***
Оказывается, неспособность починить исчезательный шкаф в Выручай-комнате была не самой большой проблемой Драко. Самой большой была навязчивая мысль расчленить грязнокровку и скормить ее конечности единорогам, надеясь, что они станут менее единорожистыми и, блять, очаровательными после этого. У него нёбо чесалось, когда он видел эти пятна смущения на ее лице – надо же, тухлый Уизел обратил внимание на еще более тухлую Грейнджер и облапал ее на глазах у всей школы. Странно, что трусы с нее не стянул. Драко попытался что-то написать, но вспомнил, что его учебник свалился под стол. Пришлось материться и лезть за ним, поскольку, используй он сейчас магию, чтобы поднять его, то он, скорее всего, случайно применил бы Непростительное, которое, не менее случайно, прилетело бы грязнокровке прямо в голову. Вот же блядство. Еще и Забини ебется где-то с одной из Гринграсс, вместо того чтобы быть здесь и нести чушь ради его спокойствия. Грейнджер как-то приторно хохотнула, и Малфой решил, что ему немедленно нужно выблевать ужин. Наконец, учебник лежал на столе, и он пялился на его название, пытаясь вспомнить, почему он взял именно его. Ах да. Подготовка к экзамену по Трансфигурации, до которого еще почти два месяца, но к которому все равно нужно готовиться, ведь он благополучно пропустил несколько тем, пока грязнокровка делала за него все домашние. Он чувствовал себя придурком. Строчки расплывались перед глазами и никак не хотели влезать в голову. Драко уже пожалел о своем решении пойти позаниматься. Нужно было остаться в гостиной и пошугать первокурсников. Или выгнать всех из общей спальни, привести Пэнси и посадить на колени перед собой. Она всегда отсасывала, как первоклассная блядь. Грейнджер снова рассмеялась. Драко постарался сохранить самообладание, но потом чуть не сломал перо пополам. Не смотри на них. О, да, хороший совет. Не стал бы, даже если бы мне заплатили. Но ты смотришь. Иди на хуй. Грейнджер подвинулась, и теперь Уизли сидел рядом с ней на скамейке и улыбался, как будто ему привалило наследство и ему больше не придется носить обноски своих братьев и жрать отходы дома на каникулах. Поттер что-то рассказывал, Грейнджер хихикала, Малфой закипал. Перед тем, как он убьет Дамблдора, он заставит этого старикана повыгонять к хуям всех гриффиндорцев из школы, потому что они – позор всего магического сообщества. Эта мысль настолько воодушевила Драко, что он сам не заметил, как принялся за уроки.***
Его отвлекло то, что кто-то опустил книгу прямо на рукопись, которая лежала перед ним и из которой он выписывал в свой конспект необходимые тезисы. Человек, сделавший это, вполне вероятно, имел бессмертие. Он сжал зубы и спросил без вопросительной интонации. – Ну, и что это. И только потом поднял глаза. Грейнджер стояла перед ним с сумкой, переброшенной через плечо, и с таким бесконечным пиздецом на голове, что захотелось стукнуть ее этой книгой в лоб. – Это шутка такая? – спросил он и откинулся спиной назад, автоматически скрещивая руки. Грязнокровка сдула прядь волос с лица и вскинула вверх подбородок. – Просто хотела сказать, что ты потратил час своей жизни на ерунду – данные в этой рукописи неточные. Профессор Макгонагалл сказала. – А мне ты это говоришь по доброте душевной? Он улыбнулся и вдруг завис, глядя на то, как румянец расползается по ее щекам. Он уже видел этот румянец – такой же злой и яркий, как и тот яростный блеск в глазах, когда она разревелась тогда, в лесу, собирая кровь с его лица руками. У него болезненно стоял, а еще колотило, как вымокшего под дождем щенка, но он готов был поклясться, что такого жгучего кайфа не испытывал ни разу в жизни. Ему как будто вкололи в вены что-то запрещенное, смесь магии и кислоты, размазали по нёбу, втёрли в язык и рассыпали стеклянной крошкой по горлу. Он уходил от нее, давясь всем этим и впитывая, не шел – буквально бежал, потому что с каждым новым шагом сердце стучало все сильнее и сильнее. А Тень хохотала, как ненормальная, и от ее хохота хотелось взлететь на высоту, которую даже птицы боятся покорить, а потом сигануть вниз со всей дури. И просто разбиться. Тогда не было бы щемящего чувства безысходности, от которого он никуда не может деться уже несколько месяцев. Не было бы сдавливающей виски ответственности, страха и чувств – гадких, липких, черных, как грязь или летучий порох. Чувств. – Ты способен просто принять помощь, Малфой? – От друзей – да. А ты кто такая? Он покрутил перо в руке и огляделся по сторонам. В библиотеке уже почти не было людей, только парочка младшекурсников старательно выводили что-то в своих тетрадях, да миссис Пинс косилась на них из своего угла. Грейнджер вздохнула так красноречиво, словно даже слушать его ей было невмоготу. – Слушай, я сама просидела за этим заданием шесть часов, прежде чем поняла, что некоторые данные не сходятся. Хочешь и дальше тратить время впустую – пожалуйста. Но если из-за этого ты не явишься на патрулирование вовремя, то будь так добр – не психуй, когда я доложу об этом директору. И она просто свалила. Соблазн кинуть ей в спину «аваду» был так велик, что Малфой еле сдержался. Он посмотрел на книгу, которую она ему дала – он не видел эту книгу на полках, значит, она либо принадлежала грязнокровке, либо старухе Макгонагалл. Еще один шанс получить ее и сделать всю работу вовремя ему вряд ли представился бы. И, как бы громко Драко ни вопил о том, что ему похер на школу и образование, его никогда не устраивали оценки ниже, чем «Превосходно».***
Патрулировать школу было намного веселее, когда они делали это вчетвером: он, грязнокровка, Пэнси и Уизел. Выводить из себя гриффиндорцев было чем-то вроде хорошего напитка перед сном – действовало успокаивающе и расслабляло. Обычно они с Пэнс шли позади и злили рыжего, умирая от смеха, когда Грейнджер дергала его за рукав, не позволяя ответить. Или они с Пэнс отставали и зажимались по углам, а потом выныривали из-за случайных поворотов, пугая этих придурков до усрачки. Сегодня же Пэнси пришлось подняться с Уизли на верхние этажи, а они с Грейнджер спустились на первый, чтобы патрулировать нижние. Грейнджер была до унылого тихой, всю дорогу светила палочкой в какой-то клочок бумаги и даже не реагировала на него. Ску-ка. Драко посветил в одну из картин «люмосом», мужик на картине заматерился так, как людям его эпохи материться вообще не свойственно. Малфоя это позабавило, и дальше он уже шел бодрее, спрятав одну руку в карман и насвистывая незамысловатую песенку себе под нос. В школе царила кладбищенская тишина. Они прошли третий этаж и лестницу. Драко все ждал, когда грязнокровка запутается в собственных ногах и рухнет рожей в пол, но этого не происходило, что было странно, ведь она вообще не смотрела под ноги. На третьем этаже им не удалось перейти в правое крыло по ступенькам, так как лестнице приспичило поменять направление, и им пришлось идти в обход – дорогой, которая была длиннее в два раза. – Ты можешь уже прекратить? – спросила Грейнджер, как раз в ту минуту, когда он дошел до припева своей песенки и насвистывал его в два раза усерднее. Она остановилась, как вкопанная и потерла пальцем лоб. – Я не могу сосредоточиться. Малфой-таки досвистел мелодию до точки и обошел грязнокровку вокруг, чтобы посмотреть в лицо. – Здесь кромешная темнота, а тебе, зубриле, я бы посоветовал на патрулировании именно патрулировать, а не ломать свои жалкие зубы о гранит науки. Он указал взглядом на клочок бумаги в ее руке. – Мои зубы не жалкие, – как-то слишком уж зло прорычала она. – Мои родители дантисты. – То есть я должен знать, что обозначает это слово? – Господи, Малфой, ты невыносим. Ты можешь просто молча идти и все? Хоть раз оставить меня в покое и заниматься тем, чем было велено? – Обязательно зубрить прямо сейчас? Ему, в самом деле, было интересно. Нет, правда. Другого времени не нашлось? – Это не уроки. Хэллоуин на следующей неделе, мы с Роном назначены ответственными за праздник, а я в этом ничего не понимаю, потому что… И она вдруг уставилась на него, как будто не веря, что вообще делится с ним этим. Потом помотала головой и пошла дальше. Драко закатил глаза. – Кто вообще сказал, что этот магловский праздник достоин того, чтобы его как-то праздновать? – Это интересный праздник, Малфой. Я любила его в детстве. – Не сомневаюсь. Но… Серьезно, Грейнджер? Волшебникам разве не должно быть омерзительно наряжаться в нечисть и пугать друг друга? В смысле… Мы не ущербные маглы, у нас есть живая нечисть. Тролли, вампиры, призраки. Впусти в наш мир хоть одного магла, и они наделают полные штаны от вида захудалого садового гнома. Он обогнал ее и свернул в следующий неширокий коридор. Картины тут же заворчали, когда им в лица попал свет от волшебной палочки. Драко оскалился и начал светить еще сильнее. – Ты не прав, ясно? – Ты же не думаешь, что меня волнует твое мнение? Она шагала за ним и говорила в спину: – Какие праздники ты сам любил в детстве? Волшебный мир мало отличается от обычного в этом: Рождество, День Святого Валентина, Хэллоуин. Это весело. Драко развернулся и широко улыбнулся, когда грязнокровка от неожиданности влепилась носом в узел его галстука. – Пробить в твоей голове дыру молотком и смотреть, как мозги вытекают на пол – вот что весело. Она сжала зубы. Малфой осознал, что ему уже не скучно. – И вот, ты снова тот же Малфой, который всех гнобит. – Не всех, а только тебя, идиотка, – хохотнул он. Грейнджер обогнала его и поперлась впереди. – Знать бы еще, за что такая честь. Он вдруг понял, что светит палочкой в ее задницу. Задница была ужасной, Мерлин. Плоской и вообще не выпуклой – то ли дело Пэнси и ее аппетитные формы. Грейнджер даже бедрами не виляла – все девчонки на их курсе виляли (все без исключения), а эта сука не виляла. Малфой подумал, что однажды она обрастет мхом, потому что ни одна живая душа не захочет выпачкаться настолько, чтобы лечь с ней в одну постель. – Кто вообще решил, что это вы с рыжим планируете Хэллоуин? Не то чтобы я горел желанием, но с каких это пор моего мнения даже не спрашивают? Они вышли в холл, что обозначало, что четвертый этаж благополучно проверен: никаких нарушителей, никакого Пивза, никаких ебущихся по углам старшекурсников. Дальше их пути расходились – ей нужно было подниматься наверх, в башню Гриффиндора, а ему – спускаться в подземелье в гостиную Слизерина. И ему вдруг стало странно, что он не свалил в ту же секунду, а затормозил на верхней ступеньке и продолжил разговаривать с ней. Что за пиздец? – Это обсуждалось на собрании, но, постойте-ка! Ты ведь не ходишь на собрания, какой сюрприз, – она поморгала своими глазами, и Драко обнаружил, что на ней слишком обтягивающий свитер. – Так что прости, Малфой. На этот раз мы обойдемся без тебя. И, кстати, я пыталась подойти к Пэнси с этим вопросом, но она сделала вид, что я привидение, и посмотрела сквозь меня. Твоя подружка тебя достойна, вы официально самая гармоничная пара в школе. – Не слишком ли ты распизделась? Все шло к конфликту. Так, как он любил. Она полыхала и вся светилась желанием разругаться в хлам. Так, как он любил. Она даже смотрела слегка насмешливо, гордо и высокомерно. Так. Блять. Как он любил. – Ты задал вопрос – я тебе ответила. И когда она оказалась так близко? Или это… ебаная… – Лестница! – заорал он, теряя равновесие. Грейнджер машинально протянула руку, хватая его за рукав. Еще секунда, и лестница бы отъехала, а они дружным сцепом полетели бы в пролет вниз головой, но он успел затащить ее на свою ступеньку перед тем, как конструкция начала двигаться – медленно, грузно, скрипя железными рычагами на весь чертов коридор. Он вцепился в перила рукой и отшатнулся назад – его нихуя не прельщали такие способы передвижения. Грейнджер отскочила от него и тоже обхватила рукой деревянную балку с другой стороны. Ее волосы выбились из пучка и рассыпались по плечам так пиздецки уродливо. Малфой подумал, что это последнее, на что он должен был обращать внимание в тот момент, когда сраная лестница двигалась, меняя свое направление. Грохот стоял невообразимый, а примерно на середине пути их просто подкинуло, и Драко больно ударился затылком, сползая вниз, прямо на ступеньки. Еще один толчок. – Блять, она издевается?! Грейнджер тоже села, очевидно, решив, что так будет меньше трясти. По всему выходило, что гребаная лестница не собиралась менять направление, она решила просто описать круг и встать на то же место, где была. Двигалась она медленно, громко, и лучше было вообще не шевелиться, потому что от следующего толчка был риск свалиться вниз. Он посмотрел на Грейнджер. Она сидела и не дышала, уставившись на него в ответ. В темноте ее глаза горели то ли страхом, то ли адреналином – хер его разберешь, и Драко до боли в груди захотелось вспомнить вкус ее губ. Вкус ее слез и отчаяния, вкус жизни, крови, грязи и медового печенья. Вкус ее слабости и ее силы. Ее настоящий вкус. Она не моргала и, кажется, не дышала. Сидела напротив – так близко, что можно было податься вперед, опереться на одно колено и оказаться прямо между ее разведенных ног. Завалить ее прямо здесь и просто сминать худое тело в руках, вжимать в себя, гладить руками, притягивать, трогать… Вдыхать. Она бы скулила и ерзала, а он пачкался о ее кожу, облизывал ее лицо, сжирал эти слои грязи один за другим, пытаясь насытиться. Толкаясь, злясь, ненавидя, но целуя, проникая, впуская в себя. Целиком. Лестница с грохотом встала на место. Драко закрыл глаза и сделал глубокий вдох, дожидаясь, пока грязнокровка уйдет, ничего не сказав. Что-то происходило с ним. Что-то неправильное и ужасное.