~Энма~
«Где она?!» Где Шиттопи-чан?! Стоило только отойти ненадолго, как нас вновь стало на одного меньше. Где она?! Гостиная — нет. Её спальня — нет. Сад-«рощица» — нет. Нигде нет. Я оббежал уже почти всё поместье. Как бы ни было страшно, что сердце не выдержит таких нагрузок, всё равно я не остановлюсь, пока не найду Шиттопи-чан. Пока не увижу её лица. Пока не услышу этот настолько забавный акцент. Пока она не улыбнётся, вскосматит мне волосы и скажет: «Всё хорошо. Всё будет Окей». А затем сделает столь любимый ею знак «Пис». «Сейчас, как никогда, я так хочу увидеть его…» Мой пульс из слабых равномерных стуков возрос в ушах до ужасающего рёва. Не знаю. Я никогда не любил эту сумасбродную рок-музыку. А сейчас, как назло, мои сердечные ритмы проигрывают уже почти тридцатую композицию этого направления. Чёрт. Этот набат всё громче и громче гремит в моей голове, посылая импульсы ко всем мышцам и не давая им расслабиться ни на секунду. Но я и не хочу этого. «Шиттопи-чан… Где же ты?!» Я до сих пор помню, какую улыбку ты подарила мне накануне церемонии. То сияние твоих глаз. Зачем? Для чего ты это сделала? «Шиттопи-чан. Да и все остальные… Почему вы со мной?..» Только что я пробежал мимо Джули, споткнулся на лестнице (но Каору, как и всегда, вовремя поймал меня), чуть не сбил с ног Адель. «Извините!!!» Извините, вы, наверно, думаете, что я схожу с ума. Возможно, вы и правы. Потому что… «Я действительно лишусь последних остатков разума, если сейчас же не найду Шиттопи-чан!»~Сара~
Ну вот. Нам снова пришлось остановиться. Чёрт бы побрал эту жару! Хотя, на этот раз, привал займёт минут двадцать. Просто чтобы усталость в ногах спала хотя бы немножко. Мы начали подниматься по возвышенностям острова. С одной стороны, уже не так страшно, что с ближайших кустов или деревьев может выскочить кто, поскольку растительность здесь не настолько сплошная. Но с другой, солнце, прямо над головами, жарит, не прекращая. На облака нет даже и намёка. Но нас непрестанно сопровождает журчащий ручеёк, отражающий небесный ультрамарин и постоянно сверкающий яркими солнечными отблесками. Зелёная сочная трава еле качается от слабого ветерка. Мы устроились на огромной поляне, усыпанной белыми одуванчиками-пушыстиками. Сидя в тени разлогой ёлки, я отхлебнула прохладной водицы с одной из бутылей и оглядывалась вокруг. Нет. Как же всё-таки здесь красиво! Только, блин, почему это место является вражеской территорией?! Сумасшествие какое-то. Брат пошёл умыться к ручью. «Брат…» Я тихонько подкралась к нему и, сказав одно большое «Бу», хлопнула его по спине. Тот, естественно, пронзительно «хиикнул» и шумно плюхнулся в воду. — С-Сара! — искренне возмутился он, выкарабкиваясь на сушу. — Что? — изрекла я, поднимая ладони в жесте «А я что? Я ничего?». — Разве тебе так не лучше? Красота же! — и тоже прыгнула в водичку, заляпывая брызгами брата с ног почти до головы. Он только вздохнул и зачем-то полез к моей сумке. — Эй, а чё это тебе понадобилось в моих вещах? — Я запачкал своё полотенце сегодня утром в болоте. Оно пока что не постирано. — А, ну тогда валяй, — ответила я, хотя, всё равно, мне жуть как не нравится, когда он трогает что-то моё. Когда я выбралась из воды, брат уже достал утиральник. Только что это? Почему боковой карман открыт? Там же… «Кукла. Изображающая…» Но в поведении брата ничего странного. Блин, жаль, что интуиция моя работает не всегда, и мне не дано читать мысли. «Да. Ведь если бы могла, то…» Пластилиновая фигурка на месте. «Энма…» — Сара, — голос брата отвлёк меня от сумки и её содержимого. — Га? — Что с тобой происходит? — Так я же сказала: можешь взять мою утирку, только потом вер… — Я не об этом. Он снова посмотрел на меня этими глазами. Теми самыми, в которых видны искорки беспокойства. Но почему-то, на этот раз, у меня внутри было тихо и спокойно. Больше не хотелось отвернуться и не смотреть. Наоборот: если раньше этот взгляд, по непонятной причине жёг меня, заставляя убегать от него, то теперь — он просто грел меня. Ласково и ненавязчиво. Да. Это всего лишь один взгляд. «Но он согревает лучше любых объятий». — Ну, — начала я. — Если ты говоришь о том, понимаю ли я нынешнюю ситуацию, то, возможно, до меня немножко и дошло, — брат вопрошающе взглянул на меня. — Нам всего лишь надо победить, да? Братан только нахмурился и, после секунды молчания, ответил: — Да. Ямамото, Хром и Рёхей рассчитывают на нас, — снова напряжённо замолчал. «Верно. Сейчас самое время сказать то, что я хотела». — Слушай, братец, ты, это, извини. Понимаю, утром я сказала нечто не самое приятное. И в этот момент на столь беспрестанно усталом лице брата появилась улыбка. Пусть и немножко глуповатая. Бледность объявила о капитуляции. Надеюсь, что возвращаться она не намерена, и окончательная победа всё-таки будет принадлежать этому бодрому розовому цвету щёк. — О, — выпустил он слабый смешок, почёсывая затылок. — Значит так. Хорошо. Как хорошо. А я-то думал, что Сара ненавидит меня. «Э? Ненавижу?..» — Ты это про что? Брат кое-как очухался, обтрепался и отдал мне полотенце. Расстегнув чуть-чуть воротник, он сел под ёлкой. Я же осталась стоять под палящим солнцем. — Ты чего? Иди сюда, — позвал меня брательник. — Да не. Я постою. — Хм, — снова хихикнул брат. — А кто вчера вцепился мне в спину и пролежал так всю ночь? — Э?! — чуть не подскочила я. — Д-да это я так… Просто. — Ну вот. Я же говорил. Похоже, Сара всё же не испытывает ко мне отвращение. Как бы тебе сказать, брат. Когда ты так начинаешь, несвойственно себе же, кокетничать, мурашки действительно высыпаются на кожу. Даже в жару. — Знаешь, а ведь мама говорила когда-то, что ты вообще наотрез отказывалась лежать со мной в одной колыбели. Постоянно плакать начинала. — Так, во-первых, я всегда много орала и делаю это вплоть до сегодняшнего дня и возраста. Во-вторых, не фиг укладывать мальчиков с девочками, тем более родственников, в одну кроватку. Ну и, в-третьих, ты у меня щас в лоб получишь! — На последних словах я схватила лежащую под ногами шишку и, нацелившись на братана, замахнулась. Бледности таки удалось взять реванш; брат пискнул и закрылся руками. — Чэ! — Тоже мне Десятый Вонгола. Еды белочек шарахается. Но я всё-таки шлёпнулась на траву в тенёчке, предварительно рассчитав координаты приземления на безопасное расстояние от брательника. Фух, ну хоть немного лучше стало. Теперь солнечный ультрафиолет не напрямую валил на голову, а в рассыпчатую, отдельными струйками лучей сквозь пушащиеся ветви хвои. — Кстати, брат, — начала я, подняв лицо вверх, подставляя его под эти кривые проблески света. — Ты ведь так и не сказал ничего за тот фрагмент икебаны! — А? — не понял он. — Ты о чём? — Ой-ей… — Мда, его откровенная бестолковость иной раз заставила меня сделать фейспалм. — Да за гвоздику я говорю! За ту гвоздику от Виндиче! Брат «акнул» и в этот момент случайно перевернул локтём свою сумку. Вместе с остальным барахлом, вроде не постиранного полотенца, расчёски, банок с консервированным супом и туалетной бумаги, показался на свет божий и предмет разговора, торчавший из какого-то старого потрёпанного мешочка. — Хм? — взяла его в руки. — А это ещё что? Странный предмет был возвращён на родину, то бишь брательник отобрал мешок, но я успела вытащить из него цветок и заправить его себе в волосы. — Ну как? Мне идёт? — Сара, отдай, — забрал его брат, но на его лице всё же прояснилась лёгкая улыбка. — Это не игрушка. — И что же это тогда? Хех, ну теперь-то ему точно придётся сказать. И таки правда: усмешка испарилась с его губ. Он сделал глубокие вдох-выдох, оттянул слегка воротник, а затем повернулся ко мне: — Это, — нчал он таким серьёзным голосом, который я редко когда имею шанс услышать, — очень важные артефакты. — Он потеребил мешочком и цветком взвешивающим движением, словно подчёркивая свои слова. — Мы вступили в эту войну… — на последнем слове его брови слегка насупились, — …и нам нельзя проиграть. А эти Ключи помогают нам понять суть происходящего. — Суть? Какую такую суть? Брат снова вздохнул и опустил голову. Легонько покачал головой. Должно быть, он всё ещё не хотел мне ничего говорить, но я, похоже, загнала его в тупик, и теперь он вынужден это сделать. — Ты ведь слышала ту историю, верно? — он поднял на меня глаза, а его голос сжался, словно ему кто щипцами зафиксировал горло. — О Примо и Первом Шимоне?.. Эти слова заставили мою память вновь вытолкнуть картину происходящего тогда, на Церемонии. Я снова увидела перед собой тьму. Но как бы она не пыталась завладеть моим разумом, воспоминания всё равно лезли, вырисовывая на холсте сознания мазки подробностей произошедшего. И вот полотно готово: изображение семи человек в лишенной света комнате вновь передо мной. Обзор немного заступали очертания спин Хранителей Гатто, но всё же удалось разглядеть, что происходит. Разгромленное помещение. Кьюдайме. Хранители Вонголы нынешнего и, получается, несостоявшегося официально, нового поколения. Люди Гатто. Хранители Шимон. Брат. И… «Энма». Да. Вот и он — стоит с гордо распрямленной спиной. Его лоб озаряет светоч пламени Посмертной Воли тёмно-оранжевого цвета. И этот образ почему-то начинает двоиться в моих глазах, попеременно показывая Энму в окружении своих Хранителей и «Грехом» в руке и его же… в той огненной геенне, на троне, с валяющимися ошмётками его товарищей. И корона на его голове сменяется Пламенем Посмертной Воли. Хмм, почему сейчас мне кажется, что одно равносильно второму? Но вновь появился тот Энма, только что раскрывший свои подлинные намерения касательно Вонголы. Вокруг него вращаются странные чёрные цепи. Или то были какие-то странные, на непонятном языке письмена? Его глаза, такого нежного тёмно-красного, бархатного оттенка стали отсвечиваться каким-то диким кислотно-алым цветом. Неужели это его гипер-режим? Однако, как бы там ни было, в этих глазах видна только холодная ненависть. А эти необыкновенные, подобные звёздам, зрачки, словно наставили острия, готовые вот-вот пронзить сердце смотрящего на них. А его губы, вытянутые и поджатые в нить, всякий раз раскрываясь, выплескивали яд, затаённый в каждом слове. Но это что? Внезапно, изображение снова мелькнуло. Передо мною вновь эти глаза, эти губы, это лицо, но… это уже совершенно иной Энма. Тот, который, пускай даже робко и несмело, но улыбается мне. У которого бархатные, тёплые глаза. У кого нежная, так и вызывающая желание притронуться, алебастровая кожа. Обладатель ссутуленных плеч и ласкового шепчущего голоса. Который одним только своим «Ты в порядке, Сара?» заставлял меня позабыть обо всём и любоваться его рыжей шевелюрой. Это Энма, подаривший мне те семь незабываемых, счастливых дней одним только своим присутствием. «И это тот самый он… которому я и сказала те три маленьких слова…» — Сара? «…маленьких, но имеющих такой тяжёлый вес». Моё имя, слетевшее сейчас с уст брата, заставляет мою память добавить на картину кляксу в виде его же, лежащего на полу и избитого до полусмерти. Он тоже произнёс моё имя, но оно звучало так слабо и безнадёжно, что я и не услышала его тогда. Но сейчас оно снова звучит в моей голове. Настолько громко, что слышна каждая маленькая частичка его страдающей души. «И настолько, что заставляет этот хрупкий, но столь желанный мне, образ Энмы раствориться в том хладнокровном парне, лидере вражеской мафиозной семьи». — Сара! — брат подался ко мне чуть ли не в лоб, заставляя все картины с моей головы рассеяться в его взволнованном, но с какой-то лёгкой телячьей придурью, взгляде. — С тобой всё… — Кыш, противный. Естественно, он тут же отпрянул. Ему ведь прекрасно известно, как я не перевариваю, когда он находится слишком близко возле меня. В нас с ним вообще по жизни нет этих обнимашек и мимимишек (подобно, к примеру, Сасагавам). Как говорится, дистанция — максимум. Что надо — говорите. Только без соплей. — Ты в порядке, Сара? — снова поинтересовался он, отодвинувшись на безопасное расстояние. — Э? «Что это? Почему эта фраза?..» — А что такое? — Ну не знаю, — задумчиво протянул брат. — Просто на секунду, мне показалось, что ты меня совершенно не слушаешь. А потом, вдруг, ни с того ни с сего заулыбалась… «Чего?! Я улыбалась?!» — …а потом загрустила. «Загрустила?..» — А, ну так, это всё жара. Достала она уже всех, правда? — хихикнула я. — Так, что ты говорил, чего я не слушала? Брат вздохнул и снова уселся у дерева. — Та история о Примо и Первом Шимоне. Эти предметы, которые были даны нам Виндиче, имеют к ней непосредственное отношение: хотя бы в том плане, что Джотто и Козарт когда-то держали их в руках. И тогда, получается, эти вещи были свидетелями того, что проис… — Так. Стоп, — закрыла ему рот я. — Не так быстро. Сначала лучше объясни мне, дуре, кто такие те двое, кого ты назвал? — Ух, — брат убрал мою руку и повторил мой фейспалм. — Это имя Примо — Джотто. А Козарт — его друг детства, который позже стал первым главою клана Шимон. — Угу, — мысленно записала себе это в память я. — Ладно. А какое имеют отношение сии вещи — указываю на мешок с цветком, — к Виндиче и тому, что происходит сейчас? — Ну, — неуверенно проблеял братан, — насчёт Виндиче сам не знаю. Что же касается этих предметов, как нам было сказано Ключей, то они имеют отношение к прошлому, и… — тут он посмотрел на меня так, будто не был до конца уверен, говорить ли дальше. Но всё же это делает: — когда мы получаем их по завершению битвы, они показывают нам воспоминания Примо и Козарта. — Ха? Это как так? — Эх, — видать, я уже совсем брательника запутала, но он всё равно постарался хоть как-то продолжить объяснение: — Ну, например, мы смогли увидеть их детство. Как они познакомились, — на губах брата замельтешила лёгкая улыбка. — А вот через эту самую гвоздику, мы узнали, что это Первый Шимон посоветовал Примо создать Группу Виджиланте, ставшую потом Вонголой. — Ого! — не выдержала я. — Так что же это получается — Примо до этого не сам додумался?! — Эээ, — чуть не вскочил от такой реакции брат. — Ну, стало быть, что да. — Ничего себе! И, выходит, вы видели всё это как в реальном времени?! — Ага, можно и так сказать. — А почему? Рот брата опять выгнулся в ровную линию. Его брови сникли, и на каждую черту лица словно упала ночь. — Возможно… насчёт той истории… ну… что Энма… что Примо своего друга… действительно ли он… — зашептал он, однако, похоже, слова, будто непослушные овцы, не шли к нему. И в этот миг, названая мгла перекинулась на меня. «Точно…» Тогда, люди Шимон рассказали всем эту историю во всеуслышание. О каком-то конфликте с другой Семьёй (не помню деталей), и о том, что Первый Шимон бросился помогать своему лучшему другу, взяв на поле боя всего лишь, вроде бы, пять десятков бойцов против явно преобладающих противников. «И я хорошо запомнила, что…» …Примо, который должен был вытащить друга, почему-то не явился, хотя это, если правильно помню, он сам же и попросил Шимон о помощи. «Однако, что это?» Не понимаю. Энма сорвался из-за этой истории, случившейся, когда нас ещё и в проекте не было? Или это вся та злополучная записка от брата? «Что же послужило первопричиной?» Хотя, это же не только Энма — его Хранители явно стоят на той же позиции. И раз босс — он, тогда… «Почему?..» — Извини, брат. Можешь не говорить. Я поняла. «Чёрта с два — ничего я не поняла». — Разве что, почему я не видела этих воспоминаний? Ладно, с кошельком понятно, но то, что исходило от гвоздики, могло попасть и ко мне в голову, так? — А? — на миг показалось, что брат словно из зимней спячки вышел. — Это?.. Без понятия… Точно. А ведь оно верно. С чего бы это вдруг? «Брат видел их, а я — нет?» — Окей, всё закрыли тему, — припечатала я. — Знаешь, брат, что бы там не разумели Виндиче с этими Ключами, запомни: ты — не Примо. Ты — Савада Тсунаёши. И никто иной. «А что я?» — Э?! — внезапно всем телом дёрнулся брат. — Сара, что ты?.. «Вот именно — а что я?» — Ну чего ещё? — повернулась к нему и, узрев его странное выражение лица, почувствовала, как меня будто муха укусила. Я набросилась на него сверху (ладно, к чёрту на этот раз дистанцию-максимум): — Чего там я?! — и начала тоненькой струйкой пускать на его лицо слюну. — Ээээ?!! ФУ!!! — само собой заорал и забрыкался брат. — Сара! Как противно!!! В этот же момент произошёл резкий захват за мою бренную шкурку в исполнении Гокудеры, оторвавший меня от братана (но не спасший его щеку от контакта с моей слюняшкой, хе-хе) и послышался рокот оного: — Ты чё вообще охренела?!! Рядом же словно из-под земли выросли Реборн и Рейн с Ламбо. — А я что — я ничего! Так, дарю брату «источник живительной влаги», — усмехаюсь, подмигивая Реборну. Тот, судя по его изгибу губ, понял намёк. Гокудера цокнул и уронил меня на землю, вытаскивая из своей сумки влажные салфетки и вытирая «пострадавший» лик брата, мешая слова успокоения для него и проклятия в мой адрес. «Серьёзно. А что я?» Что это? Сумка брата лежит перевёрнутая. Точно. Это же он её случайно задел. Ладно, искуплю свою «вину» и соберу её содержимое обратно. Но это что? Баночка с… пилюлями Посмертной Воли? Ах… Я всё ещё помнила, как приняла их в тот первый и последний раз. Надо же, как судьба умеет быть комедиантом: эти таблетки снова у меня в руках. — Сара? — внезапно раздался голос Реборна. «Энма…» Действительно, что насчёт меня? Почему только брат с остальными видел те воспоминания? Знаешь, Энма, по правде говоря, мне как-то до лампочки, что там произошло между теми стариками сто-или-сколько-там-летней давности. «Что насчёт тебя?» И брата? Почему вы оба так далеко? Нет, конечно, брателло здесь, на расстоянии вытянутой руки. Но… «Почему я не с вами?» Почему я не видела тех воспоминаний? — Сара, — снова послышался Реборн, но я видела перед собой только пилюлю, которую медленно подносила к своему рту. «Почему опять только брат?» — Сара! — аркобалено перешёл на крик, но поздно — таблетка уже покатилась вниз по моему горлу. Внезапно, словно расплавленный огненный обруч сковывал мне голову. Тело ударилось об твёрдую кору ели. Искры перед глазами. И тьма. «Почему?»~Энма~
Я так больше не могу. Моё сердце, лёгкие, рёбра — такое чувство, что сейчас оно всё готово было разорваться. Но без толку — я по-прежнему не мог найти Шиттопи-чан. Оба моих колена, словно простреляны — даже стоять нет сил. Стоять — не могу. Дышать — не могу. Проклятье! Всегда знал, что я дохляк. «Но не до такой же степени!» — Энма?! Энма! — слышны где-то далеко позади возгласы Адель. Порой к ним присоединялся зов Джули. Но нет. Мне нельзя сейчас останавливаться. Если я это сделаю — они нагонят меня. А если нагонят — вернут обратно в особняк. Вернут в особняк — запрут в комнате. А запрут в комнате… «То Шиттопи-чан можно будет сказать «прощай»!» НЕТ! «Ни за что!!!» Ну же, надо подняться! Нужно бежать дальше! Без вариантов — надо найти Шиттопи-чан прежде, чем она… чем её… Шиттопи-чан, или Шарлотта Питерсон, как на сам деле её зовут, эту уроженку США из штата Вашингтон. Она всегда улыбается. Ни разу я не видел, чтобы она когда-либо злилась или плакала. Мы встретили её в Средней школе Шимон. Да. Это не враньё. Такое заведение существует. Эта школа-пансион — одна из тех драгоценных вещей, созданных Семьёй Шимон. Я, Адель и Койо с Рауджи оказались в ней после того, как приют Ооямы-сэнсэй попал в поле зрения нескольких мафиозных Семей. «Наверняка по наводке их Большой Сестры — Вонголы». Но не зря всё-таки Шимон — это Шимон. Как я потом узнал, незадолго до налёта тех страшных людей в масках (и теперь мне тем более понятно, почему полиция тогда не явилась — опять же Большая Сестра постаралась), каким-то образом Оояму-сэнсэй успели предупредить, и она поочередно расформировала детей в другие интернаты. «Однако наша четвёрка была из числа последних — и мы могли и не пережить нападения если бы…» …если бы не вовремя прибывшее подкрепление из других членов Семьи. Во главе с Като Шусеем — отцом Джули, бизнесменом и, буквально, спонсором Средней школы Шимон. Они отбили атаку, но… От того благодатного места не осталось и камня на камене. Оояма-сэнсэй… Сабуро-сэнсэй… да и множество других воспитателей… «Все они были осквернены… всё тем же красным цветом». Вы даже не представляете, как я благодарен Шусею-сану. Конечно, он был человеком метким, скользким, всегда знавшим, где какую щёлку искать, чтобы избежать мышеловок кого бы там ни было — что других Семей, что личных недругов. Да. Такой человек был Като Шусей — имеющий множество связей (в том числе и со всей Семьёй Шимон, что и сделало его сына, Джули, нашим идеальным связным), богатый, боевой (стоит только вспомнить его «волевой» подбородок и серые стальные глаза), однако — один из самых добрых и щедрых людей, что я встречал. Дабы помочь нам, ещё совсем детям, выжить в этом мире, он подключал все свои знакомства, использовал все средства, чтобы, лет до двенадцати, мы могли жить относительно спокойной и размеренной жизнью (хотя, постоянные переезды, связанные со сменой «опекунов» по причине их возможностей, по-любому заставляли несколько напрягаться). Правда, разбросало нас на некоторое время, поскольку никто не мог взять к себе сразу четырёх детей. «Да. Скольких людей мы успели повидать за свои, ещё сравнительно недолгие, годы жизни». Они все — дети Шимон. И мне до сих пор временами бывает стыдно, что я не особо искал с ними контакта, ограничиваясь «Доброе утро/вечер; Как школа? — Всё в порядке; Спасибо; Спокойной ночи». «Да. Такой вот с меня и лидер, Оояма-сэнсэй…» А затем, когда нам исполнилось тринадцать, после часто сменяющихся, но при этом таких гостеприимных домов людей Шимон, Шусей-сан взял нас непосредственно к себе. В свои владения — Среднюю школу Шимон (на самом деле весьма частную). Он, высокий и статный, с проблесками благородной седины в аспидно-тёмных волосах, стал нашим новым отцом. А у него, помимо единственного сына, которого он воспитывал один после смерти жены, появились ещё дети. Вот так мы и жили. Кстати, с Джули мы познакомились во время учёбы в одной из многих школ, где нам доводилось быть. Затем, на некоторое время, мы расстались, но затем снова воссоединились в заведении его отца. Там же мы и встретили Шиттопи-чан с Каору. Они, между прочим, прошли примерно тот жизненный опыт, что и мы. За исключения того, что они остались одни несколько позже, чем мы, и попали сразу в пансион Шусея-сана. Да. Като Шусей-сан — пусть земля ему будет пухом. Месяц назад он скончался. Кто-то взорвал его автомобиль, когда он ехал на очередное деловое собрание. «Интересно, не поработала ли и здесь Большая Сестра?!» Шусей-сан. Ему было всего пятьдесят один. Хм, а ведь это именно он разведал за «Грех» и Кольца Шимон. Эти предметы, пропавшие много лет назад, как выяснилось, всё время были на своей родине: острове Шимон, в могиле нашего Примо. Хех, а искали их-то наши люди чуть ли не по всему миру. «А оказались они прямо у них перед глазами». Но именно так, мы и узнали о нашем наследии. Получили шанс на ответный удар. «Так я и стал формально Боссом». Теперь, когда кольца у нас, можно считать, что линия преемничества обрела формальность. Ведь раньше главой считался тот, кто наиболее активно занимался делами Семьи. Верно. Поэтому Девятым Шимоном можно смело считать покойного Шусея-сана. Большинство остальных членов Семьи, насколько мне известно, люди весьма миролюбивые и не воюют за главенство. Они готовы по необходимости помогать Семье, но, при этом, их главная ценность — стабильная и спокойная жизнь: как-никак за каждым из них есть собственные родители, супруги, дети. «Хех, иногда, я даже думаю, что этим мы больше всего и отличаемся от Вонголы — Шимон-то, по сути, так и остались Группой Виджиланте». Точно. Настоящее католическое смирение Козарта Шимона, через времена передавшееся всем и каждому члену нашей Семьи, и спасло нас от мутации в мафию. «Но, видимо, зажравшейся Вонголе одного нашего Примо показалось мало». Но это ничего. Сейчас я найду Шиттопи-чан, и мы вместе вернёмся к Адель, Джули и Каору. А затем… «Савада Тсунаёши сильно пожалеет, за то гнилое чернило, текущее в его венах». То самое, гордо именуемое кровью Вонголы.~Сара~
Я ещё даже не успела и глаз-то открыть, как снова почувствовала эту жуткую мигрень. Такое впечатление, будто вот-вот взорвётся череп. Оглушительный шорох циркулирующей по сосудам крови сейчас можно было сравнить с шумом вечно спешащего транспорта на международных магистралях. Вся эта какофония проходила «контрольные точки» в висках, где её громкость возрастала до уровня ультразвука. — Сара! — но голосу брату всё же удалось прорваться сквозь весь этот сумбур и вытащить моё сознание из этих пульсирующее-пиликающих тартараров. Однако стоило распахнуть глаза, как лоб словно пронзила огненная стрела. Жжёт. Очень жжёт. Хотя, помимо этого, это ещё что? Я вижу окруживших меня брата и остальных, однако… что-то они видятся мне в двойном количестве. Верно — моё зрение настолько размазано и окутано мглой, что выдающаяся ему картинка просто копия тех странных репродукций в жанре сюр, которые однажды нам показывали на уроке искусствоведения. Только сейчас вся эта ерунда служит моей видимостью. — Доигралась ты, — пикнула неразборчивая чёрная клякса, которая, судя по всему, являлась Реборном. Яркость зрения колыхалась, как у испорченного монитора, но я всё равно попыталась подняться на ноги. Но внезапная острая боль, скрутившая мою левую ногу, чуть снова не заставила мою спину з размаху «поцеловать» ствол ели, правда брат не позволил этому свершиться: вместо дерева, я стукнулась об него. — Сара, ты как? — спросил он. — Хреново! — огрызнулась, всё же умудрившись встать на свои две. — Что это вообще за фигня?! — Эй, Тсуна, подведи-ка её поближе к воде, — приказал Реборн. Брат послушался и, взяв меня за руку, выполнил сказанное, хотя мне это было не так легко, учитывая, что ноги просто заплетались по пути. Я просто плюхнулась на землю, и в этот момент встретилась глазами со своим отражением в воде. Язык у меня и так еле шевелится, воспроизводя слова, крутящиеся в голове, но теперь плёнку заело с концами. Мой лоб горел. В прямом смысле этого слова: на нём извивались урывчатые языки пламени. Но что это за отвратительный цвет? Не пойми какой, сравнить его можно разве что с оттенком вечернего неба. Того самого, закатного, оранжевого, с той разницей, что солнца оно уже лишилось и теперь уже не светится, а затянуто ночной фиолетовой дымкой. А оранжевый с фиолетовым, смешавшись, дают такой, какой-то грязный колер, что я даже не могу и названия иного придумать, кроме как «грязный». Не оранжевый как атрибут Неба, не фиолетовый как Облако, а просто — грязный. Кроме этого, мои глаза тоже затянулись в дымку этого цвета и, лишённые блеска, вовсе выглядят жутко. «Словно они принадлежат неживому человеку». — Ну, и как тебе твой гипер-режим? — поинтересовался Реборн. «Что?! ЭТО мой гипер-режим?!» — П-подожди, — чуть не сорвалась на ноги, но, внезапно, мой завтрак так закружился в желудке, что едва удалось сдержать его там. — …Ум… Как это? Что значит?.. — То-то и значит, что нельзя брать чужое без спроса! — выскочил как голый из мака Гокудера. — Тебе стало плохо, после того как ты проглотила одну из этих, — пояснила Рейн, показывая ту самую баночку с пилюлями Посмертной Воли. — А мы решили дождаться, пока ты очнёшься и посмотришь, какие бывают последствия, — завершил водопад упрёков Реборн. — Да харэ уже. Поняла, — пододвинулась я ближе к ели, умостившись спиной об изъеденную жуками-древоедами кору. И здесь заметила очередную странность. На левой ноге, у щиколотки, слабо поблескивает обсидиановый браслет, а на правой, не понятно откуда, появился сапог. Чёрный, на ощупь, похоже из кожи. Длиной немного выше колена. Тонкие, еле заметные, вертикальные разноцветные линии оживляют мрачный цвет. Оборку окольцовывает плоское, серебристое изваяние кошки, и от неё идёт вниз, до стопы, серебряная линия. Каблук невысокий — можно даже сказать, его и вовсе нет. Но подошва твёрдая: стукни ею кого-нибудь — мало не покажется: — А это ещё что?! — Просто поверить не могу… — прошептала Солнце Гатто. — Как такое может быть? — Да что такое?! — я уже совершенно утратила хоть какую идею, о том, что происходит. — Это ведь тебе Дарси подарила, так? — спросил Реборн, указывая на браслет. — Ну, да. — Тогда ничего странного, — усмехнулся он и тут же вытащил непонятно откуда шприц. — Но сейчас, расслабься: это всего лишь комарик, — и вогнал иглу мне в руку. Да, неслабый, однако, «комарик». — Вот и всё, — в этот момент самочувствие резко улучшилось: зрения стало чётким, в желудке перестало крутить, а чело больше не жжёт. Видимо, это была та самая инъекция, которая выводит из гипер-режима. Сапог внезапно тоже исчез, на моих глазах превратившись обратно в обсидиановое украшение. Подождав ещё минут пять, пока не стало ясно, что я могу нормально идти, мы продолжили наш путь. И снова нашей тамадой во время столь «увлекательного» путешествия служила мрачная тётя молчанка. Слава Богу, что хоть память не подвела, и напомнила мне за таблетки от головной боли. Те самые, которые дала Кирие-сан. Взяв парочку в рот, уже буквально минуты через две мигрень была объявлена пропавшей без вести. Вот только, серьёзно, это молчание уже слегка задолбало. К тому же эти браслеты, вокруг щиколоток, не прекращают обращать на себя моё внимание. Нет — я так больше не могу. — Эй, Реборн, — подала команду «голос». — А чё это вообще было? Что за гипер-режим у меня такой? Да и браслеты эти? — на одном дыхании выпалила я. Вдруг Рейн как-то вздрогнула, скривилась и ускорила шаг. — Что это с ней? — не понял брат, но его репетитор лишь сделал жест, мол, оставь её, и тогда следующим предметом разговора стала я: — Но действительно, Реборн, что такое было с Са… — и тут же умолк. Всё-таки пинок под колено не способствует хорошей речи. — Я надеюсь, ты хоть додумался спрятать свои «причиндалы» подальше на этот раз? — с укоризной спросил тот. — П-причиндалы? — сначала не понял он, но, мелькнув взглядом в мою сторону, ответил: — О. Ну, да. — Эй! — не выдержала я. Как-никак не люблю, когда про меня шушукаются, да ещё й при мне же. — Да, в конце-то концов, объясните мне, что вообще здесь происходит! — Да успокойся ты! — гаркнул Гокудера. — И без тебя голова болит в такую жару! Я уже открыла рот, чтобы ляпнуть что-нибудь в ответку, но вдруг Реборн (не поверите!) согласился со мной: — Нет. Раз уж просят объяснить — значит надо. Тем более что оно действительно надо. — Я уже собралась праздновать свою маленькую победу, как вдруг лицо Реборна стало серьёзней: — И оно действительно надо. «Хм? Что же так в один миг смогло убрать лыбу с его губ?» Но здесь он начал свой рассказ…