***
Утром стало легче. Гермиона с облегчением обнаружила, что кругов под глазами нет, и ничто не может выдать ее вчерашнюю слабость. Завтрак проглотила с улыбкой (да, смотрите, я улыбаюсь) и даже успела открыть «Ежедневный пророк» до того, как на стол перед ней опустился белоснежный листок. И белоснежные пальцы. Дрожащие от злости белоснежные пальцы. – Че за фигня?! Господи, Малфой, и ты называешь себя аристократом? – Это график патрулирования, Малфой. Что-то не устраивает? – Ни хрена, блин, не устраивает! Какого черта мы с Пуффендуем? Не смотри на него. Возьми грушу или виноград. Просто пусть он подавится своим ядом и сдохнет на месте. Только не поднимай глаз. Она так и сделала. Откусила от спелого фрукта маленький кусочек. Стерла мизинцем сок с уголка рта… – Потому что так решил директор. Хлопнул по столу с такой силой, что сидящий неподалеку Симус пролил на себя чай. Даже не дрогнула. – Мне. Не нравится. Пуффендуй. Еще один укус. Просто думай о том, как приятно ощущать эту тающую мякоть на своем языке. – Мне много кто не нравится, Малфой. Выскажи свои претензии профессору Дамблдору. Его пальцы тряслись. Лежали на столе прямо перед ее глазами и тряслись. Белые, как снег в ноябре. – Грейнджер. С каких это пор ты с мебелью разговариваешь? На меня посмотри. Он выдавливал это из себя – было очевидно. Боялся заорать на весь зал. И какое-то невероятное удовлетворение поднималось из пяток в мозг. Это реакция на нее – Гермиону. Вот такая. Злость и ярость в одном флаконе. Моргнула. Иди ты в жопу. – Иди к черту. Она смотрела, как его пальцы, царапая столешницу, сжимаются в кулаки. Сейчас ударит. Ну точно – ударит. Вот сейчас, размахнется и съездит ей куда-нибудь в скулу. Но нет. Малфой просто еще раз долбанул по столу перед ней, сгреб в охапку этот ненавистный график и поспешил к выходу, топая, как сто слонов одновременно.***
Это закончилось. Драко проснулся следующим утром с твердым ощущением, что доза выветрилась. И хотелось еще. Безумно хотелось – еще и много, с самого утра, прямо в секунду пробуждения. Тень трусливо молчала в своей норе, и Малфой, так и не дождавшись ее приветствия, стал натягивать школьную форму с таким рвением, что ткань опасно трещала. Он пытался убедить себя, что идет на завтрак. Что он не мчится в Большой зал со скоростью света только ради того, чтобы поймать грязнокровку и выдавить из нее эти ебаные слезы. Нет. Просто завтрак. Просто любимая вишня и, может быть, чашка какао. И больше НИ-ЧЕ-ГО. Когда Снейп поймал его в коридоре и вручил график дежурств, захотелось смеяться в голос. Грейнджер поменяла местами свое время и время пуффендуйцев, из чего следовало, что теперь они не будут пересекаться во время патрулирования. Дико. Дико смешно. И ярость в кармане, как смятая салфетка – с хуя ли?! Прежний Малфой от такой перспективы был бы в восторге, но теперь, когда она была нужна ему для собственных целей, это немного выбесило. И спящая сука лизнула в ухо. Зацепимся за это? Конечно, Тень, еще как зацепимся. Стоял и орал на нее прямо перед столом Гриффиндора, а она читала газету. Что вы, блядь, какие мы умные! Зуд в ладонях повторился. Еще и еще. Он представил, как обхватывает рукой этот лохматый затылок и херачит им по столу до тех пор, пока мозг не зальет свежий номер «Пророка». Чтобы хлынула кровь, эта грязная-грязная кровь сквозь его пальцы. Возможно, он даже попробовал бы ее на вкус. Не поднимала глаз. Опять. И Драко пытался понять, в какой момент он решил, что ее глаза так нужны, когда он на нее орет. Нет. Никогда, не важно. Неважно ведь, Тень? Разумеется, нет. А потом она выбила из него все мысли. Пинком прямо в грудь. И дышать стало нечем. На две секунды, не больше, но она заставила его вылупиться на свои губы. Она ела, как самая последняя шлюха, потому что так не едят нормальные люди, потому что ТАК нельзя. Прошло две секунды, а было похоже на вечность. И он был готов поклясться, что весь мир стоит и тыкает в него пальцами, потому что он, сука, пялится на то, как ест грязнокровка. Стало хуже еще через долю секунды. Хуже настолько, что узел собрался внизу живота, оповещая о том, что неплохо было бы прикрыться. Она просто взяла и смахнула мизинцем ту каплю сока, что Драко в мыслях слизнул языком. Блять. Он реально это почувствовал. Как наклоняется к ее лицу, перехватывает пальцы и собирает губами сладкую жидкость с уголка ее рта. С ГРЯЗНОГО, БЛЯТЬ, РТА!!! Что-то сказал ей, руки отбил о стол. – … на меня посмотри… Просто видеть глаза… просто, как часть плана и ничего больше… просто глаза. Важно. Отчего-то катастрофически важно. Грейнджер. Давай. Упрямая сука. Давай. – Иди к черту. Шум в голове – главное, блять, не убить никого по дороге в теплицы.***
Это был самый длинный день в его жизни. Скользкий, как шкурка змеи, и медлительный, как улитка. На Травологии Малфой самым брезгливым на свете взглядом взирал на то, как Забини выуживает саженец дьявольских силков из горшка. Он не собирался заниматься этим. Он вообще не мог понять, за каким хером их выращивать в школе. И за каким хером их вообще где-то выращивать. После были совместный урок Трансфигурации с Когтевраном, практическое занятие по Защите от темных сил и самая скучная в жизни Драко лекция по Истории магии. Когда они возвращались в подземелья, Малфой молчал. Крэбб и Гойл усердно спорили о том, кто из них выпьет больше холодного чая за ужином, а Забини что-то нашептывал на ухо Пэнс. И она хихикала. Специально. Малфой знал, что специально. Паркинсон была уверена, что вызывает его на ревность, но Драко знал – даже если Блейз выдерет ее за ближайшим углом – у него ничего не екнет. Более того – он может подарить ее Забини на Рождество, обмотав фиолетовой лентой. – Блядь, – выдохнул это и остановился, как вкопанный. – Чего, Малфой? – зябким голосом спросил Крэбб. Слизеринцы тоже остановились, переглядываясь. – Да забыл, что хотел зайти к Снейпу. Он и правда забыл. Желание попросить декана вернуть прежний график патрулирования возникло само собой, как только он наткнулся на холодное безразличие Грейнджер во время завтрака. Хотелось выбесить ее, сделать все, чтобы она затопала своими грязнокровными ножками и пульнула в него коричневые стрелы. Чтобы сквозь вены – в кровь. – Сходить с тобой? – Забини. И откуда в тебе этот инстинкт мамочки? – Идите, я сам. Они уже были в подземельях, и Драко оставалось лишь свернуть с лестницы и пройти метров двадцать до кабинета, в котором Снейп и преподавал, и почивал. Махнул друзьям рукой и развернулся. Холод пробирался под кожу приятной судорогой. Стало легче от этой прохлады, которая забиралась в рукава мантии, покусывая и распаляя. Хотел было начать насвистывать что-то себе под нос, как вдруг… – Ааааа… Ох ты ж блядь. И это было не просто «А», а именно «Ааааа», такое, когда вот-вот и взрыв. Кто-то наглым образом трахался в коридоре за дверью Снейпа, и Драко просто изнывал от желания пойти и разоблачить извращенцев. Не то чтобы он этого не приветствовал, наоборот, одобрял и поддерживал, но ведь это мог быть кто угодно, и Малфой, как староста… Ладно, вранье. Его, как старосту это совсем не волновало. Просто было любопытно. – Дааа! Еще лучше. Женские стоны эхом отскакивали от каменных стен подземелья, и теперь к ним добавились еще и влажные шлепки. Малфой ухмыльнулся. Кто это там, черт возьми? Ему оставалось свернуть и посветить Люмосом прямо в ненасытную парочку, но взгляд случайно упал в угол арки, за которой этот самый поворот начинался, и Драко оторопел. Нееет. Да серьезно, что ли? Вот так сюрприз. Грязнокровка смотрела на него такими ошалелыми глазами, словно он только что застукал ее за чем-то непристойным. Стоп. Он ведь реально застукал. Пожевал язык, размышляя, какая фраза будет звучать эффектнее: «Глядите-ка, кто здесь подслушивает!» «Фу, Грейнджер, своей личной жизни нет, так не мешай другим». «Может, ты присоединиться хочешь, грязнокровка?» Открыл рот, набирая воздух. Но ничего не сказал. Вообще ничего. Ни звука не произнес, потому что она сложила вместе две своих худющих ладошки, поднесла их к губам и вылупилась на него в немой мольбе. «Молчи. Пожалуйста». Щас, бля. Размечталась. Я выдам тебя с твоими вонючими потрохами, поганая грязнокровка! Так? Так. Но продолжил молчать спокойным взглядом – прямо в ее глаза. Что-то замкнулось, как два разноплановых провода. Что-то заткнуло разум пробкой из-под вина, да так, что захотелось выбить из головы всю пыль. Сильно. Грубо, большой дубиной. Одними губами: – Почему? И ответ такой же невесомый: – Пожалуйста… Как будто заклинание Тергео втянуло в палочку весь его разум. Умоляла. Не просто просила – умоляла. Грейнджер его умоляла. Мерлин, запомни этот момент! И он видел слезы в глазах, и закушенную губу, и спину, ровной стрункой вытянувшуюся у стены. Что это, Грейнджер? Неужели так пугает этот стыд? Правда, что это? Подумаешь, застукать с поличным двух подростков, почему? Ты? Так? Реагируешь? Она видела эти вопросы в его сверлящем взгляде, Драко был уверен, что видела. Нахмурил брови, посмотрел еще раз, и снова беззвучно: – Почему? Но ответ пронесся раскатом по стенам. – РОН! Так, что он вздрогнул, а Грейнджер с силой зажмурилась. Распахнула глаза через пару секунд. Посмотрела. Видимо, шок в глазах Драко немного привел ее в чувства. Поднял брови вверх. Офигел. Нет, правда. Уизел? И какого хрена она подслушивала? Не успел подумать об этом, потому что шаги за поворотом оповестили о блестяще сыгранной партии Рональда. В глазах Грейнджер нарисовался не просто страх – панический ужас, когда она обхватила его за плечи, дергая на себя, вжимаясь в угол арки всем телом. Дыхание-в-дыхание. В миллиметре от его губ. И посыпалось. Спокойствие, вечность, мир посыпался от того, что он ненавидел себя и каждой клеткой ощущал, как под ногтями скребется грязь. Дернулся, вырываясь, но она вцепилась мертвой хваткой, как самая последняя сука… – Малфой, пожалуйста… Еще раз посмотрел на нее пьяным от злости взглядом, с сомнением, а потом обхватил пальцами узел на гриффиндорском галстуке, вбивая затылком в стену. Наклонился близко. К самому лицу, прогрызая свою губу до крови. Услышал, как мимо кто-то прошелестел. – Смотри-ка, Лаванда, а мы здесь не одни такие. И ржач. Дикий ржач. Он думал, что убьет ее. Просто выдернет из этого проклятого угла, достанет палочку из кармана и одним заклинанием прострелит ей мозг. Рука, передавливающая галстук, тряслась и просила, чтобы ее отрубили. Он снова прикоснулся к ней. Снова выпачкался в этом дерьме, и теперь не просто отрезком тела – целиком. До скрипа на зубах, судорожно, так, что передернуться бы – да сил нет. – Убью… Прорычал прямо в губы. Не понимая, не соображая. Не думая. И все еще не отпускал, словно мечтая просто проснуться. Надеясь, что это сон. А еще от нее воняло. Реально, воняло, самым поганым запахом, который Драко ощущал в своей жизни. Этими гнилыми, черными, как смерть, алыми, как кровь, белыми, как пепел – розами. Теми, что так любила мать и так ненавидел отец. Теми, что кладут на могилы покойникам. Сильно воняло, кошмарно. Скривился, зубами скрипнул – сука, еще один вдох. Просто пусти ее – можешь об стену шваркнуть, легче станет, Малфой, обязательно станет. Но не мог. И угрожал и просил, тогда, в кабинете Флитвика. Не дыши, не дыши… не дыши в мою шею своим грязным… Сорвались мысли. И, сука, мурашки, откуда вас здесь так много? Минута шла за минутой, а он все пытался не вытошнить этот ее запах, прямо на ало-золотой галстук. А еще пытался соображать. Правда, пытался, да куда там, когда близко до запредельности, и, видимо, организму совсем насрать на ее грязную кровь. – Малфой… Просто заткнись, пока я не оставил от тебя одни… Горячим, слишком горячим паром по шее… Сгустками крови в мозг. И яркие до посинения сучьи глаза, в этой кромешной темноте подземелья. Так. Думаем. Думаем. Тень, ты здесь? Ну естественно… Говори мне. Просто закрой глаза и станет легче. Лживая тварь. Легче не стало, и запах роз ударил куда-то в затылок. Больно. Как будто кроша сознание. – Малфой. Еще. Блядь, это бред какой-то! Совсем ведь не сложно – взять и расцепить пальцы. Но, казалось, их просто парализовало. – Малфой, пусти меня… Секунда. Две. Три. Просто считай их. Просто одну за другой. Какого хрена со мной происходит?! Ты просто устал. Тень, от тебя совершенно никакой пользы. – Малфой, какого черта с тобой творится? Хрипло. Так, что впервые услышал. Впервые позволил себе услышать. И будто первым глотком воздуха в легкие, будто слепящим светом – прямо в зрачки, так, что захотелось прищуриться. Этот ее голос. Возвратилось сознание, липкой лентой опутывая все тело. Отошел резко, быстро, как от прокаженной. Проклял одними глазами – остро, обжигающе, кусками взрывчатки под кожу. Не молчи, Малфой. Говори что-нибудь. – Сука, я же теперь и за месяц не отмоюсь. Хотел заорать – не вышло. Только грубая, режущая фраза, от которой грязнокровка лишь задрожала чуть-чуть сильней. Задрожала и скукожилась, все еще протирая спиною стену. – Из норы своей выползла – и за мной. Развернулся на пятках, быстрым шагом пошел к выходу из подземелья, мимо гостиной Слизерина, мимо херовой тучи картин – вверх, на лестницу. Не оборачивался, знал, что послушно шагает сзади. Руки еще дрожали, когда он погрузил пальцы в пряди волос, загребая, отбрасывая назад. И все тело чесалось так, словно он и правда только что выкупался в дерьме. Или хуже. Остановился на самом краю площадки и повернулся, глядя на Грейнджер, которая упрямо сверлила глазами свои ботинки. – На меня смотри. И впервые – вот оно, бля, как круто – послушно подняла взгляд. Карие. Тень, какого хрена они такие карие? – Малфой, я… – Ты. Да, Грейнджер, ты. Вернешь прежний график патрулирования – это раз. Будешь делать за меня все домашние в течение семестра – это два. И… и… Запнулся. Нужно было сказать что-то еще. Нужно было придумать, ведь это была такая офигительная возможность схватить грязнокровку за жабры. – Что? – Какого хрена ты слушала, как Уизли трахает свою телку? Тебе не пофиг, Малфой? Нахрена ты спросил? Нахрена, я тебе говорю?! Смотрел на нее и ждал вразумительного ответа, а она только розовела со скоростью света, усиленно пряча глаза. – Какого хрена, Грейнджер?! – Да какое тебе дело?! Действительно. Какое ему дело? Вот только рыскали серые по ее карим и ждали, что она оправдается. И все его подозрения развеет, просто возьмет и сдует, как песок с ладошки, потому что не может так быть… Не она. Не такая, как она. – Грейнджер… Тихо, почти ласково. До озноба. – Я не хочу отвечать. И вот оно. Просто до одури вшивое. Она и правда. Запала. На Уизела. И слушала, как он трахается, сцепив зубы. Рассмеялся так громко, что сам испугался собственного смеха. А грязнокровка прищурилась. Ждала, когда он заткнется. – Ладно, мне похер, просто хочу поскорей отмыться. Врал, да так мастерски. И уйти не мог, потому что видел эти красные щеки и знал, что если чуть-чуть надавить, она просто подарит ему себя. Разрыдается или горло сорвет, крича. Но давить как-то не хотелось. Даже ломка почти прошла, ему просто нужно было смыть с себя эту липкую дурь и уснуть до утра. – Господи, Малфой, откуда в тебе столько яда? Спросила тихо, разочарованно. Но его понесло от этого. Понесло, как обычно – скручивая жилы в кокон, опутывая туманом, паутиной… – А в тебе столько грязи откуда? Грейнджер, ты даже дышишь грязью – не замечала?! Правда, оглянись вокруг, посмотри – слой на слое, тоннами, Грейнджер! Вот она – над твоей головой, под кожей, в крови – везде! Даже горло сдавило от крика. Смотрел на нее и ждал своего вознаграждения – слезы, закусанной губы, обиды в глазах. Но она дышала. Глубоко, быстро, так, как дышать умеет только Грейнджер. Сильно. – Боишься испачкаться? – не ртом сказала – душой. Голой, как ветки Дракучей ивы зимой. Хлестанула. – Еще как. Посмотрела на него, пожала плечами, и вдруг… Резко подбежала, цепляя ладонью его за галстук. – Какого?.. Отшвырнул ее руку, делая шаг назад. И снова. Только теперь поймала пальцами рукав мантии. – Грейнджер! Продолжила свои попытки, касаясь руками, стараясь достать, захватить как можно больше кожи кожей. А Драко все пятился, отпихивая ее, борясь. Практически вжала в стену, без разбора уткнулась носом в ключицу, потянулась к рубашке, рванула пуговицы на себя – пальцами прямо по линии живота. – Сука, – попытался перехватить ее руки, сцепил, развернулся и снова затылком в стену – только затылок уже ее. И запястья тугими оковами собственных пальцев. Над головой. Она скалилась. Рвалась, как кошка, пинала его ногами. Шептала что-то, выкручиваясь, играя… – Фиг ты теперь отмоешься, Малфой! И выдохнуть не дала – припала щекой к щеке, словно размазывая эту грязь, всю до последней капли. Он зарычал. Утробно, дико, скуля и отплевываясь, рассыпая проклятья, как бисер. На шаг отошел назад, но грязнокровка успела вырваться и обхватить ладошками его лицо. Крепко. Мертвецкой хваткой. Толкнул ее в грудь – ничего. Стояла сияющей статуей и пялилась на него. А Драко чувствовал, как ее грязь впивается в кожу, пачкает собой щеки и скулы, стекает по подбородку на шею – ниже. До самых пят. И сказать ничего не мог, и пошевелиться. Просто смотрел на то, как она ликует. Проигрывал. Просто тонул в этом ее дерьме. – Убери. Свои. Руки. Нет, не громко. Тихо, катастрофически тихо. А Тень прошептала: «Пожалуйста». Просто, скажи «пожалуйста». – Не уберу… – Грейнджер… Умоляя. Как никогда и никого, потому что это сейчас важно до колик, просто иначе никак. Если она не отпустит, то он просто свихнется, а может быть сам себе глотку перегрызет – чтоб не забило мозги этой поганой пылью. – Грейнджер. – Прочувствуй, Малфой. Прочувствуй ее всю. И откуда в ней столько глупости? Заслужил? Господи, просто ответь – заслужил?! Хотел подчинить ее, хотел вывихнуть всю ее, смять, как комок глины, а потом зафигачить новую. Уверен был в своих силах. Знал, что не сдастся – долго, мучительно, глубоко… И вот. Стоит перед ней и молчит, потому что она подчинила. Бесчестно, фальшиво и так не по-грейнджерски подло, но подчинила. – Грейнджер… И задохнулся, когда ее губы коснулись его щеки. Сладко, тянуще, неправильно, слишком… слишком. Боже, ну где ты, Тень? Тихо. Предательски-тихо. – Вот он, твой страх, Малфой. Вот он какой, правда? Глаза в глаза – так глубоко, что, казалось, еще чуть-чуть – и захлебнется нахрен. Еще хоть один миллиметр, и можно сколачивать гроб – малфоевский, фамильный, с кучей камней и ненужной роскоши. Рот приоткрыл, поймал ее мягкое, как листопад, дыхание. – Пожалуйста.