное. Акира продолжал теперь уже медленней и осторожней растягивал мышцы все больше, до плотного сгиба. — Вот ты знаешь, Акира, твой поступок этот… Вместо тысячи слов любви, правда. Спасибо тебе огромное. — Ты чего это? — бросил блондин, не отвлекаясь от работы. — Да я, будучи таким уставшим, наверное черта с два бы встал. А ты вон, проснулся, сидишь, ляжки мне мнешь, хоть и видно по тебе, что тебя вот-вот вырубит. — Надеюсь, мне не нужно озвучивать, почему я это делаю? — Не нужно. Я тебя тоже. Очень, — Таканори улыбнулся, видя, как губы Сузуки также растягиваются в улыбке. И после этой фразы музыканты больше ничего не произносили. Продолжал Акира уже в полной тишине, и, судя по всему, его массаж оказался очень эффективным: вскоре, после того, как он закончил, комната вновь окунулась в темноту и приятную тишину, а мужчины в ней — погрузились в крепкий сон.