***
У Гермионы раскалывалась голова. Завтрак не принес никакого облегчения, хуже того – от гула, стоящего в Большом зале, хотелось зарыться под землю. Студенты сегодня словно с ума посходили! Пуффендуйцы в полном составе обсуждали какой-то турнир, собравшись толпой по центру своего стола. Когтевранцы в синих галстуках нараспев повторяли заклинания из тех, что Флитвик задал учить на экзамен, ну а Слизерин не был бы Слизерином, если бы не превращался каждое утро в умирающую со смеху лошадь. И кто сказал, что их герб – змея? Конь. Натуральный конь. – А я тебе говорю, что Вуд начинал на «Чистомете»! Тогда «Нимбусов» и в помине не было! – Рон, Вуду не сорок пять – он на пару лет старше нас! – Может, поспорим? Давай напишем ему письмо и спросим? – Да, точно, отличная мысль! Мы ему в жизни не писали, а тут: «Привет, Оливер! Это Гарри и Рон! Не подскажешь, на какой метле ты летал, когда только стал капитаном по квиддичу? Нам очень срочно, мы заключили пари!» – Мы могли бы сначала спросить, как у него де… – Хватит! – Гермиона стукнула по столу с такой силой, что выбила газету из собственных рук. – Вы можете хоть раз в жизни не орать, как слабоумные? У меня голова сейчас треснет от ваших воплей! И, да, Гарри, Вуд начинал на «Чистомете», как и вся команда. Что с твоей памятью? Выдохнула это и словно таблетку выпила – боль почти прошла, хотя в сон клонило нещадно. За всю ночь она не сомкнула глаз, ведь ей пришлось делать проверочные за себя и Малфоя, от чего на душе становилось мерзко, будто она готовила ужин для Волан-де-Морта. Унизительно и неправильно. Против воли покосилась на слизеринский стол – Малфой ржал наравне со всеми. Словно не он вчера смотрел на нее с нескрываемым ужасом и просил не притрагиваться к нему. Вспомнилась прохлада его кожи и рваное, грубое дыхание. Румянец припал к щекам. Возьми себя в руки, Гермиона Грейнджер, это не тот объект, который был бы достоин твоего внимания. Покосилась еще раз. Малфой перекинул ногу через скамью и встал, машинально отбрасывая челку влево. Красивый… Господи, глупая, что у тебя в голове?! Походка Малфоя была привычной – он, как всегда, шел быстро, размахивая руками так, что идущие мимо первогодки рассыпались в стороны, а девчонки облизывались. Гермиона готова была себе вилку в руку воткнуть, когда поняла, что и сама провела языком по верхней губе, сверля взглядом удаляющуюся спину. Грубо себя обругала – даже слишком грубо. А потом тоже поднялась на ноги: – Идемте! Скоро звонок прозвенит. Мальчишки все еще спорили о метлах, Вуде и о том, сколько снитчей в своей жизни поймал Виктор Крам, а Гермиона шагала сзади, еле перебирая ногами, и мечтала просто лечь спать. Короткий свист из-за угла заставил ее обернуться. Малфой не смотрел на нее – был увлечен своими ногтями. Подпирал стену и ждал, что она подойдет. Точно ждал. Было видно по напряженной позе. Девушка застыла, соображая, что бы такое сказать Гарри и Рону, чтобы они не посмели увязаться за ней. – Ребят, – тихо позвала она. – Мне нужно умыться, идите без меня. Показала рукой за угол. – Ты что – сейчас же урок начнется. – Я знаю, Рональд, просто идите, ладно?! И вот – сорвалась. Держалась весь вечер и утро, даже себе запретила думать о том, что он делал вчера с Лавандой… А теперь не смогла удержаться. Чертовски сильно хотелось вцепиться ему в веснушчатое лицо, чтобы не светился так... – Ладно. Она подождала, когда друзья скроются за дверью, а потом повернулась к Малфою. Только посмотрите на него! Само спокойствие. Быстро достала из сумки свиток пергамента, молча впихнула его в чужие руки и развернулась на пятках, чтобы уйти. Развернул листок, кхыкнул. – Это что – все? – Проверочная по зельям. Нам на сегодня больше ничего не задали. Говорила спиной – знала, что он ненавидит, когда на него не смотрят. Бесился от этого, как зверь. Даже думать не хотелось о том, когда это она успела подметить такую мелочь, поэтому просто сделала пару шагов вперед. – А на завтра? Эссе для Снейпа, задания по трансфигурации. – Малфой, на завтра будет завтра! – Повернись! И снова приказной тон. Господи, вот что ему вечно надо? – Оставь меня в покое, Малфой. Пошла быстрее, потому что знала, что он не станет догонять – не позволит кому-либо увидеть их вместе. – Грейнджер, стой, я сказал! – Оставь меня в покое. Повторила и быстро юркнула в класс – подальше от испепеляющего взгляда.***
Эта сука умудрилась вывести его из себя за несколько секунд. С самого утра. Да чтоб ты провалилась! Два первых урока он придумывал план мести, а потом заигрался в чернильные бои с Блейзом и сам офигел от того, насколько стало легко. Зелья всегда были любимым предметом Драко, потому что они проходили в привычных подземельях, и декан его факультета все время унижал гриффиндорцев. Это было весело. Теперь же на место Снейпа назначили старика Слизнорта, и уроки потеряли свою привлекательность. Нет, само собой, Драко был рад тому, что Снейп, наконец, добился должности преподавателя по защите от темных сил, но Слизнорт вызывал желание пойти и проблеваться в туалете. Также неплохо портили настроение и вездесущие гриффиндорцы, к которым новый учитель прикипел особой любовью. Слизнорт поставил студентов вокруг своего стола и водрузил на него огромный котел с подозрительно искрящейся жидкостью. Она была светло-сиреневого цвета и переливалась. – Кто скажет, что это за зелье? Малфою не нужно было подходить ближе, чтобы понять, что взметнувшаяся вверх рука принадлежит Грейнджер. Кто бы сомневался? – Это амортенция, сэр… Драко закатил глаза и повернулся к стоящему рядом Блейзу. – Докатились, Забини. – И не говори. Изучаем любовные зелья. Снейп со смеху сдохнет, когда узнает. – … Амортенция – это любовный напиток, который создает сильнейшую зависимость, заставляет тянуться к человеку, даже если прежде ты его ненавидел всем сердцем… Захотелось треснуть ей. Сильно. Просто за то, что она умеет говорить. – Отлично, мисс Грейнджер. Как известно, амортенция не создает любовь. Ее вообще невозможно создать. Все, что может предложить это зелье – иллюзия любви. Довольно сильная, надо признать. Есть чем дополнить? Грейнджер прокашлялась. – Амортенция пахнет для всех по-разному. В зависимости от того, что нравится. Например, для меня это – запах свежескошенной травы. Нового пергамента и… и… зубной пасты. Мятной. Грейнджер покраснела, и Драко едва сдержался, чтобы не сплюнуть на пол. Слизнорт прибавил Гриффиндору баллы за ответ, а потом посмотрел на студентов. – Кто еще хочет вдохнуть аромат любви? Затошнило. Вот прям до приступов затошнило. Девчонки облепили котелок так, словно в нем был сокрыт смысл жизни. Поттер пролепетал что-то о пироге и полировочном креме для метлы, Уизли, кажется, почувствовал запах курицы, ну а Пэнси с диким визгом говорила о том, что ее амортенция пахнет одеколоном Драко. Девчонки сочли это милым, по залу прокатилось тоненькое "оооо", на что Драко отреагировал полнейшим игнором. – Кто еще? Мальчики, Слизерин? Мистер Забини, мистер Малфой? Услышав свою фамилию, Драко попятился. Что, блядь? – Простите, сэр, у меня насморк… Отговорка была глупейшей. Тем временем, ученики расступились перед ним, освобождая путь – пришлось идти. Один шаг за другим Драко приближался к злосчастному котлу. На него смотрели. Малфой любил, когда на него смотрели, но не в таких тупых ситуациях. – Готовы? – Да, профессор. Сморщился. Прикрыл глаза. Медленно вдохнул через нос. Резко. Стало больно внутри – защипало и сжалось, даже слезы подобрались к груди. Этот гнилой и прожженный запах, тот, от которого его тошнило с самого детства, едва почувствовав который он стремительно мчался на воздух… всегда. Прежде. Запах роз. Сильный, крепкий, сдавливающий. Кровь прилила к лицу, и зубы сжались так тесно, что казалось, еще чуть-чуть и потрескаются. Захотелось разодрать себе глотку или блевать, согнувшись над унитазом до самого утра. Заслезились глаза от отвращения, разум стал каменным и тяжелым, практически неподъемным – до крика. На секунду застыл, а потом – против воли, иначе никак, только против собственной воли – впустил в себя этот запах до основания, в легкие, глубоко. Чувствуя, как сердце сжимается и прекращает биться. Совсем прекращает биться. Сковало все тело – ноги, руки, голову. Шею сцепило мертвой хваткой, сдавило грудь. Пошевелиться не мог, вообще ничего не мог, только стоял и слушал, как мир проваливается под землю с оглушительным грохотом. Ничего не осталось – только он и запах, один на один, в почти равноправном поединке. Ненавижу. Грязнокровка. Ненавижу. Захотелось проорать это прямо ей в ухо на глазах у всех этих людей, чтобы знали. Хотя, они и так знали. – Ну как, мистер Малфой? Что чувствуете? Голос Слизнорта выдернул с самого дна за гланды. Огляделся по сторонам. Котелок был накрыт массивной железной крышкой – запах исчез. Нахмурился, все еще чувствуя в горле комок, и посмотрел на учителя: – Это вишня и… боярышник. Из него сделана моя палочка. А дальше темно – просто черная повязка на глазах, сквозь которую он слышал шепот Паркинсон, ржач Нотта и Крэбба с Гойлом, а также голоса, один за другим, мужские и женские – разные, от которых гудело в ушах. – Профессор Слизнорт, могу я выйти? – спросил сквозь сцепленные зубы. – Плохо себя чувствуете, Драко? – Мне нужно в уборную. О, да, ему нужно было в уборную. Выблевать из себя этот запах вместе с кишками, выкрикнуть проклятья, что жгли язык. Сорвал с себя галстук, врываясь вихрем в мужской туалет, зарычал, глядя в зеркало, на нового, разъяренного себя. Зубы сцепил, а потом впился зубами в руку, чувствуя привкус кожи, а позже и солоноватой крови. Малфоевской, чистой, как первый снег. Заскулил, сжимаясь всем телом. Господи, Тень, скажи, как это называется?! Молчала, как будто на сторону врага перешла. Зачерпнул воды полные ладони, брызнул в лицо, сделал несколько вдохов и опустил чугунную голову под кран, позволяя воде прочертить дорожки на белоснежной рубашке. Драко готов был повесить себя на забор и выколотить из-под вен этот запах, как застоявшуюся пыль, потому что не могло так быть – не с ним. В глаза посмотрел – чужие. Дикие, ненормальные. И привычного холода словно нет, только безумие, как у дьявола. Сжал кулаки, впиваясь ногтями в кожу. Хватит, ну хватит, Господи! Ну пожалуйста… – Сука, – выдохнул, сплюнул, сполз по стене на пол. Воздух весь вышел, как будто и не было никогда. Прикрыл глаза. Запах вернулся. Показалось, что на миг он очутился в саду Нарциссы, где розы – и гордость, и смерть. Их там так много, что можно задохнуться. Вот они – белые, алые, розовые. Мерзкие, как разложившийся труп. Тряхнул головой – еще. Другая ассоциация, более вшивая. С дебильной улыбкой, вздернутым подбородком и пышной копной волос, от которых несет. Несет этими… сраными… розами. Снова согнулся над раковиной, сплюнул каплями своей крови – когда прокусил губу? Сделал глубокий вдох. – Ладно, Драко. Успокойся. Просто успокойся. Ты устал и задолбался, у тебя выдался сраный год, который давит тебя. Больше ничего. И нервы эти – ничего. И запах этот тоже – просто бзик. Все пройдет. Это пройдет. Сука, просто скажи, что пройдет! – Малфой, ты в порядке? Драко был уверен, что голос ему почудился, готов был поклясться. Пока не увидел ошалевшее лицо в отражении. Повернулся на пятках, уверенный, что убьет. Вот сейчас. Прямо сейчас. – Это мужской туалет! Рявкнул так, что грязнокровка подпрыгнула. Заморгала своими пушистыми ресницами, словно взлететь хотела, а Малфой молил. Уходи. Убирайся, проваливай, съебывайся отсюда, пока я не наделал еще больше глупостей! – Меня профессор Слизнорт отправил – проверить, как ты. – Вали и скажи своему профессору, чтобы шел на четыре стороны! – Малфой… – Заткнись! Не понял, как оказался рядом с ней – только через секунду уже сжимал худые запястья своими руками и пытался поймать ее взгляд. Хоть один. А она отворачивалась. Как сука, как самая последняя тварь отворачивалась. – Мне больно, Малфой, пусти, – как шавка заскулила, почти по-собачьи. И вдруг, совершенно вдруг, стало легче в разы. Так быстро, на скорости «Молнии» – вот он рычит и кусает губы, а через секунду уже совершенно расслаблен – читает эмоции Грейнджер, как книгу. Снова спокойное дыхание, ледяной взгляд и усмешка – почти настоящая. – С удовольствием, только после того, как признаешься. Сверкнула глазами: – Признаюсь в чем? Вот оно – жидкое, объяснимое – желание выплеснуть на него всю свою злость и нежелание слушать его ответы. – В том, что подсматривала за мной. Надеялась, что я здесь не один, а Грейнджер? Думала, что я трахаю здесь какую-нибудь когтевранку? Прямо в туалете, загнув ее над унитазом? Вздрогнула, вырвала руки, глядя таким разъяренным взглядом, что стало туго в поясе. – Господи, Малфой, какой же ты… – Какой? Грязнокровка отвернулась, усиленно думая. Щеки уже пылали, а волосы разлетались от тяжелого дыхания. А Драко дрожал, чувствуя, как мозг скатывается в штаны. Посмотрел на ее лицо и слегка подрагивающие губы – пошлые до стонов картинки мелькнули в сознании. Приятной негой в низу живота. Наклонил голову набок. – Ну, какой, Грейнджер? Красивый? – сделал шаг вперед, заставляя ее отступить. – Знаю, что красивый. И ты знаешь. И если я спрошу это, глядя тебе в глаза – соврать не сможешь. Он улыбался. Так по-настоящему и дико. Просто эйфория уже начала закладывать уши. Он сам не ждал, что так будет. Что следующую дозу она даст неосознанно. Легко и так просто. Сама принесет и выплеснет прямо в ладони. Еще один шаг. – Или, быть может, ты хотела назвать меня сексуальным? Тоже не новость, – тихо засмеялся, почти вжимая девушку в железные дверцы кабинок. Нависая над ней. Заставляя зажмуриться. Положил одну руку слева от ее головы. Чуть наклонился. Все еще влажные волосы упали на лоб, и вот оно – тот самый знак, которого он ждал. Грейнджер проследила за тем, как он отбрасывает пряди с лица. Долго смотрела, дыша, как в последний раз, а потом – Боже – закусила губу. На секунду, на самую крохотную секунду, но закусила. И Драко еле сдержался, чтобы не застонать. Прикрыл глаза, собираясь с мыслями. – Ну, скажи, Грейнджер, – ласково шепнул в ухо. – Ты ведь хотела бы потрогать меня? Я видел вчера твой взгляд. Хотела бы… Распалял ее, играл, как кот с мышкой, и сам же заводился, до дикости. Розовые щеки, сбитое дыхание – он готов был поклясться, что эта маленькая паршивка желала его. Прямо в этот момент. И он желал до хриплого голоса. Мысли все перекрыло легко и безболезненно, густым туманом застилая глаза. – Ответь мне, Грейнджер. Ты никуда не уйдешь, пока не ответишь… – Нет, – слишком хрипло для такого «нет». Дрожали уже не только руки, но и все тело. Хуже, нужно сделать хуже. Пусть она просто сдастся ему, позволит пытать себя днями, годами, веками – пусть просто сделает это! – Ммм, как же мне нравится это «нет». Грейнджер, а может, ты не хотела смотреть, как я трахаюсь с кем-то? Может быть, ты думала, что я делаю это… один? Ничего не ответила. Все еще воротила взгляд, мотая головой из стороны в сторону. Еще одно «нет». Ее трясло. Драко не мог понять – унижение это, страх или желание. Скорее что-то смешанное и цветное, как конфеты из «Сладкого королевства». Неожиданно захотелось попробовать ее на вкус. Не только губы – а всю. Грязную, скрипящую на зубах. Влажную от его слов. От этих мыслей поплыли стены, а член запульсировал сладкой болью. – Хочешь сейчас посмотреть? – Нет, Малфой, пусти меня… – шепотом. Таким раздирающим шепотом. И вот они слезы – мокрые, как роса, но мало их до безумия. Хотелось еще. – Нет, Грейнджер. Ты будешь смотреть. Сам не понял, зачем сказал это, а руки уже потянулись к пряжке ремня – щелчок. И судорожный гриффиндорский выдох. Крышу снесло к чертям. Он не заметил, как вжикнул молнией на брюках и оскалился, чувствуя бешеный прилив сил. – Посмотри на меня, – умоляюще. – Грейнджер, посмотри на меня. Снова мотнула головой, а он так не хотел кричать. И эта ее беспомощность настолько сводила с ума, что хотелось стянуть с нее мантию и вгрызться зубами в соски. Прикрыл глаза на секунду, ощущая, как член обжигает пальцы. Уже совсем твердый – Мерлин – только от ее вида. – Малфой, – заскулила, боясь пошевелиться, потому что он упирался своей плотью куда-то в ее бедро. – Пусти меня, я прошу… Прошу. Она просила. Драко покатал это слово на языке, приблизился губами к ее лицу, оставляя расстояние в пару сантиметров. Господи, да она же боится меня, как смерти! – Посмотри на меня, – снова. И на кой ему этот взгляд? – Посмотри, Грейнджер, посмотри на меня. Посмотри. Он не знал, что подействовало – умоляющий тон или член, влажной головкой пачкающий ее форму. Девушка вздрогнула от его дыхания, сжала плотнее губы, а потом – да – встретила его взгляд своим. И сердце со звоном рассыпалось. Начал движения медленно, знал, что в таком состоянии кончить – раз плюнуть. И в глаза смотрел, словно черпая из них силу. Она все еще нервно моргала и слезы текли по щекам, но дрожь прекратилась. Словно ненависть заткнула ее собой. Полный неизбежности взгляд подкидывал Малфоя к звездам и не хотел отпускать. Высоко, так, что можно застрять головою в облаке. Она больше не просила и не говорила ничего, просто смотрела, смотрела, как он и хотел, а Драко двигал рукой, сжимая сильнее, хватая голодным ртом воздух. Ловил ее выдохи своими губами – близко, до остервенения близко. Мысленно проник сквозь сомкнутые губы своим языком – жарко, судорожно сокращаясь, вылизал ее всю, небо, язык, прошелся дорожкой по ряду нижних зубов, а потом отстранился, заставил сесть на колени и… – Ааа, – даже и думать не собирался о том, что простые фантазии вызвали в нем этот горячий, наполненный тянущей болью стон. Но это жгло внутренности – как он хотел, чтобы дрожащие губы Грейнджер сомкнулись на его влажной головке. Сейчас. Хотел до безумия, до белой пленки на глазах. До скрипучих вздрагиваний и истошных воплей. Нежно, медленно, а потом все быстрее, присасывая, втягивая в себя целиком и полностью… Черт! Еще. Еще. Ускорился в два раза. Не отводил от нее глаз – видел свое возбуждение в карих зрачках – до истощения, до изрезанных в клочья вен. А еще видел страх – панический, беспощадный. Комок собирался все гуще и гуще, а воздуха было мало, губу закусил, прищурился – задыхался. Попроси ее. Скажи ей. Давай. – Помоги мне, – а движения раз через раз. И снова испуганный взгляд. Сбившийся, полуистерический голос: – Что?! – Опусти глаза. Посмотри на него. – Нет, псих! – Смотри на него! Вздрогнула. Еще несколько секунд цеплялась глазами за его глаза, как утопающий за соломинку, а потом медленно, слишком медленно опустила голову. Вздрогнула, тихий выдох слетел с ее губ. Господи, да! Он двигал рукою по своему члену, захлебываясь собственным превосходством, купаясь в ее истерике. Он слышал, как сердце порхает между землей и небом, он вышибал из себя всю злость – толчками, ритмичными выпадами. Избавляясь, выплевывая. А она смотрела. Так по-блядски пристально и дико, приоткрыв свой грязный рот, разве что не пуская слюни – смотрела. Возможно, проклинала его, или сыпала невербальные заклинания, но это не помогало – Малфой как и прежде толкался в свой кулак, жуя ее, как конфету, сминая и превращая в ничто. Быстрей и быстрее, чувствуя близкую, катастрофически-близкую развязку. Сейчас. Вот так, еще немного. Снова выпад, подавленный вздох. Один, второй, третий. Его колотило и сжимало кольцом собственных пальцев, ее взглядами и дыханием. Быстрей! Зубы сцепил, расшиб кулак о стену. Не мог больше вытерпеть ни секунды – движение и конец. – Грейнджер, – невнятно, почти беззвучно, но она все равно расслышала, затряслась, как листочек, и подняла глаза. И кончилась жизнь. Легкие вырвало вместе с грудиной, ребра ломая в труху. Всего скрутило, свело, разрезало – остался только цвет кофе и блестящие слезы на щеках. Не застонал. Вообще не издал ни звука, когда изливался на ее форму. Только читал пустоту во взгляде, внимательно, строчку за строчкой. Странную, безразличную пустоту, от которой мурашки ползли по коже. Замер, пытаясь восстановить сознание. Шумело в висках и так не хотелось думать. Густая липкая сперма горела огнем на пальцах, пощипывая, стирая грани, целуя в сознание нежно, без языка. Выдернулись все страхи. Просто – вжик, и нет ничего, только облегчение и светлый разум, готовый к чему угодно. Драко мог много чего сказать себе в этот момент, но он лишь поправил брюки, одернул рубашку и повернулся к зеркалу, все еще шумно дыша. Капельки пота стекали по шее, в очередной раз оттеняя белизну кожи, а глаза горели живым огнем, как когда-то в детстве. Он нравился себе таким – спокойным, воодушевленным. Казалось, зрачки стали ярче в разы, и серый теперь был не просто серый, а с каким-то голубоватым свечением. Настоящим. Почти ощутимым. Ухмыльнулся, вспоминая о стоящей рядом гриффиндорке. Она словно во времени затерялась – стояла и молча смотрела в то место, откуда он только что отошел. – Эй, Грейнджер, ты че там, окаменела? Девушка не ответила. Малфой пожал плечами, ополоснул руки холодной водой и пошел к выходу, насвистывая какую-то старую мелодию себе под нос.***
Гермиона оправила край своей юбки, чувствуя, как сильно ткань колет гладкую кожу колен. Задержала дыхание. В кабинете пахло чернилами и волшебством. Этот аромат будто бы возвращал ее в Хогвартс пятилетней давности. Она любила занятия по трансфигурации тогда, в одиннадцать, и продолжала любить их сейчас. – Вы уверены в своем решении, мисс Грейнджер? Словно забыла о том, что профессор сидит напротив. Тряхнула головой, отбрасывая в сторону все до единой мысли. Они цеплялись за нити разума, путались в завитках волос, грызли зубами кожу, но уходить не хотели. – Да, профессор. Я все обдумала уже давно. На самом деле, совсем не думала – сил не нашла. Очистила себя от грязи, вышла из проклятого туалета и направилась в кабинет декана, напрочь забыв о других уроках. Напрочь забыв обо всем. – Признаться честно, вы огорчаете меня, мисс Грейнджер. Вы ведь так стремились к этой должности, вы хотели ее, вы много работали для этого. Не говоря уже о том, что лучшей старосты для нашего факультета и представить сложно. Лицо профессора Макгонагалл было обеспокоенным и взволнованным, а вот Гермиона смотрела на нее таким прямым взором, словно и не было ничего внутри. А, может, и правда не было. – Вы ведь знаете мою тягу к знаниям, профессор. Я всегда уделяю все свое время учебе. И именно поэтому я сейчас отказываюсь от должности старосты. Я просто хочу больше учиться, мне кажется, что я недостаточно сконцентрирована, – выдохнула, чувствуя свой неизбежный крах. – Профессор, я просто устала, вот и все. Женщина кивнула, снимая тоненькие очки и откладывая их в сторону. Потом устало потерла пальцами переносицу. – Это никак не связано со студентами Слизерина? Слезы защипали радужки глаз. Просто держи их в себе, Гермиона. Просто держи. Выдавила улыбку: – Ну что Вы, мы с Паркинсон и Малфоем даже сработались. – Это хорошо, но все же, Гермиона, Вы уверены, что у Вас все в порядке? Нет! Нет, не в порядке и уже не будет в порядке!!! Моргнула, повертела в руках аккуратный металлический значок с выведенной алым цветом буквой «П» – префект. Только дыши глубже. – Все хорошо, профессор. Спасибо за беспокойство. Металл звякнул о стол, хлопнула дверь сильней, чем обычно. А потом была комната девочек и разорванная в клочья подушка. Будь ты проклят, Драко Малфой. Будь ты проклят.