***
Поезд резко качнулся. Драко открыл глаза. Сон, что цепко держал его на протяжении получаса, в секунду рассыпался серой пылью перед глазами. Напротив него сидел обеспокоенный Блейз. – Тебе словно призрак приснился, – резюмировал он и откусил большой кусок от желтого яблока. Драко отвернулся к окну. Лучше бы призрак. Лучше бы призрак, чем эти бесформенные, безликие тени. Чем руки, испачканные кровью и дорожки кровавых слез, стекающих по щекам. Он видел лица, руки, ноги, сломанные ребра. Однажды ночью во время каникул ему приснилась девушка, которой разломили хребет на две половины, и ее ребра торчали из-под белой кожи. Тогда он проснулся в ужасе и долго не мог понять, этот образ подкинула ему фантазия или же он слышал о чем-то подобном за ужином во время каникул? Просто он так много всего слышал, что не мог и упомнить. – Как прошли каникулы? Он устал от этого вопроса за сегодня, но решил сам задать его Блейзу, пока об этом не спросил он. Забини прикончил яблоко, швырнул огрызок на стол и вытянул ноги. – Нормально. Научился кататься на лыжах, завел пару знакомств. На словах о знакомствах Блейз один раз дернул бедрами и расхохотался. Драко одобрительно хмыкнул и попытался вспомнить, когда он в последний раз заводил такие «знакомства». Он не мог вспомнить. Обычно он трахал девчонок в школе, к ним же наведывался и на каникулах, но сейчас его жизнь так плотно обмоталась нитками тьмы, что за все праздники Драко ни разу не вспомнил о сексе. Ему не хотелось. Даже сейчас, разговаривая с Блейзом о горячих девчонках, он не хотел того же. Не хотел знакомств ради траха, не хотел новых тел. Он просто знал, что, закрыв глаза, все равно будет видеть только одно тело перед собой. Будет чувствовать только одни руки, будет представлять единственные губы и пытаться воспроизвести их вкус. Мерлин, как же он попал. Как. Он попал. Драко так сильно надеялся, что толпы Пожирателей во время праздников в их доме смогут освободить его от мыслей о Грейнджер, но Темный Лорд смотрел в его глаза, а Малфой представлял Грейнджер. Цеплялся за ее образ, как кретин. Видел ее волосы, растрепанные и постоянно нагло залезающие в глаза. Видел ее красные от возмущения и холода щеки, ее вечно ледяные пальцы, ее наглый подбородок, постоянно стремящийся вверх. Он видел ее и медленно выдыхал. Страх не отступал – нет. Но Драко мог на секунду представить, что он купается во всем этом не один. Что образ Грейнджер помогает ему во всей этой бесконечной череде выслушанной грязи и дерьма. Парадокс, не правда ли? Грязнокровка избавляет его от грязи. – Пойду пройдусь. Он прикрыл за собой дверь купе и направился в сторону туалета. Мимо прошагала тетка с тележкой сладостей. Младшекурсники облепили ее, выбирая конфеты, шоколадки и прочую дрянь, пагубно влияющую на зубы. Драко хотел рявкнуть на них, но понял, что ему не хочется. Может, завтра. Грейнджер вылетела из туалета, как черт из табакерки. Она врезалась в Драко в своей излюбленной манере, ойкнула и попятилась назад, пока не воткнулась в стену спиной. Драко понял, что не дышит. Он совершенно не был готов встретить ее сейчас. Чуть позже, в общем зале или на платформе – да. Но не сейчас. Уже полностью в форме: отглаженный воротничок рубашки, затянутый под горлом красно-золотой галстук, четко по контуру сидящая мантия и значок старосты, гордо поблескивающий на груди. Идеальна. Драко слегка поперхнулся, поймав ее взгляд, а на то, чтобы взять себя в руки и натянуть на лицо фирменную улыбку, ушло полминуты. – Отличное начало года, Грейнджер, спасибо, – задорно сказал он и подпер одной ладонью стену, обрезая грязнокровке пути к отступлению. А еще ему нужно было как-то скрыть дрожь в пальцах. Грейнджер на его слова не отреагировала. Гордо задрала подбородок и попыталась обойти с другой стороны, но Малфой тоже не дурак – он хлопнул второй ладонью по стене так громко, что отголосок этого звука эхом прокатился по опустевшему коридору. – Эй, куда собралась? Он старался дышать ртом, чтобы не нахвататься ее запаха прямо сейчас под завязку. Не сейчас. Он не готов. – Отойди, – спокойно попросила она, спрятав взгляд. Драко нахмурился. – Как грубо. А как же «Счастливого Рождества, Малфой», «Поедешь домой на каникулы, Малфой?», «Отличная вечеринка, Малфой». Копируя ее голос, Драко наслаждался. Скулы Грейнджер порозовели, и она уставилась куда-то за его плечо, машинально облизывая губы. Малфой чуть не застонал, когда она это сделала. – Атмосфера праздника располагает к благоприятному общению даже с теми людьми, которые неприятны тебе по определению. Вот так она и разговаривала с ним, когда воздвигала между ними стену. Всегда. Ее попытки сделать это раньше почти доводили Малфоя до белого каления, но сейчас даже они казались такими охренительно родными, что он улыбнулся шире. После долгих, растянутых как жвачка дней ада – любое поведение Грейнджер было ему родным. – Я тебе неприятен? – издеваясь, спросил он. Грязнокровка вздохнула, скрестила руки на груди и, наконец, посмотрела ему в лицо. – Бессмысленные разговоры – это потраченное впустую драгоценное время, так что дай пройти, Малфой, будь так любезен. – Но ты-то должна была запомнить, что я не любезен, – ему нравилось дразнить ее, выводить из себя, смотреть, как наигранное равнодушие в карих глазах сменяется бешенством. – Наивная девочка внутри меня все еще верит, что однажды хотя бы такая малая часть человечности, как любезность, может в тебе проявиться. – Понятие «девочка» не относится к тебе точно так же, как ко мне не относится понятие «любезный». Оно того стоило. Ох, каким же взглядом Грейнджер его наградила! Она посмотрела так, что Драко пошатнулся. Хорошо, что он опирался о стены, ведь иначе ноги подкосились бы, и он рухнул бы, как ненормальный, прямо грязнокровке под ноги. Грязнокровке. Под ноги. От этого сочетания слов, возникших в голове, Драко почувствовал сухость в горле. – Пошел к черту, – процедила Грейнджер. Малфой шагнул на нее так, что между ними почти не осталось свободного пространства. Он ждал, что она попятится назад, расшибет свою дурную башку о стену, но Грейнджер стояла, с вызовом глядя в его глаза. И Драко буквально ощущал, как тает внутри него лед, как перед глазами пелена замерзшего тумана растекается, и все очертания становятся более четкими, более ясными. Она толкнула его в грудь и протиснулась мимо. Драко захохотал, развернулся и поймал ее за руку, рывком дергая на себя. Его сердце сходило с ума. Оно так колотилось, что Драко слышал его стук, будто кто-то долбил по железному ведру битой. В любую секунду кто-нибудь мог выйти в коридор. Сопровождающий учитель, святой Поттер или староста девочек из Пуффендуя. Кто угодно. И этот кто угодно понял бы в с ё, едва посмотрев в его глаза, едва в них заглянув. И Драко заводила одна мысль об этом. Грейнджер сцепила зубы и дернулась, пытаясь освободиться. Драко сильнее сжал пальцы, подался вперед и с силой впился в ее губы, вымещая всю накопившуюся злость. Он мог бы застонать от наслаждения или закричать от боли сейчас. Грейнджер давала ему ДО-ЗЫ, которые вгоняли его все глубже и глубже в зависимость, а еще она спасала его, она вытаскивала, схватив за загривок своими тонкими пальцами с обгрызенными ногтями. Она и сама не представляла, какой властью обладала. Драко целовал ее. Он сжимал ее запястье пальцами и больше не касался, только исследовал ее рот губами, проталкивал язык, грубо шарил у нее во рту и прикусывал нижнюю губу, желая зарычать от осознания, что эта упрямая дура ему не отвечает. Он хотел ее. Так сильно хотел, каждой клеточкой своего тела. Больше не спеша, не торопясь, не причиняя боли. Он хотел довести ее до исступления, чтобы она от желания извивалась всем телом, истекала и сходила с ума. Он хотел исследовать ее тело, попробовать ее в с ю, почувствовать полностью, как это – быть внутри нее, сжимать бедра и чувствовать ответные движения навстречу. Драко едва не закричал, когда Грейнджер сдалась и жалобно заскулила, отстраняясь от его губ. Она не толкнула его и не сказала ничего. Он видел ее красные от стыда щеки и слышал тяжелое дыхание. Она ткнулась в его плечо макушкой, пытаясь дышать ровнее, но у нее ничего не выходило. Не противься, хотел попросить он, но знал, что этим только разрушит все. Не противься, не отталкивай, слушай свое тело, ты же знаешь, что оно хочет меня. – Сволочь, – прорычала она. Драко готов был слушать это до бесконечности. – Ублюдок, ненавижу, ненавижу тебя. – Какой грязный ротик, – рассмеялся Малфой. Она все еще упиралась лбом в его плечо, и Драко надеялся, что сейчас она вдыхает его запах так же жадно, как он – запах ее волос. Она ударила его кулаком по груди, потом еще раз и еще, пока Драко не перехватил ее руки, крепко сжимая. – Ненавижу тебя! Мерлин, спаси, помоги, сохрани душу от этих глаз, смотрящих так глубоко, куда даже я сам не могу забраться! Мерлин, прошу тебя. Я так соскучился. И прежде чем Драко сумел что-то сказать – резко вырвалась и почти бегом скрылась в конце коридора. Дверь в ее купе захлопнулась, а Малфой остался один.***
Мерзкий слизеринец! Гадкий. Подлый, противный! Юродивый. От злости клокотало в груди. Желание развернуться, броситься на Малфоя и разодрать ему лицо в полосы было таким сильным, что Гермиона впилась ногтями в ладони и рухнула на кушетку рядом с Гарри, отвернувшись к окну. – За тобой будто дементор гнался, – Рон что-то жевал, так что Гермиона разобрала сказанное им далеко не сразу. Гарри оторвал глаза от газеты и посмотрел на нее. Ей вдруг захотелось прикрыть губы ладонью. Они до сих пор горели и пульсировали от только что пережитого поцелуя. – Что случилось? – поинтересовался Гарри. Гермиона вспыхнула, быстро придумывая ответ. – Никто не торопится переодеваться в форму! – воскликнула она и поправила свой и без того ровный воротничок. – Как будто правила вдруг отменили. Рон уставился на нее со смешком во взгляде. – И действительно, какое пренебрежение, – произнес он. Гермиона оглядела его и Гарри придирчивым взглядом, скрестила руки на груди: – Вас двоих это тоже касается. Рон вытер соус с губ рукавом, а Гарри предпочел не спорить и сразу достать с верхней полки свой чемодан.***
Директор выглядел паршиво. Он все реже и реже появлялся перед студентами, и Драко заинтересованно осмотрел его внезапно ставший совсем хрупким силуэт за обеденным столом в Большом зале. Серая, скатанная комками борода, волосы в таком же состоянии, натянутая тусклая улыбка и глаза – прозрачные и совершенно не выражающие эмоций. Драко стало не по себе. Он потер шею и сел на свое место за столом. Рядом примостился Уоррингтон, а с другой стороны – Забини. Директор говорил что-то о предстоящих экзаменах, о квиддиче, о кубке школы. – Старик-то похоже скоро того, коньки отбросит, – не сбавляя голоса, произнес кто-то из парней. – Выглядит, как трупешник. Слизеринский стол разразился смехом. Драко ухмыльнулся. Это был бы лучший расклад. Если бы Дамблдор сам откинул копыта, это был бы самый удачный ход. Драко бы не пришлось пачкать руки. Хотя, кто знает, что для него придумали бы в следующий раз? Темный Лорд не оставит его в покое, пока он не докажет свою преданность. От одного этого слова Малфоя воротило так, что он чувствовал привкус желчи во рту. Преданность. Быть преданным. Кому? В честь чего? Он смотрел на отца во время каникул и не узнавал его. Он выглядел ничем не лучше директора, и все время шептал что-то об этой мерзкой преданности, о чистоте крови. Он говорил эти слова, цепляясь тощими руками за мантию, а Драко видел грязь у отца под ногтями и думал – о какой чистоте идет речь? Мы все по уши в грязи, отец, уже не отмыться, о чем ты? Он вздрогнул, почувствовав легкий тычок в бок. – Ты здесь? – Блейз будто видел его насквозь, чувствовал всю черноту его души, а может быть она уже вытекала, проявлялась, пропитывала кожу? Может быть, скоро каждый встречный, глядя на него, будет читать мысли, как строчки из книги? – Да. Он обхватил пальцами кубок с соком и снова бросил взгляд в сторону учительского стола. Дамблдор старательно изображал того беззаботного, озорного старика, каким он предстал перед ними когда-то. Но у него не получалось. Слизнорт распинался перед ним, рассказывая какую-то байку, а тот смеялся, то и дело закрывая лицо платком. – Эй, Забини, – тихо позвал Драко, убедившись, что остальные ребята заняты едой и разговорами друг с другом. – Как сильно директор близок со Слизнортом? Блейз пожал плечами. – Не знаю, но, говорят, Дамблдор был единственным, кто смог уговорить его работать в школе. – Хм, – Малфой отодвинул от себя тарелку с едой. Мысли закрутились в голове, как крошечные мухи.***
Гермиона поверить не могла, что их расписание изменили. – Это немыслимо! – она перечитала строчки в пятый раз и со злостью затолкала листок в карман мантии. Гарри и Рон шли чуть впереди нее и перебрасывались простым пластмассовым мячиком, который Рон отобрал у отца. Они выглядели довольно беззаботно. – Вы вообще меня слышите?! Она схватила Гарри за мантию и потянула. Тот затормозил, Рон тоже остановился и посмотрел на нее с улыбкой. – Чары вместо Защиты от темных сил, что может быть лучше? Прекрасное расписание! Гарри энергично закивал. – Идеальное. – Надеюсь, что Снейп испарился навсегда, – добавил Рон и обнял Гермиону рукой за плечи. В ответ на это девушка возмущенно сбросила его руку, прижала к себе покрепче учебник и уставилась на друзей с осуждением. – Во-первых, профессор Снейп – наш учитель, ты не можешь желать такого. Во-вторых, такое расписание полностью сбивает весь установленный мною график занятий для нас троих! Я разработала специальную схему выполнения домашних заданий, чтобы Гарри все успевал, и мы делали работы вместе. Вот, смотрите. Она полезла в сумку за новыми листами, но Гарри остановил ее, поймав за руку. – Мы с Роном бесконечно ценим твою заботу, вечером мы обязательно поможем тебе составить новый график, – на этих словах Рон отрицательно замотал головой. – А сейчас – будь другом, дай насладиться тем, что урок унижения перенесли. Он улыбнулся ей и зашагал в сторону лестницы. Гермиона набрала воздуха в легкие и уже приготовила длинную тираду о том, как безответственно с его стороны не уделять должного внимания расписанию, как вдруг ее схватили за локоть. – Грейнджер, на пару слов, – прорычал холодный, как чертов лед, голос в ее ухо. Она дернулась, вырываясь, не желая смотреть на Малфоя ни снизу, ни сбоку – никак. – Я занята! – рявкнула и рванула догонять одноклассников. – Пара слов, идиотка, займет не больше минуты, – он вновь вцепился в нее, подтягивая к себе, как тряпичную куклу. Гермиона замерла. От злости в груди клокотало, и Малфой был последним, кого она желала увидеть сейчас. – Ты оглох? – она повернулась и наградила слизеринца, как она надеялась, своим самым страшным взглядом. Не факт, что это подействовало, но попытаться стоило. – У меня нет времени, тем более – на тебя. Ни минуты, ни секунды, ясно? – Нет, не ясно. Встал перед ней, как чертова стена. Мерлин, как же он бесил. Этот кусок чистокровного фарфора выводил из себя до такой степени, что Гермиона страстно желала избить его до полусмерти. К счастью, Рон и Гарри заметили ее отсутствие и обернулись, чтобы найти ее взглядом. Увидев Малфоя, Гарри оскалился, а Рон покраснел от злости. – Отвали-ка от нее, придурок, – начал Уизли. Малфой выглядел так, словно ему на мозоль наступили. – Видит Мерлин, Уизли, я к тебе не лез, – сказал он, поворачиваясь. Гермиона немного отвлеклась на его шею, которой было почему-то слишком много, видимо, вина полностью лежала на расстегнутой до самой груди рубашке. – Зато лезешь к ней. Гермиона, пойдем. Девушка почувствовала, как новый приступ злости рождается глубоко внутри и рвется наружу. Только что они плевать хотели на ее слова и просьбы, а вот теперь вдруг командуют. – Я сама решу, когда мне идти, а когда стоять, – прозвучало очень по-детски. – Гермиона, – осторожно начал Гарри, изображая что-то глазами. Это что-то, вероятно, означало «мы же говорили об этом, тебе стоит обходить Малфоя стороной», но девушка проигнорировала его взгляд. – Идите, я догоню. Парни переглянулись. После чего Рон с вызовом посмотрел на Малфоя. Видимо, этот его взгляд должен был напугать слизеринца до ужаса, но тот даже бровью не повел. Гарри схватил Рона за рукав и утащил в сторону кабинета. Там они и остались стоять, косясь в их сторону. Гермиона вздохнула, поворачиваясь к Малфою: – У тебя минута, и то только потому, что я хочу их проучить. Малфой закатил глаза, но выделываться не стал. Он потер висок и тихо спросил: – Как попасть в этот ваш дурацкий Клуб слизней? Гермиона вскинула брови: – Спроси у Забини. Ей было жуть как любопытно знать, что он затеял, но она в жизни не покажет больше своего интереса. Никогда. Лучше умереть. – Забини на это мозгов не хватит. – Какая преданная у вас дружба. – Не тебе судить нашу дружбу, грязнокровка! Так что, поможешь или нет? Гермиона отвела взгляд. Поправила сумку на плече, провела рукой по волосам и спокойно произнесла: – Знаешь, после слова «грязнокровка» я внезапно потеряла интерес к разговору. Хорошего тебе дня. Малфой схватил ее за локоть так сильно, что Грейнджер ойкнула, а Поттер и Уизли резко повернулись на звук. Пока она пыталась вырваться, слизеринец грубо проматерился и спросил: – Ладно, говори, чего ты хочешь? Грейнджер рассмеялась. – Чего я хочу? Это же ты ко мне прицепился! – Подумай хорошенько, Грейнджер, как часто я предлагаю тебе что-то взамен? Гермиона заглянула в его лицо. Малфой не выглядел напряженным, наоборот, в нем словно поселилась надежда: глаза ярко горели, на щеках заалело подобие румянца, губы теперь не были сжаты в привычную полоску. – А на что ты готов ради моей помощи? – шепнула она и несколько раз моргнула, даже не надеясь, что это принесет результат. Но Малфой вдруг тоже заморгал, переводя взгляд с ее глаз на губы. – Просто скажи, Грейнджер. – Ладно, – она все-таки вырвала руку и поправила рукав, безжалостно смятый слизеринскими пальцами. – Ты отменишь свой дурацкий шантаж… Малфой просиял: – По рукам! – И ответишь на пару моих вопросов. Улыбка с лица парня медленно сползла. Он нахмурился, заглядывая Гермионе в глаза. – Каких именно? – Любых. И ответишь честно. Только после этого я придумаю, как заставить профессора Слизнорта добавить тебя в свой список. Малфой хмыкнул. Отошел на пару шагов, осмотрел Гермиону пристально, будто впервые видел. Потом улыбнулся уголком губ. – А ты сука, Грейнджер. – Еще слово, и я отменяю наш договор. Улыбка слизеринца стала шире. – В Выручай-комнате перед ужином. И не опаздывай. Малфой ушел, насвистывая что-то себе под нос, а красный от злости Рон подбежал к ней, полыхая, как уголек в камине: – А что случилось с планом, в котором ты держишься от Малфоя подальше? Гермиона пожала плечами и обошла его стороной. – Только не тогда, когда он сам идет ко мне в руки.***
Грейнджер опоздала. Малфой ждал ее в коридоре и думал о том, в какое же дерьмо он лезет. Заключил сделку, и с кем? С той, что сдаст его при первой возможности? Но про Метку ведь не сказала, хотя сотню раз могла. И про Кэти. Черт побери, Грейнджер взрывала его мозг. Она переворачивала все вверх дном, сама того не осознавая. Драко чувствовал, как меняется с ней, и пугался этих перемен не меньше, чем всего происходящего в его жизни дерьма. Он начинал верить ей. А он не должен был верить. Он совершал глупости, вроде того поцелуя в поезде – спонтанно, бесконтрольно и совершенно безответственно. И это могло привести к плохим последствиям. Он должен был быть тихим, осторожным, не высовываться, но сам же втягивался в истории, и почему-то почти всегда частью этих историй была Грейнджер. Она подошла бесшумно – встала рядом, явно нервничая. Огляделась по сторонам, натянула рукава свитера на пальцы. Малфой вздохнул: – Ты как будто преступление совершаешь, Грейнджер. Гриффиндорка бросила на него короткий взгляд: – С тобой – я бы не удивилась.***
В этот раз Выручай-комната стала кабинетом Трансфигурации. Едва войдя внутрь, Драко с трудом сдержал стон разочарования. Грейнджер совсем не обладала фантазией. Она могла бы представить любое место, где их беседа прошла бы комфортно, но она, долбаная зубрила, снова представила школьный кабинет. Покрытые пылью шкафы с книгами, тяжелые, плотно задернутые шторы на окнах, запах металла и сгоревших костей – лучше, блять, не придумаешь. Когда дверь за ними закрылась, Малфой вдруг понял – они здесь совсем одни. Совершенно. Никто не войдет сюда, никто не побеспокоит. И, хоть они и собирались разговаривать, мысль о том, что им с Грейнджер никто не будет мешать, отдавала странным привкусом сладости во рту. – Как в твоих делах замешан профессор Снейп? – Малфой, услышав вопрос, помотал головой и отвернулся. Он сидел за партой, удобно развалившись и расставив ноги шире. Грейнджер оперлась задницей о край учительского стола, скрестила руки на груди и продолжила: – Говори, Малфой. Или я ухожу. – Это смешно. Моя просьба совершенно невинна, не многого ли ты требуешь взамен? – Невинна? – Она рассмеялась злобно, и Драко захотелось схватить ее за волосы, накрутить их на свой кулак и посмотреть, как слезы выступят из наглых, светящихся карим глаз. – Ты ничего не делаешь просто так, так что сам решай. Ты помогаешь мне, я помогаю тебе. Малфой молча смотрел на нее. Долго смотрел, настойчиво. Рассматривал ее ноги, обтянутые старомодными джинсами, рассматривал ее серую растянутую кофту с торчащей из рукава ниткой. Она выглядела, как мышь. Пэнси придумала для нее идеальное прозвище. Серая, тусклая, косметика только по праздникам, расческа? Какой от нее толк. Хуже было то, что в таком виде ничем не примечательная, тусклая Грейнджер с волосами цвета потемневшей соломы привлекала его. Очень сильно. Наверное, пауза затянулась. Грейнджер кивнула собственным мыслям, оттолкнулась от стола и направилась на выход. Малфой чертыхнулся сквозь зубы. – Снейп – Пожиратель, – тихо сказал он. Шаги Грейнджер стихли. Он повернулся к ней, забросил ногу на ногу и посмотрел в перепуганное лицо. – Не говори, что для тебя это новость. – Представь себе – новость. – Твой дружок его с первого курса подозревает, Грейнджер, не ломай комедию. – Одно дело подозрение, и совсем другое… Или же ты лжешь. Она улыбнулась как-то подленько. Малфой фыркнул и встал, усаживаясь на парту. – Он присутствует на каждом собрании в моем доме. Я не знаю, как там на деле, но Снейп передает информацию Лорду из Ордена. Я говорю тебе то, что знаю. Грейнджер помотала головой. – Профессор Дамблдор доверяет ему. – Это его право. И твое. Как думаешь, при таком доверии, то, что ты сейчас узнала, имеет значение? Поверит ли тебе кто-то? Что ты скажешь Поттеру? – Драко встал и начал делать шаги по направлению к Грейнджер. – Что Малфой – ваш старый враг, этот подлый, заносчивый ублюдок – дал тебе информацию? Ха, позови меня, когда будешь говорить, мне любопытно взглянуть на его лицо. – Он может работать на два лагеря сразу, но он не может принять сразу две стороны. Она погрузилась в себя. Драко видел, как стекленеют ее глаза, как она уходит глубоко в свои мысли, ныряет туда и тонет. – Шестеренки, что крутятся в твоей голове, вряд ли в этом помогут, Грейнджер, – она посмотрела на него со злостью. – Если Волан-де-Морт получает информацию из первых рук, прямиком из Ордена, то... – Не произноси, – прошептал Драко, закрывая глаза. Сердце его начало стучать сильнее, а тело будто сковали цепями. Грейнджер протянула руку, будто хотела коснуться его плеча, но потом передумала и опустила ее. – Страх перед именем... Ее слова не значили н и ч е г о. Он все это прекрасно знал, но это не помогало. Никогда не помогало. – Я знаю! Все равно. Ты не сталкивалась с ним... Так. Ты не знаешь. Он отошел, огляделся по сторонам. Все-таки здесь было не в точности все так, как в кабинете Макгонагалл. Немного темнее. Больше книг. Больше рукописей, расставленных по полкам подсвечников. В этом кабинете было больше Грейнджер. – Что у тебя на уме? – тихо спросила она. Драко выпрямился. – Хочу яблочный пирог на ужин. А у тебя? – Ты знаешь о чем я, Малфой. Что ты задумал? Гарри видел тебя рядом с Выручай-комнатой. И то проклятое ожерелье, оно ведь предназначалось Дамблдору, об этом все говорят. Драко обнял себя руками. – Не верь всему, что говорят. – А кому мне верить? Тебе? Ее голос превратился в шепот, и Драко шагнул ближе, сокращая дистанцию. – Неплохой вариант. Она рассмеялась, отворачиваясь. Драко пришлось сгорбиться, чтобы ее лицо было ближе, чтобы можно было чувствовать ее сбившееся от волнения дыхание. – Ты постоянно лжешь. – Я не лгу про Снейпа. Ты ведь поверила! – Не поверила, а просто взяла на заметку. Ты легко мог придумать это, как и любую другую ложь. Драко зарычал. – Открой глаза, Грейнджер, война не грядет, она у ж е идет, и я даю тебе ценную информацию, за которую меня, кстати говоря, могут убить! И что ты делаешь? Не веришь мне. – Да, потому что я еще не сошла с ума! Идет война, ты прав. И мы по разные стороны. – Ты думаешь, это то, чего я хочу? Быть по ту сторону? Это не мой выбор, у меня нет даже секунды, чтобы остановиться и подумать, тупая ты дура! Грейнджер вздрогнула всем телом и повернулась, чтобы с вызовом посмотреть ему в глаза. – Неправда, выбор есть у каждого из нас! – Не читай мне проповеди! Я не идиот, я рассмотрел кучу вариантов, и ни один для меня, для моей семьи не заканчивается хорошо! Говоришь, что я эгоист? Что я не умею любить? Как много ты сделаешь ради своей семьи? – Поверь, много. – Но не так много, как ради святого Поттера! Она влепила ему пощечину. Влепила от души, так, что у Драко вмиг загорелась щека, будто ее обожгли углем. Он с силой выдохнул весь воздух из легких и выпрямился, глядя на нее сверху вниз. Грейнджер стояла не менее прямо, ярость в ее глазах замораживала его, а он так хотел теплоты. Хоть немного, хоть капельку. Как вчера в поезде. Он бы успокоился, наверное. Сердце перестало бы нещадно болеть, сны перестали бы быть такими реалистичными. – Сообщи, как будут новости про Клуб слизней, – холодно сказал он и вышел, поправляя на ходу воротник рубашки. Пока шел по коридору, ускоряя шаг, думал о том, что с каждой новой минутой, проведенной рядом с Грейнджер, он сильнее и сильнее тупеет. Она ударила его. Ударила. Она влепила ему пощечину, и что он сделал? Ничего. Мог бы вернуться сейчас, схватить ее за шею до синяков или прижать к стене всем весом. Чтобы заскулила, закричала, начала топать ногами, метаться, а потом сдалась. О, она сдалась бы. Сейчас Драко точно уверен – приложи он максимум усилий, и Грейнджер расставит свои ножки, позволит сделать с ней все, что угодно. Он мог бы раскрутить ее на многое минуту назад, но он не стал. И это не прежний Малфой. Это другой человек. Который прощает пощечины, делится тайнами, уходит, когда хочет остаться. Этот плохой человек должен сдохнуть, он чертовски ему мешает.***
– Гермиона. Тихий шепот вырвал из тяжелых мыслей. Девушка вздрогнула, поворачиваясь. В гостиной были только они с Джинни. Огонь в камине уже потух, и единственным источником света была настольная лампа на столике у стены. Гермиона закрыла книгу. – Пойдем спать? Джинни полировала свою метлу, но сейчас отложила принадлежности и посмотрела на Гермиону грустным взглядом. – Мы с тобой подруги? – тихо спросила она. Гермиона улыбнулась: – Конечно. Что за вопрос? – Просто мы не говорим по душам, как подруги. Знаешь, о мальчиках, например. Гермиона почувствовала, как кончики ее ушей начали гореть. – Мне особо не о чем говорить, но я всегда готова тебя выслушать. – Я хочу задать тебе вопрос, – Джинни оглядела гостиную. Они все еще были одни. – Чтобы это осталось между нами. Ты не против? Гермиона почувствовала, как ее тело напряглось. – Хорошо. Мальчики, разговоры по душам. Она сама так сильно заблудилась в своей душе, что даже не представляла, что о таком можно с кем-то говорить. – Если бы тебе понравился кто-то, но он оказался… не тем, кто тебе нужен. Что бы ты сделала? У Гермионы пересохло во рту. Ей захотелось убежать, спрятаться и переждать несколько часов, а лучше дней. Когда сердце перестанет так колотиться, а руки не будут дрожать от стыда. – О ком ты говоришь? – осторожно спросила она. – Неважно. Ты можешь просто ответить? Просто ответить. Как вообще можно ответить на такой вопрос, не выдав себя окончательно? Ей и так начинает казаться, что вся школа в курсе того, что происходит между ней и Малфоем, хотя, конечно, если бы он узнал о ее мыслях, если бы услышал это «что-то происходит» – он рассмеялся бы ей в лицо. – Я постаралась бы забыть… наверное. Она опустила взгляд на свои ладони. Подушечки пальцев были испачканы чернилами, и Гермионе стало противно. Как вообще можно влюбиться в кого-то вроде нее? Джинни присела на пол у ее ног и посмотрела в глаза. – Даже если ты видишь его, и у тебя сердце заходится бешеным стуком? – Даже так, – кожа горела, сердце сходило с ума, а глаза почему-то предательски щипало, хотя для слез не было никакого повода. – Потому что всегда нужно мыслить трезво. – Ты очень черствая по отношению к себе, Гермиона. Прозвучало ли это обидно? Неприятно, немного больно, но не обидно. Правда никогда не бывает обидной. – Это неправильно? – Иногда нужно позволять себе вольности. Ты их заслужила. – Джинни мягко улыбнулась ей и встала, собирая свои вещи с пола. – Спокойной ночи, Гермиона. – Спокойной ночи, Джинни. Девушка ушла, а Гермиона задумалась. Вольности. Вспомнился поцелуй в поезде и другие поцелуи с Малфоем. Вспомнилось, как она, вопреки голосу рассудка, льнула к нему, зарывалась пальцами в его волосы, прижималась крепко-крепко и влажнела, как кошка, едва холодные руки касались ее кожи. После всего, что он сделал. После того грязного случая в туалете, после Астрономической башни. После постоянных оскорблений, ситуаций, унизительнее которых и представить страшно. Что же она творила, Мерлин? Что же она творила?