Сумерки Мемфиса

Своих персов и египтян, покинувших Ионию без царевича, Уджагорресент предпочел принять в Саисе. Могущественный советник двоих персидских царей достаточно отдохнул в поместье своей усопшей царицы, чтобы вернуться к важнейшим делам. Письма от Никострата и Мелоса Уджагорресент прежде того передал Поликсене сам - их в особом пакете привез в поместье тот же вестник, который доложил о прибытии кораблей. Старый египтянин не вскрывал пакета и даже не слишком интересовался содержанием: теперь, когда стали известны бесхитростные намерения молодых людей. Царевич и его друг долго еще не будут ни для кого опасны; хотя похвально и понятно их рвение к подвигам. Поликсена, схватив папирусы как драгоценный подарок, тоже не спешила их развернуть, со слов Уджагорресента зная главное: что нынешний сатрап Ионии Масистр вырвал юношей из рук Дариона и, наделив деньгами якобы в счет наследства Филомена, отправил в Коринф. Это означало, что Поликсена не увидит сына, а Фрина - мужа еще долго, если они увидят их вообще! Но, предвидя такое решение Никострата, бывшая царица осталась почти спокойна. Гораздо больше ее сейчас занимало, что за дела Уджагорресент вел с ионийцами, - и что собирался обсуждать со своими посланниками в Саисе. Уж не окажется ли в конце концов, что Египет платит дань мальчишке Дариону? И какая власть теперь сосредоточена в руках сына Артазостры?.. А может, Уджагорресент за спиной у Масистра пытался договориться с карийцами и лидийцами, богатыми и влиятельными соседями ионийцев, - чтобы рассорить малоазийские государства?.. Уджагорресент, читая по лицу эллинки все ее сомнения, снисходительно улыбнулся. - Главное, что юноши остались живы, - матерь богов услышала наши молитвы, - сказал он. - Прочти их письма наедине с собой, царица. Если я и жалею, что у меня не появилось сына, - то именно в такие мгновения, - усмехнулся египтянин. Взгляды их встретились - и обоим почудилась между ними тень царицы Нитетис. Поликсена никогда, никогда не была уверена... и только поэтому могла говорить с Уджагорресентом спокойно. Хотя они оба изменились за эти годы, и между ними изменилось очень многое, к лучшему или к худшему... Поликсена кивнула, и старый египтянин покинул комнату. Она быстро и жадно прочла письма; и хотя приветы и слова любви Никострата наполнили ее счастьем, Поликсена, как все тоскующие матери, пожалела, что их так мало. К тому же, она догадывалась, что за обоих друзей говорил Мелос. Коринфянка еще раз внимательно перечитала послания, в этот раз пытаясь извлечь из них все полезные сведения. Но о своем будущем молодые люди писали туманно; они представляли свою цель немногим лучше, чем тогда, когда отправлялись в плавание. Поликсена с тяжелым вздохом отложила свитки, и они тут же скрутились обратно. Двое друзей обещали снова написать из Коринфа. Поликсена уже почти не помнила родной город с его храмом Афродиты на холме, со знаменитой школой гетер, которую видела лишь издали... Хотя самих дорогих и образованных прелестниц она встречала нередко, у фонтанов и лавок с тканями и благовониями; полная любопытства девочка поедала их глазами, как ни старались отец и мать оградить Поликсену от столкновения с женщинами такого рода. Внезапно новый страх пронзил сердце Поликсены. Но тут же она мотнула головой, отвергая такую мысль. Нет, Никострат и Мелос с гетерами не свяжутся: Никострат слишком застенчив, суров... и стойкость свою, как это свойственно таким чистым и сильным духом юношам, ценит в себе едва ли не превыше всего остального. Ликандр был таков - Поликсена помнила... А Мелос женат на ее дочери и сестре Никострата; и даже если сам он дрогнет, - Поликсена признавала, что этот красивый и ласковый иониец более податлив, - уступить соблазну ему не позволит стыд перед другом! Тут коринфянка спохватилась. Фрина еще ничего не знает, нужно утешить ее! Она пошла навстречу дочери, но тут Фрина сама вбежала в трапезную, где мать читала письма. - Почему мне не сказали?.. - требовательно воскликнула афинянка. Фрина чуть ногой не притопнула на мать; но сдержалась. Единым духом прочла весточку Мелоса, и на ее лице блеснуло счастье. - Живы! Он поклялся мне Афродитой, что не даст себя убить!.. Но тут же это выражение исчезло, как солнце в капризную погоду. - Как долго я не увижу его... Он меня забудет! Поликсена все чаще чувствовала глухое раздражение, видя, как дочь упивается жалостью к себе. Она сдержалась и молча протянула руки к Фрине. Мать и дочь обнялись. Фрина всхлипнула, но больше не позволила себе раскисать; и Поликсена оценила это. - Я думаю, это все к лучшему, - сказала царица, гладя потускневшие золотистые волосы дочери. - Ты ведь знаешь, что мужчины всегда прокладывают дорогу женщинам, ища новые пути, - особенно наши эллинские мужи? Выскользнув из-под материнской руки, Фрина посмотрела на нее с изумлением. - Да, знаю, - сказала афинянка. - Ты подразумеваешь, мама... что мы однажды вернемся в Коринф? - Может быть, и не в Коринф... но на греческую землю, - задумчиво ответила Поликсена. - Ты ведь не хочешь, чтобы твоя дочь выросла в Египте, а внуки стали египтянами? - А ты?.. - спросила в ответ Фрина. Вспомнив, что ее собственный сын - египтянин наполовину, и сама она замужем за египтянином и жрецом, Поликсена засмеялась; потом прижала к губам руку и замолчала. Если она умрет здесь... Тураи, заботливейший из мужей, прикажет ее бальзамировать, и она навеки упокоится в пустыне с чужими надменными мертвецами. - Что же такое я думаю, - коринфянка сжала пальцами виски. - Не смотри на меня, девочка, меня обуяли злые духи! - О, я все понимаю!.. Фрина бросилась к матери и впервые за долгое время пылко обняла ее. - Я все понимаю, - повторила она дрогнувшим голосом. - И я не буду больше жаловаться! Конечно же, будет; но такое обещание было Поликсене очень дорого. Она улыбнулась и поцеловала дочь в теплую, как у младенца, светлую маковку. - Я знаю, кому сейчас понадобится наше сочувствие, и особенно твое. У Ити-Тауи тяжело болен отец, а другой родни, кроме нас, она не знает! - Ах, ведь и правда! - воскликнула Фрина. Афинянка покраснела, набравшись отваги. - Я пойду к самому Уджагорресенту, пока он здесь, - пусть разрешит Ити-Тауи приехать ко мне! Уджагорресент дождался дочь, и был рад ее приезду. Египтяне какое-то время говорили в комнате гостя наверху, закрывшись от всех. Потом царский казначей спустился и сказал Поликсене, что отбывает в Саис. Он благодарил ее за отдых, который она ему даровала... А Поликсена, глядя на Уджагорресента, думала, что это последний земной отдых от забот, который тот мог себе позволить. Уджагорресент отплыл на север в тот же день. Поликсена хотела проводить его, но египтянин не позволил это никому, кроме дочери. Все обитатели усадьбы, сгрудившись у пруда около дома, провожали глазами старого жреца и юную жрицу вечносущей Нейт: они шли медленно, в священном молчании. А скрывшись за пальмами, конечно, завели речь о том, чего никому более не следовало знать... Ити-Тауи вернулась спустя долгое время. Фрина в одиночестве стояла у пруда, ожидая подругу, - египтянка шла, держась очень прямо, как нубийки, привыкшие носить на голове сосуды с водой; и взгляд ее все еще был устремлен в сферы, недоступные чужеземке. Фрина уже подумала, что дочь Уджагорресента пройдет мимо, не заметив ее; но когда афинянка шагнула навстречу, взгляд Ити-Тауи прояснился, и она улыбнулась. Печальной и строгой улыбкой. - Отец умирает, - просто сказала она слова, которых Фрина ожидала. - О, - воскликнула эллинка. Она простерла руки, и Ити-Тауи позволила себя обнять. Но юная жрица все еще мысленно пребывала с отцом. - Он давно готовится к своему путешествию... но сейчас сказал мне, что не может представить себе человека, который успел бы к этому приготовиться. - Я понимаю, - воскликнула Фрина, как недавно в разговоре с матерью. Но Ити-Тауи только покачала головой. Египтянка взяла ее под руку. - Пойдем в дом и поговорим о живых, - сказала она. И Фрина подчинилась властности младшей подруги, грустно и восхищенно удивляясь, как изменило ту египетское воспитание. Письмо Артазостры прибыло почти одновременно с удручающими новостями из Саиса. Уджагорресент перенес тяжелый сердечный припадок, и едва мог подниматься с постели: он затворился в своем доме во владениях храма Нейт. Как будто уставший от жизни сын вернулся к бессмертной матери, прильнув к ее рукам... Царский казначей срочно требовал к себе дочь. Ити-Тауи немедленно приказала служанкам собирать ее вещи, но сама осталась в усадьбе, пока не было прочитано письмо из Азии. Для этого хозяйка собрала в трапезной всех домочадцев, поскольку предложения персидской княжны касались каждого. Дочь Уджагорресента, насупив брови и выпрямившись на стуле, выслушала, как Поликсена читает вслух те строки, которые можно было огласить. Вдова ее брата предлагала эллинке и всей ее свите убежище в Азии, под крылом у Дария, в связи с болезнью Уджагорресента... - Эти вести немного запоздали, - сказала побледневшая Ити-Тауи, когда чтение было закончено. Египтянка стремительно поднялась с места, удивительно похожая на божественную мать. - Ты ведь не предпримешь ничего прямо сейчас, царица? - спросила она Поликсену. - Нет... - Поликсена покачала головой, неприятно задетая церемонностью своей воспитанницы; она была оглушена всем тем, что обрушилось на нее в такой короткий срок. - Конечно же, нет, нам всем нужно время! И ничего еще не случилось, - прибавила она. Коринфянка подарила Ити-Тауи принужденную улыбку. - Я понимаю, о чем ты спрашиваешь. Можешь ли ты сейчас уехать к отцу, чтобы потом вернуться к нам! - Да, - сказала Ити-Тауи, выше подняв голову. А Поликсена думала, что эта юная госпожа Та-Кемет, так же, как и они, чужеземцы, со смертью родителя может лишиться всего... У Ити-Тауи остался дядя со стороны отца, но этот вельможа ей совсем чужой и не желает впутывать себя в опасную политику Уджагорресента. А знакомства, которые Ити-Тауи завела при мемфисском дворе, слишком ненадежны. Эта девочка воспитывалась отдельно от сверстников, в храмовой строгости... Уджагорресент желал взрастить вторую живую богиню, подобную Нитетис, и теперь ей придется расплачиваться за это. Как и за многие другие отцовские деяния. Еще Ити-Тауи могла бы вернуться к жрецам Нейт. Они, конечно, защитили бы ее, полностью оградив от мира... как некогда Нитетис, которая едва вырвалась из-под их власти! - Ну конечно, мы будем ждать тебя, - сказала Поликсена девушке, исполнившись жалости. - Мой дом был и навсегда останется твоим! Эти слова совлекли с Ити-Тауи неприступность жрицы, и египтянка бросилась к ней. Она прижалась к Поликсене совсем как Фрина, давясь слезами, которые так долго сдерживала. - Я... тоже никогда не забуду, - пробормотала Ити-Тауи. Она поцеловала руку бывшей правительницы Ионии. Потом выпрямилась, раскрасневшись от слез, но мало-помалу возвращая себе самообладание. - Я поеду к отцу и приму его дух, как он ждет этого от меня... Вы приедете на похороны, когда я пришлю вам извещение? Теперь Ити-Тауи обращалась ко всем; и все собравшиеся в комнате серьезно и сочувственно подтвердили готовность воздать Уджагорресенту последние почести. Фрина быстро шагнула вперед. - Я поеду с тобой! - воскликнула она, обращаясь к подруге. - Нет! - ответила Поликсена, опомнившись. Она ступила вперед и схватила дочь за руку. - Нет, в такое время ты не можешь поехать, - понизив голос, торопливо объяснила мать возмущенной Фрине. - В Саисе ты будешь беспомощна, даже с Ити-Тауи, и смерть таких высоких людей - самое время для смуты! - Мама, что ты говоришь! - воскликнула Фрина, чуть не плача. Она вырвала свою руку. Ей и без того почти ничего не позволялось, будто афинским женам в городе ее отца; теперь мать и в таком святом деле ей отказывала! - Госпожа царица права, - неожиданно сказала Ити-Тауи, внимательно слушавшая их. Эта четырнадцатилетняя девушка казалась разумнее старшей подруги; возможно, и была. - Тебе нельзя сейчас ехать в Саис, Фрина... и никому из вас не следует, - предупредила египтянка остальных. Поликсена улыбнулась. - Мы понимаем, дорогая. Поезжай спокойно. Когда Ити-Тауи отбыла, Тураи велел всем домочадцам разойтись и заговорил с женой о послании Артазостры. - Что ты думаешь об этом? Персиянка говорит, что промедление может быть очень опасно, и я с нею согласен! - Неразумие может быть еще опаснее, - ответила ему супруга. - Как бы то ни было, ты ведь не покинешь свою землю! У нас больше ничего нет! Тураи кивнул. - Я буду держаться до последнего, - мрачно сказал он. - Но я желал бы, чтобы ты не забывала, даже ради меня... что ты не дочь этой страны, и что большая часть твоих людей - тоже эллины. Поликсена видела, какого усилия ему стоили эти слова. На лбу египтянина выступил пот. - Я никогда не забуду этого, - сказала она, побледнев. - Но не торопи события, милый! И не говори о худшем: можешь накликать беду, - прибавила коринфянка. Уджагорресент скончался на руках у дочери. Ити-Тауи вернулась в поместье, позаботившись о бальзамировании: юная жрица сама проследила за тем, чтобы отцу в Обитель мертвых были доставлены лучшие масла, ткани, благовония и амулеты. Она надела траур и в уединении своей комнаты читала заупокойные молитвы для облегчения его пути. Фрина, не смея приблизиться к подруге в такие мгновения, не могла сказать - в самом ли деле Ити-Тауи любила своего страшного отца, который сделал им столько добра вместе со злом, или только выполняла свой долг дочери и жрицы. Но Фрина тоже надела синие одежды, и хотя Ити-Тауи мало говорила с ней в эти дни, эллинка видела, что подруге это приятно. Когда мумия была готова, погребальная процессия отправилась на остров Пилак, где была похоронена царица Нитетис, - в соответствии с волей покойного. Столь важную особу провожало много египтян всех сословий, и не меньше персов. Поликсена, Тураи и Фрина со слугами и охраной присоединились к сопровождающим.