***
Если бы Драко посвятил Забини в свой план – он бы его не пустил. Встал бы в дверях, свел брови и начал угрожать. Возможно, даже направил бы на него палочку – Драко не знает всех особенностей своего друга. План был проще некуда: пробраться в кабинет Снейпа, когда он уйдет к себе, и воспользоваться его камином, чтобы свалить из школы. В выходной никто бы его не хватился, и у него в распоряжении было бы несколько часов, чтобы выполнить свою задумку. Всего парочка дел: наведаться в «Горбин и Бэрк» и разузнать побольше об исчезательном шкафе, отправить письмо Беллатрисе, а потом через портал в одном из магловских районов пробраться в Больницу Святого Мунго, чтобы… Да хрен его знает, зачем. Узнать, жива ли еще Кэти Белл или окочурилась от проклятья, названия которого даже сам Драко не знал? Просто посмотреть и понять, что вот она, здесь, настоящая, а та, что в его снах – лишь иллюзия, ее нет, просто нужно вычеркнуть ее из головы. Все дело было в снах и в том, как сильно последние события давили на него. У него чесалась Метка, и иногда вечерами, рассматривая уродливую змеиную морду на своей руке, Драко думал – а в чем смысл Метки? Это всего лишь знак преданности Темному Лорду или же он как-то воздействует на них через эти омерзительные знаки на их телах? Имеет ли Волан-де-Морт власть над ним или ему достаточно того, что он повесил на младшего Малфоя самое ответственное и отвратительное задание, которое автоматически стало клеймом на совести? Иногда он накручивал себя так сильно, что был уверен – Темный Лорд имеет возможность следить за каждым его действием через Метку и даже читать его мысли. Впиваться своим уродливым взглядом в его душу и чувствовать, как он, слышать, как он, дышать, как будто это он дышит, а не Драко. Подобными образами он загонял себя в такую беспросветную глушь собственных мыслей, что выгребал из них с огромным трудом. Ему стали тяжело даваться уроки. Нет, он все понимал, это ведь элементарная школьная программа – просто он не слушал, чаще думая о чем-то другом, нежели о предмете. Драко все больше времени проводил в Выручай-комнате, стараясь разгадать загадку Исчезательного шкафа, но он все еще оставался пыльным бесполезным куском дерева, который сгодится лишь для того, чтобы держать в нем корм для моли. И не было никаких изменений в его жизни, дни просто текли в раздумьях, бесконечном хождении ночью по коридору, в патрулированиях, посиделках в библиотеке за забором из книг, в разговорах со Снейпом, которые раздражали все сильнее, душили и напоминали о том, что времени остается все меньше, а выхода все еще нет. – Это не ваше дело, – уверенно сказал Драко бывшему зельевару однажды вечером, когда он вызвал юношу для разговора. – Ошибаешься. Удивительно, как хладнокровно Снейп выглядел внешне, при этом задевая в разговоре такие темы, о которых просто невозможно говорить со спокойным лицом и этой его ленивой монотонной подачей фраз. Драко даже завидовал его выдержке. – Нет, не ошибаюсь, – Драко поправил манжет на своей рубашке. Он чувствовал себя чрезвычайно уязвимым под взглядом этих глаз, которые словно видели его насквозь. – Я получил приказ… – И до сих пор не сделал ничего, чтобы приблизиться к его выполнению. – Я сделал достаточно! – Ты о выходке с ожерельем? Очень умно. Собрал на себя все подозрения. Сейчас только ленивый не болтает о том, что ты – Пожиратель смерти. – Это только домыслы тупых гриффиндорцев, или вы верите в клевету, профессор? – он нагло надавил на последнее слово, показывая – как ты со мной, так и я. – Как вы там любите говорить? А. Точно. Прошу предоставить доказательства. Они у вас есть? – Не язви мне! Ты должен делать свою работу, а вместо этого занимаешься черт знает чем… Стоп. О чем это он? Драко пробежался взглядом по его лицу, пытаясь понять – что он знает? Что он имеет в виду? Но лицо, как лицо – без эмоций, холодное, бледное. Не имел в виду ничего конкретного? С какой целью были сказаны эти слова? И ласковый шепот внутри головы: Он ничего не знает, Малфой. Не будь параноиком. Собрался в секунду – ни капли растерянности, только уверенный взгляд и язвительность, насквозь прошивающая слова: – Я знаю, вас приставили ко мне нянькой, но ваша опека только мешает. Отстаньте от меня, и, может быть, у меня будет гораздо больше времени для выполнения задания. Снейп больше ничего не сказал, и Драко поспешил удалиться из его кабинета, до последнего ощущая внимательный взгляд между лопатками. Он не будет думать об этом. Ему и без того есть чем заняться. Кроме всего этого, ему остро не хватало присутствия Грейнджер в его жизни. Да, в последнее время она присутствовала лишь визуально – где-то там, вдалеке. Но этого хватало хотя бы для того, чтобы дышать. Сейчас же ее не было, и Драко все более четко ощущал, как вокруг его шеи затягивается удавка. Потому что ему хватило бы кудрявой макушки, мелькнувшей в дверях Большого зала. Упрямо вздернутой вверх руки на уроке. Голоса, отчеканивающего домашнюю работу назубок. Наставляющего «Не так, Невилл, в другую сторону, Невилл, переверни страницу, Невилл». Она, сука, просто уехала, ничего не сказав. Не то чтобы она обязана была отчитываться, но Драко хотел бы знать заранее, как долго ее не будет. И планирует ли она, блять, вообще возвращаться, наконец?! Неделя прошла, а от нее ни слова. Однажды Драко настолько отчаялся, что после завтрака подлетел к Поттеру, прекрасно зная, что сова притащила ему письмо. – Где Грейнджер? – напролом, без приветствий. Какая бестактность, Драко, ужас, куда делись твои манеры?! Поттер так офигел, что рюкзак свалился с его плеча и плюхнулся на пол с грохотом. Он посмотрел на Уизли, стоящего рядом, потом обратно на Малфоя и наигранно произнес: – О, а я забыл тебя поставить в известность? Прости великодушно. Чтобы вы знали – Поттер играть не умел. Язвить тоже. Получалось это у него крайне нелепо и по-детски. Малфой скривился и предпринял вторую попытку: – У тебя мозг не закипел, пока ты мне красноречивый ответ придумывал? Вон, смотри, дым через шрам попер. Поттер закатил глаза и наклонился, чтобы поднять рюкзак. – Даже говорить с тобой не хочу. – В чем проблема, а? Я задал простой вопрос, ты знаешь, что мы с Грейнджер работаем вместе, так что лучше потрудись… – Нет, – гриффиндорец выпрямился и заглянул Драко прямо в глаза, да так мерзко, что захотелось толкнуть его изо всех сил, чтобы он отбил задницу о скамейку. – Я думаю, что вместе со своим гадским приказным тоном, своим ядом и с тем, что там еще идет с тобой в комплекте, ты просто пойдешь в задницу. Малфой внезапно почувствовал прилив сил. Ему словно прибавили энергии, и он улыбнулся, глядя на Поттера сверху вниз. – Знаешь, я даже баллы с тебя снимать не стану. Я просто хочу, чтобы ты запомнил, Поттер, что вот за эту выходку ты ответишь. Он похлопал шрамоголового по плечу и ушел. Новостей от Грейнджер он не узнал, а расспрашивать других гриффиндорцев в жизни бы не рискнул – и так уже привлек достаточно внимания. Оставалось просто убеждать самого себя, что ему до нее нет дела. Хорошо, что у него была большая практика в этом деле. Грейнджер, Снейп, Поттер, исчезательный шкаф, его сны и дурные мысли – все это с такой скоростью крутилось водоворотом в голове, что решение как-то пришло само собой. Он должен был сделать все в эти выходные. Разобраться хотя бы с частью дерьма в своей жизни, решить проблемы со сном, сделать хоть что-нибудь, чтобы перестать чувствовать себя выдохшимся. Забини бы точно убил его за этот глупый план, но, когда он уходил, Забини был занят важным разговором о трусиках, которые оставила в его мантии одна из девчонок.***
– Дорогая, заварить тебе чай? – наверное, хорошо, что папа заглянул, потому что иначе пошел бы третий час, как она сидела, глядя в одну точку в окне. Это Гермиона должна была поддерживать его, а не наоборот. Потому что она всегда была сильнее. Если бы ее отец знал, что она пережила к своему возрасту, он бы, наверное, сошел с ума. Потому что для него даже дьявольские силки, из которых им с Гарри и Роном пришлось выпутываться на первом курсе, показались бы самым страшным кошмаром, а что говорить о василиске? Об оборотне, дементорах, троллях и враждебно настроенных кентаврах? Она многое рассказывала родителям о Хогвартсе, но, если бы она рассказывала все, то они бы больше никогда не смогли нормально спать. – Спасибо, пап, я лучше прогуляюсь. Он дал ей зонт и дождевик, который Гермиона не стала брать, потому что это явно был перебор. Отец всегда был излишне предусмотрителен. Гермиона знала, чем он займется, когда она уйдет – начнет звонить в больницу, несмотря на то, что они делали это пару часов назад. Мама была в порядке. У нее была небольшая операция на сердце – ничего, что нельзя было бы исправить. Гермиона прочитала об этом столько информации, что вывела врачей из себя подозрительными вопросами. Они выставили ее из больницы на третий день. Все остальное время она сидела дома, смотрела в окно, пыталась читать и не думать о том, что происходит в Хогвартсе. Близилось Рождество, и отец вдруг вспомнил, что они с мамой выбросили старую елку в прошлом году, и придется покупать новую. Они привели в порядок елочные игрушки – папа чихал от пыли, а Гермиона осознала, что ей приятно делать что-то такое простое без помощи магии. За две недели она написала несколько писем для Гарри, одно для Рона (все равно не ответит), отправила сову в Нору и вежливо отказалась от приглашения миссис Уизли погостить у них на каникулах. Если все пройдет по плану, то мама будет дома в Рождество, и Гермиона хотела бы быть с ней в этот день. Небо темнело, хотя до темноты было еще далеко – близился снегопад. Тяжелые тучи плыли над домами, они были так низко, что казалось, будто они царапают синими лапами крыши домов. Гермиона прошла до конца улицы, потом свернула и сделала небольшой круг, оказавшись в своем любимом квартале. Здесь было многолюдно – вечер выходного дня жители предпочитали проводить в компании друзей, собирались в барах и на покрытых инеем скамейках маленького парка – смеялись, спорили, выпивали. Они вели себя, как простые маглы, и Гермиона думала о том, что могла бы быть такой же. Закончить школу, поступить в университет. Завести роман с однокурсником, найти квартирку в самом дешевом районе Лондона, ходить на рынок по выходным. Она могла бы жить спокойной жизнью, если бы однажды не обнаружила в себе дар. Да, именно дар – Гермиона никогда бы не посмела подумать о своих способностях, как о проклятье, потому что, как бы не было страшно порой, сколько бы ужасных вещей не происходило – это было частью ее мира, который она любила всей душой. В ее планах была прогулка – настолько долгая, пока пальцы на ногах не окоченеют. Потом чашка горячего шоколада в закусочной на углу. Возможно, покупка елки и парочки новых игрушек. Она рассуждала о том, есть ли необходимость присмотреться к подаркам для Гарри и Рона здесь, в Лондоне, или все же лучше купить им магические вещи в Косом переулке, когда увидела знакомую фигуру, вальяжно продвигающуюся к светофору. Она замерла, не в силах поверить. Не может этого быть. Гермиона помотала головой, решив, что от холода у нее начались галлюцинации. Но нет. Галлюцинация была вполне реальной! Фигура ускорилась. Светофор последний раз мигнул зеленым, а потом включил желтый, который горел всего пару секунд. Когда загорелся красный, фигура тоже не сочла нужным остановиться, и Гермиона успела шагнуть навстречу и перехватить знакомый силуэт за секунду до полной неизбежности. Потянула рывком на себя за рукав. – Ты совсем больной, Малфой?! В голове не укладывалось! Мало того, что лезет на красный цвет прямо под колеса машины, так еще и… Здесь? В магловском тихом районе? Какого дракла он тут забыл – тоже воздухом подышать вышел? Но, тем не менее, Малфой. Живой, настоящий и злой, как черти из ада. Стоял и смотрел на нее так, словно увидел призрак давно усопшей прабабки. Долго так смотрел, пристально. А Гермиона пыталась понять, вспоминала ли она о нем хоть раз за все эти дни? Поняла, что нет – не вспоминала. Сложно было благодарить ситуацию, которая вытеснила все мысли из ее головы на этот период, но она была рада, что Малфой вместе со своими придирками, своими невыносимыми словами и проклятыми глазами остался за дверью Хогвартса, как только она покинула его. Гермиона успела оглядеться и обнаружить, что они стоят совершенно одни посреди тротуара, когда он, наконец, ожил, выдергивая рукав своего пальто из ее ладони. – Какого хрена ты здесь делаешь? Логичный вопрос, только вот… – Хочу спросить тебя о том же, потому что это магловский район, а тебя с такими местами связывает лишь то, что ты их ненавидишь!***
Грейнджер. Он что, блять, вызвал какого-то духа желаний? Каким святым хреном она оказалась здесь? Еще и смотрит нагло, будто он зашел на ее территорию или… правда? Да пошел ты, Малфой, нет никакой ее территории, она просто имеет привычку вечно попадаться на пути! И, да, Драко отчаянно желал увидеть ее еще час назад, когда писал письмо для Беллатрисы, распинаясь в словах, но ЧЕРТ ПОДЕРИ! – Тогда считай, что я пришел сюда из чувства мазохизма. Все? Я ответил на твой вопрос? По лицу Грейнджер было понятно, что не ответил. Она скользнула ледяным взглядом по его щекам и подбородку (Малфой напрягся), потом по застегнутому наглухо пальто вниз, до самых ботинок. Снова в глаза – какая смелая девочка, вы посмотрите на нее. Давно ли блюдца свои перестала прятать за вихрами волос? – Что сделало тебя таким, Малфой? Только не говори, что все слизеринцы такие априори – это не так. Твои друзья не такие. Они иногда прикрываются маской высокомерия, но они чувствуют. Они живые и горячие, они не боятся открываться людям, заботиться, любить. Малфой расхохотался: – Грейнджер собралась поговорить со мной о любви? Сейчас? Здесь? – А в этом есть смысл? Ты не умеешь любить. – Не говори о том, о чем не имеешь понятия. – О, правда? Кого ты любил? Паркинсон? А я думала, ты просто спал с ней, когда тебе хотелось. Забини? Его забота действительно всегда была тебе удобна. Родителей? – Закрой свой поганый рот! – закричал на нее, заставив проглотить воздух и несколько раз моргнуть, а потом словно сам пожалел, потому что... Не сейчас. Он может поорать на нее позже. Сейчас нужно больше ее глаз и дыхания клубами пара в воздух. Ее острых, как лезвия фраз, вброшенных в разговоре. Думает, что жалит его, но лишь разогревает, возбуждает, поджигает. Хорошая. – Кажется, ты забыла, чем закончился наш предыдущий разговор на эту тему? Ох. Опасная зона. Говорить о той ночи было его собственным табу, он и вспоминать-то ее не хотел, только если случайно. Он ждал, что Грейнджер затрясется от страха или ярости, что бросится на него, выпустив коготки, а может, уйдет, оскорбившись? Но она вдруг улыбнулась ядовито и скрестила руки на груди: – Ты больше не тронешь меня. Ух ты, вот как. – Записалась в предсказательницы? – Просто знаю. Знает она, ну надо же. Сука тупая. Он отвернулся. Нужны ли были слова, если она так уверена в своей правоте? Стоило ли переубеждать ее, заставлять снова держаться подальше? Честно? Он больше не выдержал бы Грейнджер подальше, он слишком долго боролся с ней, слишком долго пытался вернуть себе ее внимание, и вот. Она говорит с ним. Язвит, колется, дарит улыбки – ядовитые, наглые, но улыбки. Упрямство взяло над ним верх, и он продолжал молчать, сверля взглядом полотно дороги, по которой с мерзким гудением ползли магловские автомобили, практически врезаясь друг в друга. Эта странная херовина с красным, желтым и зеленым кружочками, мигнула, и автомобили встали, как по команде. Кучка людей, собравшихся на обочине, двинулась по дороге на другую сторону. Драко вздохнул. Убогие маглы. Как они вообще переносили сами себя? Грейнджер нарушила молчание: – Ты так и не сказал, что делаешь здесь. Как получилось, что ее голос раздражал Драко так сильно, что он готов был придушить ее на глазах у всех этих маглов? Драко посмотрел на нее, приподняв брови: – Мне перед тобой отчитаться? Грейнджер мерзко фыркнула: – Обойдусь. Догадаться нетрудно. Либо ты искал меня – что маловероятно, куда моей персоне до твоего внимания. Либо тебе нужен портал, ведущий в больницу Святого Мунго – это единственное зачарованное место здесь, так что... Она замолчала, взволнованно уставившись на него. Ее щеки раскраснелись, и Драко снова подумал, что она единственная девчонка, которой так идет румянец. Блядство. Он уже совсем свихнулся, должно быть, раз признает, что она… что? Красива? Привлекательна? Мила? Тьфу. Мила. Есть ли вообще такое понятие в лексиконе Драко? Люди в его окружении могут быть милыми? И с каких это ебаных пор Грейнджер – это «люди в его окружении»? Тем временем Грейнджер продолжила сверлить его взглядом до тех пор, пока осознание не затопило кофейную радужку ее глаз. Она в ужасе открыла рот. Драко застонал: – О, Грейнджер, только давай без нотаций, ладно? Она закрыла себе рот рукой, но Малфой все равно расслышал ее бубнеж. Она сказала: – О Боже, Гарри был прав. И Драко захотелось бросить ее под машину. – Ну разумеется, святой Поттер всегда прав! Я же сказал – без нотаций. Она подошла ближе, что свидетельствовало о ее желании наброситься на него с обвинениями. Малфой против воли стиснул пальцы на палочке, лежащей в кармане пальто. – Это ты напал на Кэти после праздника. – Давай доказательства или вали отсюда, ясно тебе? – Доказательства? Ты сбежал из школы, ты направляешься в Больницу Святого Мунго! – она глубоко вдохнула и следующие слова проговорила вполголоса. – И у тебя Метка. Он схватил ее за руку и подтащил вплотную к себе: – Заткнись, Мерлин! – Почему я должна заткнуться? Ты сам мне ее показал. – Грейнджер, у тебя талант выводить меня из себя, ты в курсе? Иди куда шла, не лезь не в свои дела, и будешь жить! Расхохоталась. Идиотка, ну как можно быть такой глупой? – Давай, продолжай угрожать мне. Зачем ты идешь туда? Хочешь проверить, долго ли ей осталось? – Малфой стиснул зубы и ухмыльнулся. Грейнджер задержала взгляд на его губах, испуганно выдохнула. – Или ты хочешь... ? Малфой выпустил ее руку и оттолкнул ее от себя, выкрикивая: – Ты совсем долбанулась, что ли?! – А что еще тебе там делать?! М? В жизни не поверю, что ты о ее здоровье беспокоишься! Драко замолчал и отвернулся, не зная, куда деть взгляд. Что он должен сказать ей? Что эти сны делают из него психа? Что прошлой ночью он орал на всю гостиную, потому что не мог проснуться? Что теперь ему снилась не только кровь Кэти, но и части ее тела, на которые он натыкался, пытаясь выплыть? Мерлин, да он готов на многое, лишь бы это прекратилось! Рассказать ей об этом? Стать слабым в ее глазах? Да кто она вообще такая? Но рассказывать не пришлось, потому что Грейнджер в секунду притихла, словно мышь, и принялась рассматривать его, будто он был какой-то ебучей движущейся картиной на хогвартской стене. Или очередной диковинной скотиной, притащенной Хагридом на урок. А потом она заговорила, и лучше бы она молчала, так у Драко хотя бы остались бы причины ненавидеть ее. – Ты... – нерешительный шаг в его сторону. – Ты хотел проверить, в порядке ли она? И тихой может быть, и скромной. И мразью последней – прямо-таки природный талант. Драко задержал дыхание и ничего не ответил. Да блять, почему снова она? Мерлин. Как только он пытался сделать что-то важное или необходимое в своей жизни, она образовывалась рядом, как гребаный знак, а вот что именно это означало, ему еще предстояло разгадать. А он не хотел разгадывать, он не хотел ее на своем пути, он хотел просто сделать то, что нужно, и начать нормально спать. Вот и все. Небо над головой серело, мелкие мокрые снежинки пробрасывали, оседая на одежде. Грейнджер, видимо, ждала его ответа. Он не собирался ей отвечать. Перебьется. Ни одного слова за последний месяц, потом пара фраз и снова пропала на гребанную неделю. Пошла. В задницу. Пусть сама додумывает, у нее это прекрасно получается. Она постояла рядом еще полминуты, сверля его выжидающим взглядом. Потом отвернулась и посмотрела на другую сторону дороги, туда, где находилась эта злосчастная телефонная будка – портал. – В общем... Ты можешь попытаться пройти туда, но на 5 этаже, в отделении, где лежит Кэти, тебя будет ждать мракоборец. Они проверят твою палочку, чтобы установить личность, и... Это привлечет внимание, как ты понимаешь. Драко посмотрел на нее. – Откуда ты знаешь? Грейнджер закатила глаза: – Я читала. Выходит, все было бессмысленным? Черт, он почувствовал себя идиотом, потому что даже не предусмотрел таких вещей. Белл попала в больницу из-за проклятья, значит, ее определили в отделение «Недуги от заклятий». Надо быть полным придурком, чтобы сунуться туда, будучи сыном Люциуса Малфоя и племянником Беллатрисы Лестрейндж. А если бы его поймали? Если бы установили личность, и слухи о том, что он был в Мунго, разлетелись по всему магическому Лондону? Одному Салазару известно, чем все могло бы кончиться для него... Становилось темней и холодней. Трехцветная хрень еще дважды «пропустила» людей на другую сторону дороги, а он все стоял и молчал. Грейнджер топталась рядом, кутая пальцы в рукава куртки. Нужно было уходить. Совершенно не хотелось. Влажный запах Хогвартса в последние дни разжижал его мозг. Сосредоточиться на учебе не получалось, потому что каменные потолки в кабинетах давили на плечи мертвым грузом, и даже, кажется, по-настоящему болела шея. Было ли дело в отсутствии в школе Грейнджер? Или просто его доламывало осознанием, что прошло уже почти полгода, а он так и не приблизился к разгадке того, как ему выполнить задание, не налажав еще больше? На него давила ответственность и, что уж скрывать, страх. После случая с Кэти Белл он перестал нормально спать, а если грохнет Дамблдора, то, наверное, дышать нормально перестанет, потому что, как бы он не старался мыслить позитивно и ненавидеть все, что связано с Хогвартсом – он не хотел становиться убийцей. Никогда не хотел. – Ты вообще собираешься возвращаться в школу? Спросил не для того, чтобы спросить, а потому что хотел знать. Потому что задолбала, серьезно. Сколько уже можно, а? Грязнокровка посмотрела на него с удивлением, а потом опустила взгляд и принялась рассматривать шнурки на своих кроссовках. Он что… смутил ее? Да блять. Кроссовки у нее, к слову, были идиотские (как и все в Грейнджер) – простенькие, блекло-серые, с черными шнурками и… все. Скучные. Пэнси в жизни не надела бы ничего подобного, да и любая девчонка на Слизерине. И снова. Он снова сравнивал ее с Пэнси или даже не так – он сравнивал Пэнси с ней, не просто считая, что тут есть смысл сравнивать. Он словно искал в Грейнджер недостатки, чтобы доказать самому себе – все это в его голове и в его груди, все эти трепыхания в штанах и под сердцем при виде нее – просто блажь. Нет никаких «чувств» (пха), нет ничего, он все еще ненавидит ее до приступов сухого кашля и острой рези в глазах. – Я бы ответила, Малфой, но только это не твое дело. Драко вновь почувствовал желание сжать ладонь на ее глотке. Ох, как же давно он этого не делал. Не прижимал ее к стене, не наваливался всем телом, не чувствовал биения ее пульса под своими пальцами. Он так… соскучился по ее телу в своих руках. – Ну вот, ты снова меня раздражаешь. – Будто когда-то было иначе. Это был провал. Про-ва-ли-ще. Когда она посмотрела ему в глаза, улыбнувшись – он улыбнулся в ответ.***
Драко вернулся в школу затемно и, практически наткнувшись на блуждающего по подземелью Филча, еще раз убедился, что уходить было хуевой идеей. Он не добился ничего, он лишь рискнул своим положением в школе, и вот теперь пора уже было включить голову и обдумывать каждый свой шаг так, словно от этого зависит его жизнь. Тем более, так оно и было. Пора было прекращать играть с огнем. Осторожность. Внимательность. Осведомленность. Отныне только так. Может быть, Забини что-то подмешал в чай, который наколдовал ему перед сном, но спал он, словно младенец. Впервые за месяц.***
Нотт закатил маленькую вечеринку перед балом и выгнал из гостиной всю малышню. Драко не пил. Он сидел в своем кресле посреди гостиной и наблюдал за тем, как парни пытаются накачать алкоголем девчонок. – Полегче, – попросил он, потому что Даф уже выглядела пьяной, и, судя по хихиканью Паркинсон – та была недалеко от нее. – Иначе они до Большого зала не дойдут. Забини жестом попросил его заткнуться. Драко состроил ему гримасу, но больше их действия не комментировал, только кривил губы в подобие улыбки каждый раз, когда кто-то пытался шутить. За час гостиная почти битком набилась старшекурсниками. Бухло появлялось будто из воздуха, народ пьянел, а Драко раздражался, потому что не разделял всеобщего ликования. Это Забини с родителями поедет кататься на лыжах на все каникулы. Это родители Даф и Астории свалят, оставив их одних в семейном поместье на целую неделю. Это к Гойлу приедут родственники, это Нотт собирается ходить на вечеринки каждый день. Драко же ждёт другое. Ужины с отцом, Тёмным Лордом и другими Пожирателями Смерти. Улыбки такие же искусственные, как ногти Паркинсон, и последние силы, тщетно затраченные на попытки не показывать страха. Его ждут просто запредельно охуительные каникулы, вот это отдохнет, так отдохнет! К ним присоединились парни из команды: Ургхарт, Блетчли и Монтегю. Несмотря на то, что капитанство в начале года перешло к Ургхарту, Грэхэм Монтегю все еще занимал более устойчивую позицию среди сокурсников. Так, именно он занял второе свободное кресло и, вальяжно расположившись в нем, задорно подмигнул Драко. – Повеселимся сегодня, а, Малфой? Слизеринец пожал плечами. В его планах веселья не было. – Если вы не надеретесь в сопли и не создадите проблем. Парни заржали: – Посмотрите, каким он стал правильным старостой. – Как думаете, сколько баллов Драко сдерет сегодня с ебущихся по углам парочек? – чем пьянее Теодор, тем тупее его шутки, Малфой понял это сто лет назад. Гойл пьяно хихикнул над ним и начал икать. Драко слушал их треп и чувствовал себя так, словно он на шоу идиотов. Каким образом это нравилось ему раньше? Бухать до зеленых соплей и обсуждать, кто кого трахает – вот уж удовольствие. Видимо, он скривился, потому что в следующую секунду он почувствовал взгляд Блейза на себе. Немое «порядок?». Кивнул, отворачиваясь. Крэбб забросил ноги на стол. – Ставлю сотню галлеонов на то, что первыми за перепихом будут застуканы гриффиндорцы. Драко открыл рот, чтобы ответить ему, но Блейз опередил его, хлопнув Крэбба по плечу. – Ну, явно не ты, Винсент, это ж сколько девчонка выпить должна?! Гостиная взорвалась от смеха. Крэбб попытался скрыть обиду за оскалом, а Забини получил еще один кивок, на этот раз – благодарный. Ургхарт, Драко и Монтегю немного поговорили о том, как будут проходить тренировки после каникул, посмеялись, вспоминая предыдущую игру, и перебросились парой идей. А потом на колени Малфоя скользнула Пэнс, и парни отошли от него, многозначительно переглянувшись. Драко закипел. Пэнси была пьяной. Ей шел алкоголь в малых количествах – он рисовал на ее щеках естественный румянец, а не искусственный, заставлял ее глаза блестеть, а ноги раздвигаться шире. Она была горяча под градусом, но сейчас она явно перебрала и забыла о нерушимом правиле – не трогать трезвого Малфоя. Ее ноготки мягко царапнули его шею, и она что-то промурлыкала на ухо. Драко сидел, не двигаясь. Он чувствовал себя камнем, бесчувственным чурбаном, человеком без сердца вообще, потому что ничего нигде не теплело, не екало, желание не поднималось наружу, словно он вообще потерял способность желать. Никак. Пэнси – красивая, чувственная, женственная. Пухлые губы, длинные гладкие волосы, нежная смуглая кожа, пышная грудь. Черное платье с кружевом едва скрывает аппетитную попу, никаких колготок на стройных ногах, и – Драко был уверен – никакого белья. Каждый в этой гостиной порвал бы стояком штаны, если бы она села к нему вот так, но Малфой… Он ничего не чувствовал. Пэнси расстаралась для него – он знал это. Она пахла новыми духами, волосы ее были уложены иначе, а макияж не был столь ярким, потому что она ЗНАЛА, как раздражает Малфоя излишняя краска на лице. Она надела черное платье, потому что знала, что он будет в черном. Она смотрела на него сейчас, и не было похоти в ее взгляде. Была любовь. Драко почувствовал, как внутри него что-то поджарилось, превращаясь в уголь. – Пэнс, – он позвал очень тихо, он хотел, чтобы шум вечеринки заглушил его слова, чтобы их услышала только она. Пэнси подогнула одну ногу и устроилась удобнее – так, что ее лицо оказалось рядом с его шеей. Она глубоко втянула его запах носом. – Драко… Ты так пахнешь. Как моя амортенция, – она хихикнула. Малфой положил ладонь на ее талию, чтобы она не свалилась с его колен. – Ты пьяна, Паркинсон. – Ты знаешь, что это правда. Ты – моя амортенция. Он вспомнил тот урок Зельеварения, когда Слизнорт притащил эту любовную дурь в класс. Пэнси и тогда говорила что-то о его запахе, но он не слушал. У него в черепной коробке разрывался собственный ураган, потому что его амортенция пахла, как Грейнджер. Уже тогда. Значило ли это что-то? Тогда, когда единственным, что ему нужно было от Грейнджер – была доза. Значило ли это, что у него уже тогда не было выбора? Что он был погружен в нее, словно в болото, и выхода не было, он не сбежал бы, и не сбежит теперь… Он весь в ней, в ее запахе, в ее грязи, в цвете ее глаз. Даже сейчас – ее нет рядом, ее даже в замке нет, а она словно внутри, и нет сил бороться, врать себе. Больше нет. У него опустились руки. Грейнджер нужна была ему, как бы сильно он ни старался врать самому себе. Она была нужна. Воздух. Запах. Амортенция. Пэнси приподняла голову и потянулась к его губам. Драко почувствовал такую нестерпимую боль в груди, словно ему сломали ребра. Когда ее губы коснулись его. Не то. Вкус не тот, запах не тот. Слишком мягко, слишком податливо. Ему нужно твердо, несладко и строптиво. Нужно сталкиваться зубами, до крови и рвущегося из горла крика. Нужно от страсти гореть, разрывать одежду, целовать так глубоко, чтобы было больно, а воздух заканчивался в легких. Ему нужны цепкие пальцы в волосах, а не ласковые, нежные. Нужны дорожки разорванной кожи по спине и шее, нужны поцелуи-укусы, следы на подбородке, сбитые пальцы, твердое тело, которое можно сжимать до синяков. Ему нужна маленькая грудь в ладонях, светлые волосы, в которых запутаются пальцы. Ему нужны тихие стоны, которые придется вытрахивать, выпрашивать, а не постановочно-сладкие, тягучие, глубокие. Ему нужно… Нужна. Когда Пэнси лизнула его губу языком в очередной раз, Драко отвел голову. Паркинсон заморгала и распахнула глаза, уставившись на него. – Что-то не так? Драко поднял руку, провел пальцами по ее щеке. Кивнул. – Да, Пэнс. Да. Все не так. Она улыбнулась. – Я не красила губы сегодня. – Дело не в этом, знаешь, – это, пожалуй, был первый случай, когда Драко ГОВОРИЛ с ней. Не рычал, не орал, не ебал, затыкая ладонью рот. Говорил. Наверное, даже излишне нежно… – Дело не в помаде. Дело в том, что ты мне совершенно, абсолютно не нужна. Она заморгала. – Драко, ты же не… – Да, Пэнс. Давно пора было. Она засмеялась, и слезы покатились по ее щекам. Драко попытался найти внутри себя того зверя, что любит чужие слезы и питается ими, как вампир питается кровью, но не нашел. Наверное, потому что ее слезы в данный момент совсем не приносили ему удовольствия. Он не хотел, чтобы Пэнси плакала. Она вцепилась в его рубашку: – Нет. Нет… Драко, я некрасивая? Я что-то делаю не так? Стой, подожди, ты должен сказать, что ты пошутил, скажи мне… – Я не шучу. – Ты не расстанешься со мной. – Мы не встречались, Пэнс, открой глаза. Он видел, что Тео и Блейз косятся на них, и Дафна перестала хихикать, явно стараясь подслушать. Пэнси судорожно заморгала, пытаясь скрыть слезы, но они уже текли по ее щекам, делая их мокрыми. – Так, – она провела рукой по его груди. – Подожди, ты ведь не подумал, да? Тебе нужно подумать. – Мерлин, Пэнс, мне не нужно думать, я и так говорю то, что думаю – ты не нужна мне. Мне не нужны твои поцелуи, твои гребанные чувства – никогда не были нужны. Я использовал только твое тело, но и оно мне уже наскучило, понимаешь? Ты не нужна. Мне. Видишь? Ты сидишь на моих коленях полуголая, а у меня даже не стоит. Я тебя не хочу. Ее глаза вспыхнули, а губы плотно сжались. Она шепнула ему в лицо: – А кого ты хочешь? Драко хотел выкрикнуть «никого», но слова зацепились за что-то глубоко в груди. Он только открыл рот и закрыл его обратно. Не мог говорить. Пэнси снова пьяно захохотала, стирая слезы с лица. – Ее, да? Крепко сжал свою руку, сминая ткань ее платья, дергая на себя. – Заткнись. – Я знаю, кого ты хочешь. Тебе самому не противно, Драко, она же… Она… Притянул к себе так близко, что Паркинсон задохнулась на секунду. Зашептал в ухо, не обращая внимания на ее задушенный писк. – Подумай хорошенько, подумай трижды, Паркинсон, прежде чем открывать свой рот. Ты можешь играть с кем угодно, только не со мной. Она вырвалась и испуганно захлопала ресницами. Смотрела на него и молча проклинала. Он знал, что она говорила с ним – молчаливо, взглядом. Говорила много и горько, может быть, даже лепила пощечины одну за другой. Она говорила, как низко он пал, что ниже только сам ад, куда ему самое место. А Драко смотрел на темно-коричневую ярость в ее глазах и чувствовал, что она послушается его. Снова послушается, не будет болтать. Когда она отвернулась, Драко погладил ее по щеке и с ухмылкой сказал: – Умница, – а потом спихнул ее с колен, давая понять, что посиделки закончились. Проговорил уже для всех. – Сворачивайтесь. Чтобы все были в Большом зале через десять минут. Пэнси осталась стоять на месте, сверля его злым взглядом. Блейз похлопал его сзади по спине. – Идем. Еще переодеться нужно.***
Драко смотрел на себя в зеркало и пытался понять, что именно является причиной слез Пэнси. Не выходило. Люди не должны любить кого-то с таким холодным взглядом. С такой пугающей бледностью лица. С плотно сжатыми губами и безжизненной тоской в стекленеющих с каждым днём глазах. Люди не должны вообще испытывать чувств к кому-то, кто создан для войны, а не для любви. Для кого влюбиться равняется умереть. Он никогда не проявлял чувств, никогда не показывал, что заинтересован, да он и не был заинтересован, Мерлин, это знали все. Пэнси была удобной. Привычной и простой, не открывающей рот и никогда не протестующей. С ней было правильно – с ней не было долго и счастливо. Почему он был с ней? Она хорошо сосала. Да. Драко кивнул своему отражению, подтверждая, что все нормально и что горечь во рту – это всего лишь послевкусие от выпитого во время ужина чая, но никак не совесть. Он поправил воротник чёрной рубашки и потуже затянул ремень на брюках. Блейз хмыкнул, возникнув за его спиной. – У тебя словно траур. Драко отошёл от зеркала и взял палочку с полки. – У меня и есть траур, я же иду на хогвартскую вечеринку. Блейз выглядел более позитивно: в белой рубашке, контрастирующей с шоколадной кожей, и черных классических брюках. Кажется, он твёрдо намерился затащить Дафну в ближайший угол сегодня. Или Саманту. Или обеих сразу. Блейз занял его место у зеркала, повертелся немного и разочарованно вздохнул: – Какая разница, сколько я отдал за эти шмотки, если ты в своём привычном трауре все равно выглядишь круче меня. Драко похлопал его по спине. – Это не так. – Это так, Драко. Уверен, девчонки слюной изойдутся, даже грязнокровка. Малфой повернулся к нему и заглянул в глаза через отражение. – Грейнджер в школе? Блейз ухмыльнулся. – Ворковала с Поттером в коридоре полчаса назад. Салазар. Эта новость не должна была действовать так, словно его долго били в грудь до сломанных ребер, а вот теперь приложили лед, и боль выходит вместе с жаром, с горечью и тоской. А он тосковал по ней. О, Мерлин, он так тосковал. Драко даже не представлял, что он умеет скучать по кому-то так сильно. Искать глазами в коридоре. Оживляться при одном упоминании. Ждать, блять. Просто ждать. Та короткая встреча на магловской улице была похожа на кость, брошенную голодающему. Все остальные дни он думал о ней, закрывая глаза, и, когда открывал их – думал снова. Он смотрел в окно на уроке и понимал, что без ее занудных вызубренных из учебника ответов ему и учиться-то как-то не хочется… Скучно. В библиотеке, как не на месте – неуютно и пахнет пылью. В коридорах никто не натыкается на него, не краснеет, сдувая волосы со лба, не зыркает глазами так, словно сейчас прожжет дыру. Никто не нудит на собраниях, не шаркает ногами по полу во время патрулирования, не выводит из себя. Жизнь в Хогвартсе без Грейнджер стала какой-то до омерзения спокойной. – Ясно, – сказал он и отвернулся. Блейз фыркнул. – Да, мне тоже многое ясно. – Слушай, Забини, нихуя тебе не ясно, понял? Блейз вскинул руки вверх. – Как скажешь. – Я серьезно! – Драко зарычал и отошел к столу. Подпер его ладонями, тяжело вздохнул. – Не болтай об этом. Блейз возник за его спиной. – Драко, успокойся, ладно? Никто ничего не знает. – Ты не можешь быть уверенным. – Нет, я могу. Я наблюдаю. То, что Пэнси мелет языком – просто треп, она ничего не знает. И никто другой. Не волнуйся. Драко развернулся к нему и посмотрел в глаза. Почему он вообще говорил с ним об этом? – Уверен? – Доверься мне, – он протянул руку и сжал плечо Драко, слегка встряхнув его. – Оторвемся сегодня, да? Малфой почувствовал, как тугой узел в груди, что сжимал его внутренности весь вечер, начал спадать.***
Бесконечно можно смотреть на три вещи. Две из них – огонь и вода – известны всем, а вот третья стала для Малфоя неожиданностью. Он до бесконечности мог бы смотреть, как Поттер покрывается алыми пятнами злости, когда Крэбб и Гойл осматривают его у дверей в Большой зал на предмет спрятанного под одеждой алкоголя. Макгонагалл была в восторге от этого предложения, она добавила Слизерину очки за идею и исполнение и даже не подозревала о том, что большинство представителей серебристо-зеленого факультета пришли на праздник уже накачанными. Поттер собрал позади себя очередь из гриффиндорцев. Всем факультетом они злились и толкались, создавая очередь, и Драко с улыбкой отвернулся. Он был крайне доволен собой. Изначально Малфой был уверен в провале всего этого мероприятия, потому что у Патил не было ни одной толковой идеи, что, впрочем, не оказалось такой уж новостью. Но потом он включился в процесс, и вот. Он назвал это «Черно-белый бал». Словно кто-то убрал все краски из зала – даже огромная елка была бледно-серой, будто сошла с фотографий на старых книжных страницах. Кто-то мог бы сказать, что антураж был мрачным, что не хватало яркости и ощущения праздника, но вокруг было много огней, они мерцали, переливаясь оттенками белого, серого, тускло-бронзового, и это придавало празднику торжественности. А что вы хотели? Назначили Малфоя главным – не ждите клоунов в карнавальных костюмах. Было красиво. Правда – было мрачно, слегка холодно, но красиво. Студенты были в восторге. Заходя в Большой зал, они словно попадали в новую реальность, где вишня такого же цвета, что и черника, а состав напитка можно определить, лишь попробовав его. Они глазели по сторонам, открыв рты, и Драко чувствовал легкое головокружение, потому что прежде он не делал вещей, получающих такой отклик. Не доводилось. – Мы молодцы, – Патил встала рядом с ним и поправила свое белое платье, которое доставало до пола и тянулось вслед за ней еще на несколько метров. Драко фыркнул, потому что не «мы», а «он», но спорить не стал. Сегодня он будет настолько добрым, что позволит гриффиндорке присвоить себе парочку его лавров. – Вы готовы к торжественной части, мистер Малфой? С потолка сыпались снежинки и таяли, не долетая до пола, Макгонагалл протянула ему программку со списком выступающих. Концертом занимался не он, а Патил, но Малфой не был бы Малфоем, если бы не пытался все контролировать. – Конечно. Заиграла музыка, студенты начали занимать свои места, Драко обернулся, чтобы найти взглядом Блейза, но… нашел Грейнджер. Она стояла рядом со сценой, держа руку на локте Поттера, и выглядела совершенно нелепо в красном платье посреди черно-белой вечеринки. Ее платье не было сказочно красивым, дорогим и усыпанным блестками. Оно было обычным платьем, которое любая девчонка может надеть на мероприятие – простое, но элегантное, подчеркивающее талию и открывающее вид на стройные ноги. Его мама бы не надела такое платье. Пэнси бы не надела такое платье. Грейнджер надела его, и мир Драко внезапно поплыл, потому что он залюбовался ею, почувствовав такую тоску в груди, что захотелось выть. Наверное, он изломал себя за последние недели без нее. Сначала впустил в себя эту дозу, втер в вены, а потом лишился в одно мгновение – было чертовски плохо. Драко устал от того, что его ломало. Устал так, что хотелось просто однажды взять и отпустить себя. Вот как сейчас. Забить на блоки и стены, смотреть на нее через весь зал, наплевав на то, что кто-то может заметить, на то, что может заметить она. Смотреть на ее волосы, аккуратно убранные заколками с лица. На ее шею и скромный вырез на платье. На то, как ткань струится, одновременно скрывая ее ноги и оголяя их – ассиметричный низ, чтоб его. И туфли. Невысокий каблук, красная кожа – ничего, блять, особенного. Но с ума же можно сойти. Грейнджер, его глупая грязнокровка, она умудрилась проникнуть в него так глубоко, что настал тот момент, когда Драко перестал сопротивляться. Потому что хуже уже не будет, все кончено, это предел. Потому что терять уже нечего. Драко заставил себя отвернуться, когда первые выступающие вышли на сцену. Его сердце стучало, как будто за кем-то гналось, и больше всего на свете ему хотелось уйти отсюда куда-то, где дышится свободнее, где нет шума и голосов. Он перехватил бокал черно-белого замысловатого коктейля и выпил его до дна, чувствуя, что еще секунда, и он окончательно ебанется, ведь этот мини-ожог на его затылке, это нечто, что он ощущает кожей – это ответный «я-так-скучала» взгляд.***
Танцы были в самом разгаре, когда Драко выскользнул за дверь, чтобы уйти. Он не танцевал. Он ненавидел все эти притирания друг к другу под музыку – именно так и было сейчас, когда большинство преподавателей разошлись, а тайком подлитый в пунш алкоголь разгорячил даже самых скромных старшекурсников. Он собрался уйти, пока не сотворил глупость. Потому что сейчас он был в том состоянии, когда от глупости его отделяли лишь выработанная с годами выдержка и железное малфоевское терпение. Все. Один крошечный шаг. Он просто хотел подняться в гостиную и выпить там все, что осталось после посиделок друзей – он пил редко, но сейчас чувствовал необходимость сделать это наедине с Тенью. Выпить и потребовать у нее объяснений о том, что это, блин, за фигня происходит с ним. Почему он стал такой размазней, почему не мог держать при себе свой взгляд и контролировать мысли, ведь прежде все эти вещи удавались ему так легко? Грейнджер появилась из-за угла – налетела на него в своей привычной манере – Драко даже раздражения не почувствовал, потому что короткого столкновения с ее телом было достаточно, чтобы уловить аромат ее волос и поплыть окончательно. Поплыть без возможности выплыть – вот так. Не вскрикнула – только выдохнула испуганно, распахнув чуть тронутые подводкой и черной тушью глаза. Драко замер, чувствуя режущую сухость во рту. Что сказать? Поздороваться? Послать? «Смотри куда прешь» – как обычно? Не повернулся язык. Стоял и смотрел, как она опускает ресницы, потом снова поднимает их, нервно и быстро исследуя выражение его лица. За дверью грохотала музыка, студенты танцевали и смеялись, болтали, перекрикивая друг друга, а они стояли посреди холодного коридора – два идиота, не знающие, что говорить. Грейнджер ожила первой. Она взялась рукой за перила – Драко хмыкнул, потому что таким образом она почти загораживала ему путь – облизала губы и спросила несмело: – Уходишь? Малфой даже не пытался найти внутри себя струны, которые обычно он дергал, подбирая подходящие ядовитые реплики для нее. – Да, – он обернулся и посмотрел на дверь, потом вниз – на лестницу, ведущую в подземелья. – Я еще не собрал вещи. – Едешь домой? – Не тусоваться же мне здесь в Рождество? Даже язвить получалось как-то по-доброму, несерьезно. Грейнджер сжала зубы и помотала головой, демонстрируя, что не собирается реагировать на его тон подобным тоном. Она заправила выпавшую из заколки прядь волос за ухо, потом снова посмотрела на него. – Идея с черно-белым балом... Неплохая. Грейнджер улыбнулась и опустила глаза в пол. Малфой почувствовал себя пьяным, хотя не выпил ни глотка. Он хмыкнул, маскируя какой-то истерический смешок: – Неплохая? Да она гениальная, вообще-то! Грейнджер рассмеялась так звонко и заливисто, что на секунду Малфой совершенно точно умер. – Я хотела добавить баллы Слизерину, но, раз уж ты так самодоволен... – Как щедро с твоей стороны! У него в груди все сжималось. Грейнджер стояла рядом, она смеялась и выглядела просто охуительно – нет, он не собирался это отрицать. Она замолчала и отвернулась. Малфою открылся вид на её шею и зону декольте. Она никогда прежде не носила одежду, которая подчеркивала бы ее грудь, а вот сейчас надела. Проклятье. – Ты не очень-то вписываешься. Она посмотрела на него. Малфой кивнул на её красное платье и отвернулся, прокашлявшись. – Да уж. Эта вечеринка явно не для меня. Они оба не знали, о чем говорить. Стояли молча, не смотрели друг на друга, Драко ощущал такую смесь эмоций, что не знал, как подобрать им название. Грейнджер вздохнула и поправила платье в очередной раз, когда Малфой повернулся к ней и тихо спросил: – Дома... Все нормально? Она посмотрела на него с таким удивлением, что он мгновенно пожалел о том, что спросил. Малфой вскинул брови, как бы спрашивая «ну так что?» – Все хорошо, – ответила, глядя ему в глаза. – Не идеально, но хорошо. Малфой кивнул: – Просто спросил, чтобы убедиться, что мне больше не придётся организовывать никакие дурацкие вечеринки в одиночку. Грейнджер неверяще свела брови. Малфой вздохнул и снова посмотрел в сторону лестницы. Он знал, что, если он останется еще хоть на минуту, то больше не сможет сдерживать порыв прикоснуться к ней. Уходить нужно было сейчас, пока были еще силы держаться, пока стены не развалились окончательно – он соберет их дома, подклеит, укрепит, а потом в школу с новыми силами. И. Ничего. Не будет. – Ну, я пойду, – спокойно шагнул мимо, нарочно набирая полную грудь воздуха. От сладкого запаха, едко засевшего в подкорке уже очень давно, заныло в груди. Грейнджер тихо выдохнула и неожиданно повернулась, провожая его словами: – С Рождеством, Малфой. Драко остановился, чтобы взглянуть на нее через плечо: – С Рождеством, Грейнджер.