***
Гермиона сдула прядь волос с лица и уперлась кулаками в бока. Так, куда он делся? Только что был здесь – стоял в дверях вместе с Забини, и вдруг исчез. Она огляделась. Студенты лениво расползались по коридорам: кто-то шел в гостиную заниматься, кто-то, стоя у окна, ждал, когда станет теплее и можно будет погулять во дворе. Территория замка оживала. Гремучая Ива сонно расправляла ветки, как птица расправляет крылья или как человек похрустывает костями, делая утреннюю зарядку. Мадам Стебль с лейкой и мешком удобрений вяло ковыляла в сторону теплиц. Бледная трава, отогреваясь после ночного заморозка, наливалась красками, а небо разбрасывало белые, густые, как вата облака над Запретным лесом. Учителя громко разговаривали в зале, за обеденным столом. Гермиона, стоя в дверях, слышала профессора Флитвика, Виктора и мадам Трюк. Кажется, они обсуждали предстоящий финал по квиддичу. Она вернулась за стол. Чай остался недопитым, как и надкусанное яблоко. Гарри оторвал взгляд от учебника. – Ты в порядке? – Малфой, – Гермиона достала из сумки книгу, которую штудировала прошлой ночью. Происходящее с Пэнси не давало ей покоя, пришлось даже сходить в запретную секцию библиотеки, одолжив у Гарри мантию-невидимку на пару часов. К слову о Гарри – он тоже немного помог ей, но у него и без того была куча дел, грузить его этим совершенно не хотелось. – Что с ним? – Он сбежал, когда я хотела поговорить с ним. Гарри пожал плечами. – Ну, он никогда не отличался дружелюбием. Может, выпил мало крови этим утром и теперь не в духе? Гермиона улыбнулась уголком губ. Потом посмотрела на учебник и снова на Гарри. – Идем, – сказала она. – Что? Куда? – Будет хороший день. Надо напомнить Рону, что он, хоть и звезда квиддича сейчас, все еще остается старостой. А то в последнее время он совершенно об этом забыл.***
Рон был возмущен ее желанием надавить на его порядочность и чувство долга. Сначала он судорожно делал вид, что поврежденная рука до сих пор болит, потом совал Гермионе в лицо список заданий, которые нужно выполнить за выходные, но она была безжалостна. – Экзамены на носу, Гермиона, тебе ли не знать! – Мы сто лет не устраивали праздников, – она шла по коридору с набросанным на листке планом в руках. Им нужно найти музыкальные инструменты, поставить скамейки и сцену во дворе, но сначала выпросить разрешение у профессора Макгоналал, хотя, вряд ли она будет против. Все они заслужили один спокойный день. Всего один. Просто забыть обо всем на сутки. Ничего не произойдет за один короткий день, если они повеселятся. – Так не было повода! – Рон едва поспевал за ней. – Для веселья не всегда нужен повод, Рональд. Найди старост Пуффендуя и Когтеврана. Пусть помогут. – А Слизерин? Гермиона остановилась, заглянув другу в лицо. Вспомнилось, как Малфой сбежал от нее после завтрака. И как избегал ее последние дни, а во время совместных уроков воротил взгляд. – К черту Слизерин, – ответила она и вдруг почувствовала такой душевный подъем, что стало легче дышать. Это заняло некоторое время. Выпросить у «Хора лягушек» инструменты оказалось нелегким делом. Гермиона понятия не имела, что дирижёр оркестра и некоторые девочки из вокальной группы окажутся настолько бережливыми и, как бы это помягче сказать, злобными. Гермиона чуть не взорвалась, пока одна из них перечисляла ущерб, нанесенный фортепиано два года назад, во время Кубка Трех Волшебников. – Я лично прослежу, чтобы инструменты вернули в целости и сохранности! – взорвалась она, и Рон отодвинул ее в сторону, чтобы вмешаться в разговор. И, как оказалось, не зря. Девица оглядела Рона с головы до ног, заинтересованно хмыкнула, а потом заставила их обоих расписаться в журнале и еще нескольких странных бланках. Гермиона не стала спорить. – Мисс Грейнджер, вы все сильнее поражаете меня своими идеями! – с восторгом воскликнула профессор Макгонагалл, когда инструменты были установлены во дворе, недалеко от главного входа. Старосты Пуффендуя как раз натягивали шатер на случай дождя, и кучка зевак уже собралась посмотреть. Раньше, будучи чуть помладше, Гермиона с восторгом реагировала на похвалу, но сейчас ей почему-то стало неловко, и она покраснела. – Я подумала, что многие ученики занимаются музыкой дома. Было бы интересно поделиться опытом. И нам всем нужно немного расслабиться сейчас, когда впереди подготовка к экзаменам. Профессор Макгонагалл кивнула. – Занимайтесь, дорогая. Кто знает, может быть мы с парочкой учителей присоединимся к веселью. – Мы будем рады, профессор. Рон вышагивал по территории, держа ее папку в руках и делая вид, что он многое понимает. Он то орал на кого-то, то «уточнял информацию», глядя в ее наброски. Иногда он с умным видом прикладывал палец к подбородку, хмыкал сам себе и возвращался к указаниям. Наблюдать за этим со стороны было забавно, но Гермиона была благодарна ему за то, что он забрал основную часть работы. – Не уроните эти штуки, вы, идиоты! – он прикрикнул на Дина и Томаса, которые пытались справиться с повалившейся барабанной установкой. Гермиона закатила глаза. – Как дела? – Гарри возник рядом. Она внимательно посмотрела на него и поняла, что он сильно похудел за последние месяцы. Протертая на локтях старая кофта кузена сейчас висела на тощем теле, как мантия, щеки впали, а скулы стали острыми, как бритвы. – Хорошо, – Гермиона улыбнулась. – Не говори мне, что у тебя есть дела на сегодня. Гарри поморщился. – Дамблдор хочет позаниматься со мной в кабинете. – Гарри, тебе нужно хоть немного думать о себе, – она провела рукой по его щеке. – Сколько часов ты спал прошлой ночью? Друг смерил ее насмешливым взглядом. – А ты? – О, не сравнивай. Я обычно соблюдаю режим, это был единичный случай. – Даже слушать об этом не хочу. – О чем шепчетесь? – Рон подошел к ним. Папка, спрятанная у него под мышкой, выглядела потрепанной. Гермиона вздохнула – ему нельзя доверить даже пачку бумаг. – О том, что нужно повеселиться сегодня как следует, – натянуто улыбнулась она. – У тебя все под контролем? Он важно задрал подбородок. – Не сомневайся, красавица. Вик помогает парням таскать стулья. Эй, Вик! – он посмотрел на друзей взглядом «простите, я весь в делах» и убежал на помощь нагруженному стульями Краму. – Вик? – спросила Гермиона, не веря своим ушам. Гарри расхохотался. Кто бы знал, что организованное за пару часов, совершенно не продуманное, спонтанное мероприятие будет иметь такой успех? Как оказалось, многие ребята играют на музыкальных инструментах. Парни из Когтеврана оккупировали ударные и гитары и не отдавали власть никому. Они сыграли несколько хитов, от которых даже Гермиона, как бы ни стыдилась она своей неуклюжести, пару раз дернула головой. Падма и Парвати создали на сцене волшебство, взяв скрипку и виолончель, а Полумна удивила всех, заявив, что профессионально играет на флейте. Правда, ее профессиональная игра многим пустила кровь из ушей, но Невилл, Дин, Джинни и Гермиона аплодировали ей стоя (Невилл даже присвистнул, за что получил подзатыльник от профессора Макгонагалл), и Полумна ушла со сцены счастливой. – Как насчет тебя? – услышала она за плечом. Теплое дыхание мазнуло по шее, и Гермиона вздрогнула. – Виктор, – только что она видела его в компании преподавателей в первом ряду, а сейчас он стоял позади нее, чем невероятно смущал. Да, они выяснили отношения, решив остаться друзьями, но школа об этом не знала, и только ленивый не таращился, когда они находились близко друг к другу. – Сыграешь? Он указал на фортепиано, так никем и нетронутое с момента начала праздника. Оно стояло в углу сцены, немного пыльное, но такое красивое, как будто ждало ее. Это было очень соблазнительно. В последний раз она играла на рождественские праздники, когда была дома. Мама, едва оправившись от болезни, попросила ее сесть за клавиши, и Гермиона не устояла. Но на нее смотрела школа. Студенты заняли все места, пришли даже преподаватели, а те, кому не хватило места, расселись на траве у деревьев. Она не привыкла играть для такой большой публики. – Я не уверена, что смогу вспомнить хоть что-то… – Да брось, – Виктор легонько пихнул ее плечом. – Тебе было четырнадцать, когда я влюбился в твою игру. Идем, я постою с тобой рядом. Она и забыла, что на четвертом курсе действительно играла для Виктора. Словно в прошлой жизни. Так много воды утекло с тех пор, что ком подступил к горлу. Какой беззаботной казалась ее жизнь тогда. Единственной стоящей слез проблемой было то, что Гарри и Рон не воспринимали ее, как девчонку, способную понравиться парню. – Ладно, – она сняла мантию и повесила на спинку стула. Заметив ее, когтевранцы расступились, вместе с гитарами сползая со сцены.***
Слава Салазару, его в эту затею с праздником никто не втягивал. Малфою, честно говоря, было совершенно насрать, чем там школа собралась заниматься в свой заслуженный выходной, его даже радовало, что Грейнджер принялась всем руководить. Потому что так у него было меньше шансов наткнуться на нее в коридоре. Пока они с Забини корпели над заданием по Зельям, сидя в прохладной библиотеке и задыхаясь от пыли, каким-то чудом на улице собралась толпа. Образовалась сцена. Студенты начали играть. Драко вообще хотел найти парней из команды и предложить немного полетать, потому что погода была хорошей, а финальный матч против Гриффиндора приближался. Но парни как будто испарились, а под деревом, чуть вдали от шатра, кучкой сидела толпа слизеринцев. Они принимали непосредственное участие в этом грандиозном цирке уродов, осмеивая каждого, кто выходил на сцену. Рок-группа из Когтеврана показалась им слишком слащавой, и они пытались перекричать выступающих, заменяя слова. Близняшкам придумали новые прозвища, а лохушку Лавгуд просто освистали, хотя та, кажется, даже не заметила этого. – Пойду я отсюда, – сказал Малфой Блейзу, да так и замер на месте. На сцену поднималась Грейнджер. Медленно, нерешительно она шла по ступенькам, вытирая руки о юбку (слишком короткую, на его взгляд). Ладони наверняка вспотели и даже на таком расстоянии было прекрасно видно яркий румянец смущения на бледных щеках. Крам, как цепной пес шел следом. – Куда это Грейнджер поперлась? – заржал Тео. Кребб и Гойл подхватили его смех, а Драко не слышал. Все, что его волновало – она идет на сцену и сейчас будет что? Играть? Вот так просто, сидя на сцене? Перед всеми? Они будут смотреть на нее, а она будет играть? – Дура, свали со сцены, а то я ботинок брошу! Ржали и парни, и девчонки, но те, кто сидел у сцены, на скамейках и стульях, с замиранием сердца следили за Грейнджер. И Драко не без сочувствия к самому себе понял, что он тоже там, с ними. Хоть и стоит чуть дальше, но смотрит на нее так же, как остальные. Она осторожно села, на пробу провела пальцами по клавишам, набрала воздуха в легкие, а потом начала играть. Драко впервые слышал эту мелодию. Она была не в его вкусе: слишком плавной, грациозной, тягучей. Он редко слушал музыку – считал, что она отвлекает. Иногда мама включала пластинки после ужина, когда отца не было дома. Один раз Драко застукал ее во время странного танца. Она кружила по кабинету в ночной рубашке и наброшенном на плечи халате, такая смешная и на удивление юная. Он не мог отвести от нее взгляд. При отце мама никогда не вела себя так, она была образцом сдержанности, и в тот момент он впервые почувствовал себя обманутым. Словно мама лгала ему о том, как нужно себя вести. Словно она носила в себе образ беззаботной, смешной девчонки, которой, вероятно, когда-то была. А он не имел права знать ее такой. Пальцы Грейнджер бегали по клавишам, издавая эти тоненькие, едва различимые в шуме толпы звуки, и вся она была как будто в другом мире. Погрузилась в него и не выныривала. Она не видела никого. Вокруг сцены собралась небольшая толпа – преимущественно гриффиндорцы. Драко видел рыжую макушку Уизли, блестящие волосы Патил и Крама, который, прислонившись к фортепиано боком, не сводил с Грейнджер глаз. Наверное, они выглядели одинаково. Два болвана, которые почему-то сочли, что она привлекательна. У нее не было больших сисек, задницы и лица, которое можно было бы назвать невероятно красивым. И это поражало. Как она, будучи такой тусклой, приковывала к себе, тянула, хватала и не отпускала… Не было сил ей сопротивляться. – Хватит пялиться на нее, кретин, – тихо сказал Драко сам себе, но… Лишь прислонился к дереву, чтобы удобнее было смотреть. Серьезно, вокруг было столько девчонок, с которыми можно было уединиться или, если на то пошло, завести крепкие, серьезные отношения. Девушек, которых одобрили бы родители, с которыми можно было заявиться на ужин, девушек, которые были бы бесполезны для Темного Лорда, и он не трогал бы их никогда… Но нет. Грейнджер. Умная, упертая и, как оказалось, умеющая играть на фортепиано. Вляпался так вляпался, Малфой. Играя, она то закрывала, то открывала глаза, дышала полной грудью, иногда отклонялась назад, и волосы касались ее прямой спины. Блейз встал рядом. Драко почувствовал его полный жалости взгляд и решил проигнорировать его. Сорвав травинку, он пихнул ее в рот, перекатил из одного уголка губ в другой. – Он хочет ее, – сказал Малфой, наконец, потому что не мог больше носить это в себе. Его разрывало на куски, и звуки, которые Грейнджер продолжала выжимать из инструмента, не помогали. – Ее? Блейз был невероятно проницательным, ему не нужны были имена. – Да. Хочет, чтобы она служила ему, смотрела ему в рот, хочет трогать ее своими мерзкими… – Тихо, – Забини огляделся. – И что ты думаешь делать? – Пустить себе Аваду в лоб. – Я серьезно, Драко. Нельзя просто ходить и вздыхать по ней. Нужно придумать что-то. Стало смешно, но смех его был больше похож на хрип подыхающего. Он застрял в горле и мешал дышать. – Что? Что я могу придумать, Забини? Мы на территории колледжа, а Грейнджер слишком упрямая, чтобы делать то, что я велю. Я не могу отказать ему, потому что это вызовет сомнения, я не могу сбежать сам, потому что тогда он отыграется на моих родителях. Я ничего не могу, я бессилен. – Нет. Ты не бессилен, Драко. И тебе не обязательно все делать самому, когда ты уже поймешь это? – Подставить еще и тебя? Блейз улыбнулся. Драко посмотрел на него. Весь год Забини помогал ему выбираться из ада, терпел его заскоки, успокаивал и направлял на свет там, где, казалось, осталась одна лишь тьма. – Со мной ничего не случится. – Мы не можем этого знать. Драко снова посмотрел на Грейнджер и тут, закончив играть, она подняла глаза. Как будто знала, где он стоит или… чувствовала? Их взгляды встретились. Он не успел нацепить маску безразличия. Слишком пристально, слишком глубоко в душу она смотрела. Повернулась к Краму, Уизли и остальным. Драко прочел по ее губам «я сейчас вернусь». И быстро сошла со сцены, игнорируя всеобщий стон недовольства. – Мне нужно идти, – он похлопал Забини по плечу. – Увидимся в гостиной. – Ты не можешь бегать от нее вечно, Драко! Но он готов был попробовать.***
Нет уж, в этот раз он не ускользнет! Гермиона, расталкивая столпившихся вокруг нее студентов, начала пробираться к замку. Народу как назло было много. Всем понравилась идея потанцевать на свежем воздухе, сыграть на инструментах, поваляться на траве и подставить лица под солнечные лучи. До экзаменов оставалось не так много времени, и нужно было выкроить денек на отдых перед тем, как снова начнется учеба. Она услышала, как кто-то сел за барабанную установку и начал отстукивать ритм. Громкий и уверенный, он совпадал со стуком ее каблуков, когда она поднималась по ступенькам на террасу. Это было смешно – Малфой, который шел настолько быстрым шагом, словно пытался сбежать. Он был смешон. Но почему-то смеяться не хотелось – ее просто распирало от злости, пока она смотрела в его спину. – Серьезно? – Гермиона замерла, а потом ускорила шаг. – Малфой, стой! Он обернулся, что-то пробормотал сквозь стиснутые зубы, а потом, не останавливаясь, буркнул через плечо: – Я занят. – Чем? Только что ты выглядел так, словно у тебя нет никаких дел. – Вас поклонники заждались, маэстро. Вернись на сцену и хватит ходить за мной. – О, не будь самовлюблен, ты мне не нужен. Но я думала, тебе будет интересно, что я узнала о Пэнси. Она догнала его и схватила за локоть, заставляя остановиться. Малфой повернулся. Скользнул быстрым взглядом по ее лицу и тут же уставился в стену перед собой, как будто ее и нет. Гермиона оскорбленно поправила юбку. Она не отпускала его. Малфой стоял с таким лицом, будто боялся пошевелиться – вдруг у Гермионы появятся огромные клыки и она вцепится ему в глотку, мало ли что? – Ладно, но не здесь, – прошептал он, словно делал ей одолжение. Злость захлестнула ее с головы до ног. Что он о себе возомнил? Она помотала головой. Губ коснулась улыбка. – Не здесь? Ах, да. Кто-то может увидеть, что ты говоришь с грязнокровкой. Точно. Поползут слухи, какой кошмар. Знаешь что? Иди ты к черту, Малфой, я хотела помочь, но раз так, то справляйся сам! Она отпустила его, шагнула в сторону и в следующую секунду ударилась затылком о стену. Больно! Он прижал ее, с силой вцепившись в плечи и наконец-то... Наконец, посмотрел в ее глаза! Прошло несколько дней, а как будто вечность, она так устала быть незаметной для него. – Дело не в слухах, идиотка. – А в чем же? – Давай растреплем всему миру о Пэнси, почему нет? Это просто мера предосторожности. Гермиона медленно выдохнула. Потом осторожно отцепила его пальцы от своих плеч, потерла затылок. Малфой будто только сейчас понял, что он сделал. Отступил на шаг, спрятал руки за спину. – Хорошо, – тихо сказала она. – Но поговорить все равно нужно. Малфой кивнул. – Жду после отбоя под лестницей на первом этаже, – сказал он и, не дожидаясь ответа, ушел. Гермиона поборола соблазн топнуть ногой изо всех сил.***
Школа на отбой отреагировала всеобщим недовольным стоном. Праздник закончился поздно, ребята все никак не хотели расходиться. Старостам пришлось не без скандалов и угроз разгонять студентов по своим факультетам, так что встреча перенеслась на совсем позднее время. – Ты опоздала. – Я подумывала вообще не приходить, но потом решила, что каждый человек заслуживает помощи. – По-твоему, я заслуживаю помощи? – А кто говорит о тебе? – Гермиона неестественно улыбнулась. Под лестницей было мало места, они стояли на максимальном расстоянии друг от друга, но все равно дыхание Малфоя щекотало ее лицо. – Пэнси заслуживает. Тебе на нее не плевать, а я, как оказалось, та еще альтруистка. Гермиона подперла спиною стену и провела по шее ладонью. Она мало спала в последние дни – всего по три-четыре часа, штудируя эти бесполезные учебники. Кости ныли от усталости, организм сопротивлялся такому режиму, он требовал отдыха – полноценного, спокойного, без дурных мыслей и воспоминаний. Пэнси напугала ее тогда, на лестнице. На секунду, оставшись с застрявшей в ступеньках ногой, она подумала, что ей конец. Это была бы самая глупая смерть на свете, но это вполне могло произойти. Она вздрогнула, почувствовав пристальный взгляд Малфоя на себе. Изогнула брови в молчаливом вопросе. – Ты… Ты не… Он помотал головой, отворачиваясь. Гермиона не была уверена, но ей вдруг показалось что он… смущен? – Что? – Ничего. – Да Мерлина ради, Малфой, что не так? – Просто не делай этого! – заявил он, всплеснув руками, и тут же уперся кулаками в бока. Темнота очертила контуры его шеи, и Гермиона сглотнула. Почему-то воздух стал тяжелым, как металл. – Не делать чего? – Вот этого, – он зло потер свою шею, повторяя ее движение минуту назад. – Отвлекаешь. Отвлекает. Она его отвлекает, нет, ну вы посмотрите на него! Гермиона вздохнула и вытерла вмиг вспотевшие ладони о юбку. – Малфой, клянусь, иногда мне кажется, что я себе все придумала, а потом ты выдаешь что-то такое и… – Давай уже вернемся к делу, – обрубил он и вздернул вверх подбородок. Как же хотелось вцепиться в его лицо. Ногтями. Разодрать до мяса, чтобы он залил тут все бурой кровью! Господи, он был просто невыносим с этими своими попытками показать, что ему плевать на нее. – А знаешь, – сказала она и, дернув за рукав, развернула Малфоя лицом к себе. – Нет, мы не вернемся к делу, пока ты не скажешь, почему бегаешь от меня всю неделю, словно я проклятая. Вот так вот. Ей давно стоило показать ему, что она не подчиняется его личным правилам. Не ходит по струнке, она живая, у нее есть чувства и она не станет штудировать ради него кучу учебников, чтобы в ответ получить холодное равнодушие и взгляд, смотрящий мимо. «Ради него». Эта фраза что-то сломала внутри нее. Разбила с хрустом. Нет, не ради него, о чем это она? Не ради него. Ради Пэнси, ради собственного любопытства, но никак не ради Малфоя, пусть идет к черту! Или… – Грейнджер, ты серьезно? – его голос прозвучал устало. – Я притащился сюда среди ночи, чтобы ты развеяла какие-то там свои мифы обо мне? – Нет. Ты притащился сюда, потому что, несмотря на все попытки казаться самостоятельным, не можешь без моей помощи. Если тебе нужна информация – сначала ответь на вопрос. Какой дракл тебя покусал? Почему ты от меня бегаешь? Он засмеялся, отвлекая ее внимание. Она знала его. Вот так горько, пряча губы под пальцами, он смеялся лишь в моменты когда внутренне готов был кричать. Она в этот смех не верила совершенно. – Я бегаю от тебя… – сказал он и вдруг приблизил свое лицо. Она увидела его глаза так близко. Они светились, но не огнем азарта, которым он горел всякий раз, когда касался ее или пытался унизить, нет. Они светились отчаянием, горячим и ничем не прикрытым, – … потому что ты меня достала. Постоянно вертишься и вертишься под ногами, будто больше нечем заняться. Я смотреть на тебя не могу, воротит от одного твоего вида. Ты умеешь раздражать, просто появляясь в поле зрения, отметь у себя в папочке эту особенность, пригодится. Гермиона расхохоталась. Щеки обожгло, как от пощечины. – Ты… Ты не умеешь лгать, Малфой. – Я не лгу. Хочешь помочь – помогай. А если собираешься ломаться, то до встречи в понедельник на уроках. Я серьезно, Грейнджер, у меня нет времени, чтобы слушать твой бред, смотреть в твое лицо, стоять тут с тобой... Она схватила его за шею и, притянув к себе рывком, поцеловала. И не было ни капли сожалений, когда она делала это. Она была рада заткнуть его рот, чтобы он перестал говорить то, во что сам не верил. – Чт… – Малфой попытался вырваться. Гермиона вцепилась крепче, а второй рукой расстегнула пуговицу на его рубашке. Всего одну – этого хватило, чтобы скользнуть под ткань, коснуться ладонью кожи, под которой сердце гулко стучало о ребра. Его тело, как и губы, было холодным. Весь он был словно сделан изо льда. Каждый раз, прикасаясь к нему, Гермиона рисковала замерзнуть, но ее продолжало тянуть к нему, она перестала бояться совсем, она шла на постоянный, обдуманный риск и не узнавала себя. Гермиона вдруг захотела прижаться к нему всем телом, опутать его руками, ногами, отогреть, чтобы на щеках у него появился яркий румянец, а пальцы перестали быть ледяными. И, возможно, он улыбнулся бы ей, и этой улыбки Гермионе хватило бы на всю жизнь. Малфой выдохнул в ее губы. На секунду замер, а потом отчаянно прижал к себе, целуя в ответ. И только это было правильно. Его слова, сказанные несколько секунд назад, не имели смысла. Гермиона почувствовала это. Он нуждался в ее присутствии, в ее поцелуях и прикосновениях так же, как она нуждалась в нем. Она прижалась ближе. Она хотела его. Тело горело и, как бы сильно она не старалась побороть это в себе, вспоминая снова и снова то, что он с ней сотворил, тело было против. Оно предавало ее, колени подкашивались, стоило Малфою грубо, яростно, неаккуратно, страстно и зло сжать ее в своих объятиях. Его плечи были напряжены, руки – холодны и грубы, но все равно, отвечая ей на поцелуй, он вкладывал всего себя. Он знал это. Она знала это. Ничто не имело смысла, пока длился этот поцелуй. – Не ври мне, – сказала она, когда их губы разомкнулись. Она не отпускала его, все еще крепко держа за шею. – Если не хочешь, чтобы я врал – не спрашивай, – он посмотрел ей в глаза. Потом тронул ее подбородок рукой – невесомо, одним коротким, легким касанием. И тут же его пальцы исчезли. – Грейнджер. Как же ты усложняешь мою жизнь. Гермиона улыбнулась. – Знаю. Я была рождена для этого. – Нет, ты не знаешь. Он отстранился. Наверное, исчерпал свой лимит человечности на сегодня, потому что глаза его вновь стали прозрачно-серыми, как будто ничего не произошло. Гермиона не настаивала. Он мог замыкаться в себе, натягивать маски и прикидываться дурачком сколько угодно, но его минутные, короткие слабости говорили ей обо всем. – Так что ты нашла? Они продолжали стоять в нише под лестницей. Там все еще было тесно, но между ними словно выросла стена за одну секунду. «Наверное, это к лучшему», – подумала Гермиона и поправила одежду, чуть смятую после объятий. – Те книги, что я нашла в библиотеке, бесполезны, – начала она. – Я прочла все, что было о существах, способных вселяться в человека, но ни одно из упомянутых существ не может… управлять людьми. Пэнси выглядела так, словно кто-то живет внутри нее и… Она замолчала. Малфой посмотрел на нее и добавил, отворачиваясь: – Смотрит ее глазами, говорит ее губами? – Откуда ты знаешь? Он помотал головой. – Продолжай. Спорить с ним не было смысла. – Так вот. Я залезла в запретную секцию, и я не горжусь этим, но и там ничего не нашла. Ничего, что подошло бы под наши параметры. Малфой сморщился. Неизвестно, что его покоробило: то, что она говорила об их деле, как о чем-то совместном или то, что она назвала состояние Пэнси «параметрами». Как будто изучала предмет, а не живого человека. – Продолжай, – повторил он, словно забыл остальные слова. – И потом мне на глаза попалась книга, рассказывающая о Той Войне глазами... – она замерла, все еще не зная, как слизеринец отреагирует на ее догадку, – … глазами маглов. – Маглов? Что они могут знать? – Они могут не знать о волшебном мире, но они не лишены зрения. Смотри. Гермиона вытащила из кармана листок. На кончике палочки Малфоя загорелся свет, и он всмотрелся в наполовину стертые буквы на желтой бумаге. – Что это? – Это вырезка из газеты 1979 года. Разгар войны, когда Пожиратели смерти убивали маглов без разбора. Малфой не подал вида, что его задело упоминание Пожирателей, но пальцы на клочке бумаги сжались сильнее. Он пробежался взглядом по записи. Всего пара строк, газета была старой и бумага рассыпалась в руках. – «Двое маглов утверждают, что видели, как из девушки вылетел белый сгусток энергии и исчез в воздухе. При этом сама девушка, секунду назад казавшаяся нормальной, упала замертво, а когда встала…» Он замер. Гермиона продолжила: – «Глаза ее оказались полны тумана, а тело за секунду истощилось. Казалось, что кожа обтягивает голый скелет». Никого не напоминает? Заметка обрывалась на этих словах. Малфой закрыл глаза. Потом распахнул их и посмотрел на Гермиону. – Инфернал? А сгусток энергии – это? – Часть души того, кто управлял им. Пэнси кто-то управляет, и Гарри сказал, что видел, как на секунду ее зрачки стали белыми. Малфой, из нее сделали марионетку! Ты… – на лице слизеринца появилось такое выражение, что сомневаться не приходилось. – Ты знаешь, кто, верно? Малфой помотал головой. – Нет. – Не ври. Ты знаешь. – Какая разница? Нужно узнать, как вытащить это из нее. Если есть шанс помочь ей, нужно сделать это, тем более, мы знаем, когда это началось. Не так давно, верно? Скорее всего, оно не успело причинить ей слишком много вреда, да? Он загреб волосы рукой и продержавшаяся весь день идеальная прическа развалилась. Гермиона вздохнула. – Малфой, я не думаю… – Что? – голос его звучал резко, словно он вот-вот снова начнет ее оскорблять. – Я не думаю, что можно подчинить вот так… живого человека, – слово «живого» она почему-то проговорила шепотом. – Не просто так Пожиратели использовали инферналов. Я нашла и другие статьи. Много статей о том, как люди – простые люди, не волшебники – начинали странно себя вести. Таким образом Волан-де-Морт засылал своих подручных в разные инстанции, узнавал информацию, входил в доверие. Они поддерживали в инферналах жизнь, пока часть их души, крупица их самих оставалась внутри. Посмотри сюда. История повторяется. Они покидали тела этих людей, и те становились одержимыми. – Часть души – это как… Как крестраж? Гермиону прошибло изнутри. Он знает о крестражах? Откуда? Как много он знает? Может ли догадаться о том, что Гарри и профессор Дамблдор ищут крестражи прямо сейчас? – Наверное… Но эта магия не столь глубокая. И она временная. Нельзя подчинить себе чье-то тело навсегда. – Почему ты так говоришь, будто уже похоронила ее, Грейнджер? – он сорвался. Гермиона могла бы поклясться, что глаза его на миг загорелись оранжевым пламенем. – Это доставляет тебе удовольствие? Знать, что она мертва? Она замерла. Он много раз ранил ее словами, большинство из которых были отвратительными, грязными, совершенно неприемлемыми, но это… Он словно подтверждал ее мысли о том, что она хуже Пэнси. Будто ее кожа и нечистая кровь смогли бы стать лучше, если бы она знала, что Пэнси мертва. Будто Гермиона когда-то хотела быть на ее месте. Она опустила взгляд. Впервые за сегодняшний день она хотела быть от него подальше. Несмотря на то, что не верила в его слова, они причиняли боль, а плакать при нем совершенно не хотелось. Она просто устала. Слишком трудные выдались деньки. – Я оставлю это тебе, – Гермиона кивнула на газетную вырезку. – Проанализировать, надеюсь, хватит мозгов? Малфой молчал. И когда она посмотрела на него, и когда вышла из-под лестницы, задев его плечом. Молчал.***
Идиот, идиот, тупица! Нет, Малфой, это просто девчонка, которую ты приструнил. Ты тупая! Ты не знаешь, что говоришь! Пэнси больше нет? Ты не можешь знать. Он следит за мной. Он внутри нее, он знает о каждом моем шаге. Малфой, ты параноишь. Он знает о Грейнджер. ЗНАЕТ. Он знает все. Он не может знать о Грейнджер. Точно. Он не может. Пэнси никогда не видела меня с ней. Она только догадывалась, но не видела. Ты должен обращаться с ней иначе. Я должен. Я не буду на нее смотреть. Не буду говорить с ней. Я не могу к ней подходить, иначе ОН увидит. Ты не должен допустить, чтобы ОН увидел. Я не должен этого допустить. – Староста, какой пример ты подаешь другим ученикам? Шатаешься по школе после отбоя. Драко застыл, пораженный ее голосом, как громом. Волна отвращения с примесью беспокойства прошила насквозь. Как будто кто-то разрубил его пополам, а теперь зашивает огромной, ржавой, непродезинфицированной иглой. Паркинсон. Он не видел ее со вчерашнего дня, и только что Грейнджер выдвинула теорию, которая казалась до смешного реалистичной. Ему нужно было в библиотеку. И не в школьную, где ни хрена нет, а в свою. Ему нужно было домой, к книгам отца, которые расскажут больше. Ее голос прозвучал насмешливо, и Драко натянуто улыбнулся. – Чего ты хочешь? – Мне скучно. Она держалась рукой за перила лестницы, стоя ступенькой ниже него. Когда-то давно, в прошлой жизни она любила опускаться на колени и смотреть на него снизу вверх, хлопая накрашенными ресницами. В те времена Драко жуть как заводился от этого. Сейчас он смотрел и думал – как много внутри нее той Пэнси? Осталось ли еще хоть что-то? Как давно ее телом владеет чужая душа? Ему стало противно. А еще до боли жалко, что он не смог… Что сделать? Уберечь ее? Как будто он когда-то пытался. Малфой ведь даже никогда не думал о ней, как о ком-то близком. Его не заботило, кто ее трахает, если использовалась защита, его не заботило, что какие-то из его слов могут ранить ее, причинить боль. – Подрочи, Паркинсон, я не знаю, что еще тебе предложить. Грубо? Но это то, как он обращался с ней всегда. А сейчас ему нужно быть как можно естественнее. Что-то знакомое, покалывающе-теплое прошлось по рукам, огладив их. Пэнси вытаращилась на него полными слез глазами, Драко даже на секунду показалось, что он видит ту самую… Но нет. Через секунду она расхохоталась и пихнула его в плечо. – Дурачок, ты повелся. Думаешь, я до сих пор сохну от любви к тебе? – Думаю, нам обоим лучше спуститься в гостиную, чтобы не накликать беду, – он приглашающим жестом указал на дверь. Пэнси показушно вздохнула и развернулась, спускаясь в подземелье. Что-то было не так. Картинка, составленная Грейнджер, казалась такой связной и четкой, что он почти поверил, но теперь. Паркинсон вела себя, как Паркинсон. Как обычная Паркинсон. Он не знал, как проверить и, резко схватив ее за руку, потянул на себя. Пэнс вскрикнула, лицо ее исказилось, и на секунду он увидел это. Ее глаза стали белыми, как туман – ни зрачка, ни радужки, только плотная дымка между веками. И в этой дымке, как в зеркале, Драко увидел черноту. Его почти затянуло. Эта чернота, она звала его и манила, он не мог дышать, но это его не заботило. Это казалось таким правильным – то, что сидит внутри нее. Эта сущность, кусок чужого разума, он как будто управлял Малфоем, и вдруг нестерпимо захотелось остаться таким навсегда. Управляемым. Чтобы эта сущность решила все его проблемы, растворилась в нем и забрала эту боль, этот постоянный всепоглощающий страх, в котором он жил, и чувства, от которых не мог избавиться. – Малфой, Паркинсон, я понимаю, вам нужно особое приглашение на отбой, но если через минуту вы не будете в своих постелях, я лично сниму с вас баллы. Слава Салазару. Драко закашлялся, глаза его заслезились и, упав на ступеньку, он схватился за горло. Снейп. Блять, что это было? Пэнси быстро сбежала по ступенькам и скрылась в темноте. Драко открыл глаза, поморгал и, наконец, туман рассеялся, позволяя ему видеть. Что это было? Господи, блять, Тень, насколько все плохо? Тень молчала. Снейп, стоя над ним, как конвоир, не помогал прояснить ситуацию. Драко поднялся, схватившись за перила. На пошатывающихся ногах спустился вниз и поковылял в сторону гостиной. В голове все еще шумело, губы пересохли и хотелось получить хотя бы глоток воды. – Зайдите ко мне завтра, мистер Малфой, – проговорил Снейп в темноту. Драко кивнул, и ему было плевать, увидел профессор или нет. Все, что он знал – ему нужно было держаться от Паркинсон подальше. И от Грейнджер. И, кажется, от самого себя.***
– Гарри! Гарри, проснись. Если бы профессор Макгонагалл застукала ее в спальне мальчиков в такое время, то она бы сгорела от стыда на месте. И, что хуже, факультет лишился бы баллов, чего Гермиона не простила бы себе никогда. Поэтому она отказалась от идеи взять с собой свечу или волшебную палочку, и искать кровать Гарри пришлось практически на ощупь. Опознавательным знаком оказались лежащие на тумбочке очки. Гермиона впервые в жизни порадовалась, что у него плохое зрение. После чего, естественно, отругала сама себя за такие мысли. Она потрясла Гарри за коленку, и тот сел, уставившись на нее. – Гермиона? Что ты здесь делаешь? Наверное, было бы более правильно предложить ему спуститься в гостиную и поговорить там, но мысли съедали ее. Ее вдруг осенило, и она просто выпрыгнула из постели, одержимая одним предположением. – Помнишь, пару месяцев назад Карта Мародеров показала нам Снейпа и Паркинсон в одном кабинете? Ты тогда решил проследить за ними, а я осталась, чтобы отвлечь Малфоя? Гарри сонно почесал подбородок. Гермиона почувствовала укол совести. Неизвестно, в котором часу он вернулся после занятий с директором, а теперь она разбудила его, да еще и требовала ответов. – Да. – Ты нашел их? Смог подслушать разговор? Гарри задумался. Это было давно, и Гермиона в упор не знала, почему только сейчас вспомнила об этом. – Нет, меня спугнул Филч, а потом Рон отравился медовухой Слизнорта, помнишь? Про Снейпа и Пэнси я забыл, было не до того. Точно. Рон, медовуха, больничное крыло. Тогда они с Лавандой окончательно разбежались, а Гермиона получила от Малфоя очередную оплеуху. Такую, от которой долго еще не могла оправиться. И снова. Вспоминая об этом, ненавидела его до судорожной боли в ребрах, а потом представляла поцелуй, по силе равный тому, который пережила совсем недавно, под лестницей, и… Как же он путал ее мозги. Как умел кружить голову… Пришлось ущипнуть себя за ногу, чтобы вернуться к теме разговора. – А если это Снейп что-то сделал с Пэнси? – Ты узнала, что именно с ней происходит? Без очков Гарри был таким смешным. – Да. И нет, – она застонала. Рон, пробормотав что-то с соседней кровати, перевернулся на другой бок и захрапел. – Я не знаю. Я была уверена, что нашла ответ, но сейчас… Что-то не сходится. Как будто я упускаю главное. – Думаешь, Снейп имеет к этому отношение? – Не знаю. Но надеюсь узнать, – Гарри кивнул. Он явно хотел бы вернуться обратно в постель, но был слишком вежлив, чтобы сказать это. Гермиона улыбнулась ему. – Одолжишь мне мантию-невидимку еще раз? Глаза Гарри округлились.