***
Гермиона измерила шагами гостиную, села на диван, просидела три секунды, встала и прошлась еще раз. Вздохнула, встала у камина, уткнулась взглядом в оставленную кем-то газету. Гарри косился на нее, выглядывая из-за стопки учебников, что громоздились перед ним на столе. Рон похрапывал в кресле, прикрываясь тетрадкой. Других гриффиндорцев в гостиной не было. Она вздохнула еще раз, встала перед другом и, сцепив руки в замок, на одном дыхании выпалила: – Молчать я больше не могу, поэтому хочу, чтобы ты узнал от меня, а не от директора, когда он будет сообщать всей школе, что лучшую ученицу десятилетия упекли в Азкабан. Это я заколдовала Малфоя вчера на матче. Гарри открыл рот и заозирался по сторонам, а потом потянул ее за руку, усаживая на стул рядом с собой. – Тихо ты. Я в курсе. – Что? Откуда? – Нетрудно было догадаться, ты ходишь белая, как призрак, со вчерашнего вечера, и за весь день четыре раза ходила в сторону больничного крыла. Совесть мучает? Гермиона вздохнула и бросила взгляд на Рональда. Тот спал сном младенца, кажется, совершенно забыв о том, что у него даже не начато эссе по Защите от Темных сил. Какое безрассудство. – В каком-то смысле. Гарри смотрел на нее внимательно, с беспокойством, но без осуждения, хотя, казалось бы, она его заслужила. – Почему ты думаешь, что тебя упекут в Азкабан? – Потому что это Малфой. Я слышала, что вечером здесь будет его отец, и, когда он узнает имя того, кто покалечил его драгоценного сыночка, – девушка вздохнула, обрывая фразу, как тетрадный лист. – Помнишь, что было с Клювокрылом? Поттер почесал подбородок, на котором виднелся внушительных размеров след от чернил. Что же, он, по крайней мере, пытался учиться. Ей было стыдно сваливать на друга свои проблемы, Гарри вообще-то был занят более серьезными делами. В разы серьезнее, чем она. Но ей просто необходимо было поговорить с кем-то. Он, словно почувствовав ее замешательство, обхватил худые плечи рукой. – Что с тобой происходит? Гермиона помотала головой. Она не хотела врать лучшему другу, но и всей правды сказать не могла. Да и что это была за правда? С чего все началось? Было ли вообще что рассказывать? Она не знала ответов на эти вопросы. Просто посмотрела в его изумрудные глаза и пожала плечами. – Я не знаю. – Зачем ты так поступила с ним? – Подумала, что он заслужил. – Никто не заслужил, – Гарри не осуждал, нет. Просто пытался понять, наверное. Пытался помочь. – Этим мы и отличаемся от таких, как он, Гермиона. Мы видим разницу между «желать зла» и «совершать зло». Ты не поступаешь так. Ей внезапно стало стыдно до слез. Она весь день сдерживала это в себе. Копила, вынашивала, отталкивала. То, что она натворила, было ужасным, но не отвратительным. Отвратительным был тот факт, что она вообще опустилась до такого, ведь это она всегда была той, кто говорил Гарри «это же Малфой, просто забудь» и «он не стоит того» в моменты, когда слизеринец доводил особенно сильно. Это она была тем звеном в цепочке, которое держало и не позволяло сорваться, и вот теперь выходило так, что сорвалась сама. Не думая. Он делал это с ней. Пальцы Гарри сжались сильнее, он всегда так делал. Молча говорил, что он всегда будет с ней, что бы ни случилось. Тряхнула головой, смаргивая мысли. – Нужно будить Рона. У нас патрулирование через час.***
Ярко-оранжевое солнце лизнуло Драко в макушку, прощаясь, и скрылось за горизонтом. Он стоял у окна и наблюдал за тем, как небо окрашивается в бледно-серый. Осеннее небо. Он любил осень. Было что-то в ее красках и запахе листьев, падающих широкими лапами на землю. Воздух был чище, легче дышалось. – Подумай хорошенько, сынок. Ты с кем-то повздорил перед матчем? Нам нужен мотив, если мы хотим предъявить обвинение. Отец возник за спиной, дыша в затылок. Он никогда не имел понятия о личном пространстве, всегда говорил в лицо, обжигая дыханием с запахом льда и сахара. Отец любил сахар. Драко проследил взглядом за черной совой, что, описав круг в небе над башней Астрономии, широко расправила крылья и ухнула вниз, в сторону совиного домика. – Я ведь уже сказал. Я не знаю, кто это сделал. – Это кто-то из гриффиндорцев, вы ведь играли с ними, – Малфой не видел лица отца, но мог отчетливо представить себе каждый его жест и поворот головы – выучил наизусть. – Наверное. Он не знал, почему не сказал. Еще год назад у него в глазах бы рябило от кайфа, если бы удалось уличить грязнокровку в чем-то подобном, но теперь… Дело было даже не в ней, хотя, откровенно говоря, у Драко куда-то делось все желание втаптывать ее в грязь. Дело было в отце. Драко вдруг стало омерзительным все, что делал Люциус, и во что, благодаря ему, был втянут он сам. Втянут по самое горло. Это было уже не школьное соревнование «кто круче». Это была реальная жизнь и реальный выбор, которого ему не оставили. – Драко, – отец надавил на его имя, как давит на рукоятку своей палочки, когда хочет выкрикнуть заклинание исподтишка. Парень повернулся, оказываясь к отцу так близко, что захотелось вжаться в стену, чтобы не смотреть настолько глубоко в глаза. – Расскажи мне. – Я все сказал, отец. Я просто летел и вдруг понял, что мои руки приклеены к древку метлы… Некогда было думать. Люциус скользнул взглядом по его лицу. Внимательно, словно считывая информацию со страниц одной из старых семейных книг, что хранились в их библиотеке, как реликвии, но на деле не имели совершенно никакой ценности. Не было в них ничего кроме черноты и пыли, с годами въевшейся в твердые переплеты. Драко держал удар, спокойно смотрел в ответ, не моргая. Ждал, что тот первый отведет глаза. Так и случилось. Люциус приподнял уголки губ в улыбке и легонько хлопнул сына по щеке. – Я горжусь тобой. Драко стиснул зубы. Ну, еще бы. А потом отец преподнес ему подарок. Перед тем, как уйти, оставил на кровати черный сверток из бархатной ткани и попросил не прикасаться. Не трогать руками. Драко прекрасно знал, что подарок этот предназначен не ему, и у него сдавило горло, когда он взмахнул волшебной палочкой, разворачивая ткань. – Вингардиум Левиоса. Красивое дорогое ожерелье, которое он так часто видел на витрине «Горбин и Бэрк» с пометкой «осторожно, проклято», повисло в воздухе, переливаясь бирюзой топазов. От него пахло черной магией – затхлый, отсырелый запах, что обычно висит в воздухе узенького Лютного переулка и от которого хочется прикрыться рукавом, чтобы не стошнило. Серебряная окантовка светилась в полумраке палаты, пугая и притягивая. Не зря говорят, что запретный плод сладок – к этой вещи хотелось прикоснуться. Провести пальцами по гладким камням, собрать ногтем кромку пыли рядом с застежкой… А еще от нее мороз пробегал по коже, поэтому Драко поспешил вернуть зачарованный предмет обратно в сверток и спрятать его в карман сумки. Выдохнул, медленно опускаясь на кровать. Как отец вообще умудрился протащить ожерелье в школу, если в этом году все меры безопасности были усилены? На входе стоял дежурный учитель, который обыскивал всех входящих, а границы были укреплены защитными заклинаниями и куполом из чар. Драко провел пальцами по своим глазам – нижняя часть ладоней все еще была перебинтована, но пальцы зажили и вполне нормально функционировали. У него так сильно стучало сердце, что, казалось, он слышал звуки ударов о ребра. Думай, Драко, думай… Просто взять и сделать это. Это твое задание. Ты знал, что однажды придется, а так даже проще – отец все сделал сам, останется только подарить ожерелье директору. Капельки пота выступили на лбу, челка слиплась, и пришлось откинуть ее назад… Встал, прошел по помещению в одну сторону и в другую. Кроме него в больничном крыле никого не было, и сейчас он как никогда жалел об этом. Ему нужны люди, нужно видеть кого-то, кто сможет доказать ему, что он не загнулся от страха только что. Ему нужно дышать. Зарычал, сдавливая кулаки – почти затянувшиеся раны вновь закровоточили, окрашивая повязки в бледно-красный. Нагреб воздуха полные легкие, давясь им, кашляя, попытался позвать мадам Помфри, но в ответ услышал лишь тишину. Оперся спиной о стену, закрыл глаза. И тогда она появилась. Жалкий. Где тебя носило, Тень? Ты не нужен мне. Трусливый и жалкий. Щенок. Мне нужно уйти отсюда, мне плохо, ты видишь? Тебе нужно увидеть ЕЕ. Открыл глаза, выдыхая. Пазл сложился. К черту все. Забросил сумку на плечо и выскользнул в приоткрытую дверь. Он не думал, что ему станет хуже. Вообще-то, он ни о чем не думал, просто шел быстрым шагом в сторону Северной части замка – место, закрепленное за ним и Грейнджер на патрулировании. Голова кружилась, а перед глазами мелькали вспышками темные пятна. В замке было темно, свечи в высоких подставках махали ему языками пламени, а картины недовольно ворчали, отворачиваясь, когда огонек люмоса случайно светил им в лица. Драко шел, не оглядываясь. Опирался свободной рукой о холодный камень и старался абстрагироваться от пульсации в ладонях… Да чтоб ее. Должно ведь было зажить уже. Она налетела на него на ближайшем повороте. Вскрикнула, уворачиваясь от света волшебной палочки и уперлась спиною в стену. Задышала, как ненормальная, обхватывая себя руками. Драко сдержал облегченный выдох. Видеть ее было странно – словно кто-то открыл невидимый клапан, пуская, наконец, кислород в организм. Это было так реально – секунду назад он давился, пытаясь надышаться, а вот сейчас стоит и глотает кислород и сдерживается, чтобы не улыбнуться хищно. Что с ним не так? – Не ори, дура. – Мерлин, Малфой… В глазах ее ужас растекся шоколадом. Он смотрел на нее и пытался понять, сбежать она сейчас мечтает или провалиться сквозь землю? В иной ситуации он посмеялся бы над ее реакцией, но сейчас его ломало. Сильно ломало, скручивало в жгуты, стягивало вены веревками… И не доза нужна была на этот раз – запах. Тот самый, от которого до тошноты… Девчонка моргнула один раз и потянулась в карман за палочкой. Малфой вскинул брови: – Ты серьезно, что ли? Видимо, было в его голосе что-то. Усталость, быть может. Потому что Грейнджер мгновенно перестала трястись и опустила руку, свесив вдоль тела. Но вопрос не смогла не задать: – Что ты со мной сделаешь? Если бы она спросила об этом утром, он бы составил список из ста страниц, но теперь желание было одно. Само собой пришло. Драко не хотел впускать его, честно, оно просочилось как-то, может быть, сквозь дыры в ладонях, кто его знает. Он хотел поцеловать ее. – Пойдем, – заставил себя отойти на шаг, пока не наделал глупостей. Не стал дожидаться ее, распрямил плечи и пошагал в ту сторону, откуда пришел. Грейнджер засеменила следом – такая странно-послушная. Совесть, что ты делаешь с людьми, а? – Куда? – А ты как думаешь? Патрулировать школу. Он был не в форме. Он был разбит и сломан. Ему просто хотелось воздуха и, чтобы кто-то помог забыть лицо отца и это его «горжусь тобой». Он и потом так скажет, когда Драко выполнит задание, данное Лордом. Скажет: «Я горжусь тобой». Наверное, этим правда стоит гордиться, только есть одно «но» – конкретно сейчас Драко хочет вспороть себе вены ножом, но это ничего. Это пройдет. И отец будет гордиться. Блядь. У него чернота текла по венам вместе с отвращением к самому себе, а бок прожигало сумкой, в которой лежала, дожидаясь своего часа, проклятая вещь. Он станет убийцей. Резко затормозил, оперся ладонью о стену. Сделал глубокий вдох. – Почему вишня? Грейнджер застыла тенью за его спиной. – Что? Голос тонкий, писклявый. Ебаная мышь. – Ты принесла мне вишню. Ночью или рано утром. Но это была ты. Почему ты выбрала вишню? – Я не понимаю, о чем… – Грейнджер, сейчас не время врать мне! Он развернулся и посмотрел на нее. Яркие глаза поблескивали в темноте оттенками черного, а губы дрожали. Не от холода явно, хотя в замке было прохладно. Думала. Так быстро думала, что Драко слышал, как бурлит ее грязная кровь, приливая к мозгу. – Отвечай. – Ты сказал на Зельеварении, что ею пахнет твоя амортенция. Ответила честно – и когда это он научился распознавать, лжет она или нет? – И ты вроде как извиниться пыталась? Отвела глаза – сука трусливая. Драко шагнул к ней и выпрямил спину, возвышаясь на целую голову. Он чувствовал, как стекает пот по спине, там, под тканью тонкого свитера. Противно, липко, щекоча кожу. Голова гудела, шум в ушах усиливался. – Я не стала бы перед тобой извиняться. Не отошла, когда он приблизился – держала марку. Храбрись, гриффиндорская принцесса, это все, что тебе остается… – Тогда зачем приходила? – Я не собираюсь оправдываться перед тобой, ясно? – по своей дурацкой привычке вздернула подбородок вверх и… тут же оказалась в капкане его глаз. Драко смотрел внимательно, пристально, знал, что утопит ее – у нее нет против него шансов. Смотрел, погружая ее в себя, долго, не моргая и, кажется, не дыша. И чувствовал, как ее ведет от его глаз. Облизала губы – знак номер один. Задышала быстро, рвано, короткими вдохами-выдохами через рот. Сглотнула подступившую слюну. Драко ухмыльнулся: – Блядь, Грейнджер, да ты же хочешь меня, как сука. Показалось, что в коридоре стало светлей – так она вспыхнула от его слов. Толкнула в грудь изо всех сил и попыталась обойти его, но Малфой сжал ее лицо руками, надавливая. Зашептал так нежно, что у самого зазвенело в ушах: – Тихо. Тихо. Не дергайся. И она застыла. Нахмурилась, глядя из-под пушистых ресниц непонимающе. Я бы объяснил тебе, Грейнджер, но не могу. Кто бы мне объяснил. Просто отец, он… Просто отец, все дело в отце. Больше ни в чем. Просто стой рядом, здесь, сейчас. Не уходи… – Кстати, я солгал тогда насчет амортенции. Это не вишня. Он не понимал, для чего говорил это. Просто ее запах наполнил легкие, и там не осталось места для кислорода. – А что тогда? Наклонился низко, к самым губам, впитывая тепло ее дыхания. И снова – так сладко, что защипало десны: – Не твое дело. Она прикрыла глаза на одну секунду, выдыхая, а потом распахнула их, медленно поворачивая голову. Вздрогнула, отстраняясь: – У тебя кровь... Отдернула его руку от своего лица и перехватила пальцами запястье, притягивая ближе, чтобы разглядеть. Драко вырвался, делая три шага назад. – Не трогай меня. – Я могу помочь. Расхохотался, поднял вверх обе ладони, демонстрируя алые пятна, расползающиеся по светлой ткани повязок. – Помочь? С этим? Грейнджер, ты реально не понимаешь? – Не понимаю чего? – Мне не нужно помогать. Он вдруг понял все – это было просто, на самом деле. Мадам Помфри грешила на травы, из которых была приготовлена лечебная мазь, но дело было не в травах. Его раны не заживали, потому что он не хотел этого. Он сопротивлялся исцелению, сам того не осознавая, а когда осознал – буквально только что, глядя в ее глаза – обнаружил, что боль отступает. Кровь все еще идет, но боль отступает. Он не хотел, чтобы раны затягивались, потому что она нанесла их. Нужно было сдать ее отцу. – Малфой, – протянула руку, тронула за рукав свитера. – Тебе нужно в больничное крыло. Драко повел плечом, осторожно отстраняясь. – Просто давай закончим патрулирование.