Сумерки Мемфиса

Филлида собрала им в дорогу объемистую корзину, в которую, кроме доброго запаса лепешек, орехов в меду и сушеных фруктов, положила сменную одежду, несколько больших мотков бинтов и горшочек пахучего снадобья, замешанного на мастике. Объяснила, что им можно врачевать раны, ссадины и боли в желудке, если вдруг прихватит. Никострат горячо поблагодарил афинянку, но при этом сделал такое движение, словно намерен был отказаться от столь щедрых даров. Но тут Мелос сердито дернул друга за плащ, и Никострат покраснел и проглотил свои неучтивые слова. Иониец принял у хозяйки поскрипывавшую от тяжести новенькую корзину, несомненно, сплетенную ее руками. Мелос поклонился жене флотоводца, будто доброй богине, а Филлида ласково улыбнулась. - Это еще не все, - сказала она и быстро вышла. Вернулась афинянка, неся великолепное жемчужное ожерелье, при виде которого у юношей вырвался дружный восхищенный возглас. - Это ожерелье подарил мне Калликсен, как благостыню от царицы Ионии - когда она еще была царицей! - сказала Филлида, обращаясь к Никострату. - Я никогда не носила его... этот убор слишком хорош для нашего маленького острова! Афинянка протягивала драгоценность Никострату, держа длинное ожерелье на обеих руках, с видом, не допускавшим возражений. - Теперь я знаю, что этот подарок дожидался тебя, царевич! Вам понадобятся ценности на черный день... и в любом случае понадобятся! В этот раз молодой лаконец не стал отказываться. Он только спросил: - Как же мы пронесем твой жемчуг на корабль? Филлида улыбнулась. - Я зашью жемчужины в ваши плащи. Поровну, - она взглянула на Мелоса, и оба юноши кивнули. - Я могу сам зашить. Я умею, - предложил Мелос, которому, как и Никострату, было неловко, что хозяйка так хлопочет. - У меня получится лучше, - сказала афинянка. Она взяла у них плащи и ушла на женскую половину. Друзья сели, не зная, о чем говорить, - Мелос, рассматривая изысканное, несмотря на простоту, убранство комнаты, тягостно задумался. Ему теперь казалось, что Филлида помогла им не потому, что вдруг в них поверила, - а из жалости и безвыходности положения, в которое поставил ее и себя царевич... благородная афинянка не могла отказать родственникам в убежище! Она понимала, что упрямый Никострат все равно не вернулся бы на корабль, и спасала их обоих от позора, если не от смерти... Мелос посмотрел на друга, и понял, что того посетили схожие мысли. Вскоре Филлида вернулась, неся перекинутые через руку плащи. - Вот, взгляните и пощупайте, - афинянка улыбалась. Она отвернула подшитый край плаща Мелоса. - Я положила вам с собой иглу и нитки, сможете сами пороть и подшивать. Юноша недоверчиво пощупал одежду. Плащи немного отвисли, но, не зная о спрятанном жемчуге, было очень трудно догадаться. Друзья еще раз хором поблагодарили жену морехода. Филлида кивнула, улыбаясь растроганно и тревожно. - Я вижу, что вами движет не столько чувство справедливости, сколько желание показать себя... как свойственно молодым, - сказала она. - И я, женщина, могу лишь заклинать вас: будьте осторожны и всегда помните, что за нити вы держите в руках! *** Никострат и его спутник еще не нашли себе другого пристанища на острове, однако Никострат сомневался, что оно им понадобится. Молодые люди переночевали на корабле, как несколько других матросов, - завернувшись в свои драгоценные плащи. Утром, снедаемые лихорадкой ожидания, они проснулись, едва только порозовел восток. Друзья вытащили корзину Филлиды и поели, разломив лепешку. У нее тоже оказался смолистый вкус, присущий Хиосу... - Очень уж скоро наши персы отчалили, - пробормотал Никострат, глядя, как выступают в предутреннем свете соседние корабли и лодки, сушившиеся на песке кверху днищем. Другие матросы, спавшие на палубе среди ящиков с оснасткой, только начали шевелиться. Мелос бросил на новых товарищей опасливый взгляд и ответил лаконцу: - Да, меня тоже удивило, как они поспешили. Но сейчас я думаю, что у них были планы помимо торговли, ведь здесь нет ничего такого... Никострат быстро прижал палец к губам. Матросы уже вставали: пора было приступать к своим обязанностям. Плавание оказалось спокойным, в сравнении с путешествием до Хиоса, и приятным, несмотря на изнурительную работу и опасности впереди. У хиосского купца, к которому нанялись двое друзей, на судне не было рабов, - и служили одни только греки. В свободное время товарищи Никострата и Мелоса охотно болтали с ними о всякой всячине, делясь новостями об Ионии: "Аркад" и "Терон" помалкивали и слушали в оба уха. Правда, к их разочарованию, матросы не рассказали ничего такого, чего они не знали бы сами. Сын Поликсены и его друг оставили Ионию в руках повстанцев, разоренную беспорядками, - но со слов Филлиды и торговцев Навкратиса Никострату и Мелосу было известно, что уцелевшие ионийцы восстановили свои хозяйства. Этому немало поспособствовали завоеватели - Масистр, военачальник Дария, показал себя весьма рачительным хозяином и разумным правителем... - Ну просто образцовый сатрап, - пробормотал однажды Никострат, когда они с другом ночью лежали рядом на палубе, укутавшись в свои плащи. Мелос помолчал, глядя на проплывающие над ними звезды в черном небе, удивительно яркие и крупные. - Может, этот Масистр и вправду из лучших, - наконец тихо откликнулся иониец. - Ты помнишь, что рассказывал Менекрат... скульптор, который бежал от царицы Атоссы и был в рабстве у евнуха? Это Масистр помог ему вернуться домой. Юноша повернулся к другу. - Неизвестно только, долго ли потерпит его Дарион. И долго ли Дарион захочет оставаться в подчинении. Хотя военачальники по персидским законам подчиняются сразу Дарию, а не сатрапам, - Масистр сразу и военачальник, и сатрап... Никострат оборвал побратима досадливым жестом. - Мы еще не видели ни Дариона, ни твоего распрекрасного Масистра! Лаконец закрыл глаза, собираясь уснуть. Но тут Мелос неожиданно прошептал: - А если тебя узнают в Милете? Ведь статуя Ликандра так долго стояла у всех на виду, на нее любовалось так много людей! - Это было давно, - ответил Никострат сквозь зубы. - Статуя моего отца давно разбита. Он поворочался и буркнул: - Спи. Через два дня они увидели ионийскую землю. Когда раздался предупреждающий окрик рулевого, Мелос вскочил и в ужасном волнении начал всматриваться вперед. Изломанная береговая линия приближалась, буро-зеленые островки распадались на лужайки и рощицы, среди которых виднелись красные черепичные кровли жилищ. И целым, во всем своем нетронутом великолепии возвышался на холме многоярусный изжелта-белый дворец, с его арками и пестревшими цветами террасами, которые уступчато поднимались над царскими садами. - Ну просто палаты царя царей, - пробормотал Никострат, который встал следом за другом. - Красиво, - тихо откликнулся Мелос. Он помнил, что этот дворец они покидали полуразрушенным: восставшие разгромили все, что могли. За годы до этого Филомен перестраивал крепость своего предшественника-тирана, искусно сочетая эллинский стиль с азиатским, - а перестроенный вторично дворец выглядел совершенно по-персидски. Однако, когда они зашли в Гераклейскую бухту, в порту оказалось полно ионийцев, которые и встретили хиосский корабль. Эти люди казались веселыми и радушными. "Люди ко всему привыкают", - подумал Никострат, настороженно осматриваясь. А особенно легко привыкают к чужим несчастьям... Когда они помогли с разгрузкой, хозяин судна отпустил матросов погулять. Из них многие были отсюда родом, и радостно устремились в знакомые места. Никострат и Мелос в этот раз решили не отставать от других: тем более, что приятели зазывали их повеселиться, и не годилось возбуждать лишние подозрения. Никострат, так и не успев осмотреться, в первый раз за свою жизнь очутился в задымленной, прокопченной пивной, окруженным выпивохами и продажными женщинами. Несколько из них тут же принялись виться вокруг незнакомых красивых юношей. Одна из девок, не утруждаясь разговорами, присела Мелосу на колени, обвив руками его шею, и попыталась поцеловать; иониец с негодованием отпихнул ее. Женщина чуть не упала - и, после нескольких мгновений изумленного молчания, разразилась пронзительной руганью. На двоих друзей тут же обернулись все остальные посетители. Мелос выпрямился на лавке, вызывающе оглядывая соседей своими темными глазами. - Не смейте никто нас трогать!.. - воскликнул он. А Никострат, приподнявшись с места, наградил прочих посетителей и девиц таким взглядом, что у всех пропала охота связываться. Товарищи и местные завсегдатаи отвернулись, и опять загудели разговоры, зазвучал смех и звон посуды. - Уйдем отсюда, - прошептал Мелос другу. Но тут Никострат, к его удивлению, качнул головой. - Нет, сейчас останемся - на нас и так уже косо смотрят, - ответил лаконец. Хозяин уже выплатил им часть жалованья, и они заказали по кружке горького пива. Потягивая его, друзья размышляли, как быть дальше. Пока ничего дельного в голову не приходило. Потом они ушли в темный угол пивной и там тихонько порешили, что вернутся на корабль и переночуют с теми матросами, кому в Милете некуда пойти или жаль тратить деньги на ночлег. Конечно, постоянно так делать не годилось. Но каждый день требовал новых решений. Друзья вернулись на берег уже в сумерках, и перед сном решили выкупаться в море и выстирать одежду. Правда, ее все равно пришлось бы отстирывать от соли; но уж лучше так, чем искать прачек в городе. Никострат первым сбросил с себя платье и, гордый и прекрасный в своей мужественной наготе, вошел в пенящуюся воду по пояс; а потом ласточкой бросился в волны, вытянув сложенные руки. Мелос с восхищением смотрел, как друг плещется; не забывая, однако, караулить сложенные на песке плащи и вполглаза следить за людьми в порту. Никто, казалось, пока что не обращал на них внимания. Никострат выкупался и выполоскал одежду; а потом, набросив мокрый хитон на плечо, вышел из воды, улыбаясь другу. Он редко улыбался так открыто. - Теперь ты, - пригласил спартанец. Мелос улыбнулся и тоже, раздевшись, бросился в море. Когда он покончил с купанием и стиркой, то увидел, что Никострат, в мокром хитоне, сидит на песке и вглядывается в корабли, видневшиеся на стоянке поодаль. Милет был и оставался оживленным портовым городом, и в его гавани теснилось много судов. Когда встревоженный Мелос подошел к другу, Никострат резко вытянул руку в сторону группы кораблей, стоявших севернее. - Погляди... Тебе они не кажутся знакомыми? - прошептал он. Мелос торопливо натянул липнущее к телу платье. Он вгляделся в чужие триеры и биремы из-под приставленной к глазам руки, защищаясь от света появившейся луны. Потом мотнул головой. - Сейчас все они выглядят похожими, - ответил иониец. - Давай побыстрее поднимемся на наш корабль. Друзья вернулись на свое хиосское судно и, неловко пробравшись между спящими, устроились на привычном месте. Их знобило после купания, и они набросили плащи. Филлида знала, что делает, когда зашила жемчуг именно в плащи - которые так нужны морякам на ветру и в холодные ночи. - Может, Калликсен здесь? - шепотом спросил Мелос. - Вряд ли, - ответил Никострат. Им обоим не давала покоя ужасная мысль, которую ни один не отважился высказать. Но все и так было понятно. Оставалось только дождаться утра. Когда взошло солнце, друзья встали и, распрямив онемевшие тела, первым делом поспешили взглянуть на чужие корабли. И, всмотревшись в триеры своими зоркими глазами, Никострат толкнул друга в бок. - Вон там, - сказал лаконец уже совершенно спокойно, показывая на север. Мелос знал, о чем говорит друг, и тоже сохранил спокойствие, увидев это. Они взялись за руки, теснее прижавшись плечами. В Гераклейскую бухту вошли их персидские корабли: над поднятыми рядами весел чернелись головы персов и египтян и блестели их наряды, расшитые медными кружочками, как рыбья чешуя. Царевич и его спутник посмотрели друг на друга. Они не смогли подсчитать, сколько из кораблей Уджагорресента направилось в Ионию и стояло сейчас в гавани; и не знали, какую персы и их египетский начальник преследовали цель. Схватить беглецов - а может, решить какие-нибудь дела с молодым тираном Милета или Масистром, и заодно поискать беглецов?.. Никострат дернул друга за плащ, и Мелос быстро сел, вместе со спартанцем скорчившись за бортом. Они оба тяжело дышали. - Ну вот и все, - пробормотал Мелос. Губы у него пересохли, и голос охрип. - Нет, - непреклонно ответил Никострат. - Мы скроемся от них, потому что должны.