Сумерки Мемфиса

Никострат и Мелос смотрели, как приближается Коринф, стоя на палубе и держась за руки. Над холмами разгорался рассвет, и обоим казалось, что это утро их новой жизни. Царевичу и его другу в этом плавании не пришлось работать за матросов - все, в том числе и прежние их товарищи с кораблей Уджагорресента, смотрели на них новыми глазами. Мелос даже подумывал, не в этом ли состояла цель персидского сатрапа, - погубить их золотом, соблазнить удовольствиями Коринфа, который был даже за морями известен развратной жизнью: несмотря на то, что населяли этот полис дорийцы, одной крови со спартанцами, говорившие на том же наречии. Но скоро они вошли в гавань, и размышлять о прошлом стало некогда. Один из киренских моряков, с медными колечками в ушах, хлопнул Мелоса по плечу и весело спросил: - Ну что, герои, теперь-то воздадите должное Афродите? Он кивал на белый храм на холме, сиявший в утренних лучах. У Мелоса стало сухо во рту и жарко в паху: конечно же, молодой воин знал, что в храме Афродиты служат прекрасные жрицы, предлагающие себя гостям. Он поперхнулся и сказал: - Воздадим. Иониец посмотрел на Никострата, и прочел в его серых глазах то же, что думал сам. Они непременно пожертвуют Пенорожденной пару голубей и немного золота, в благодарность за покровительство, - но они здесь не затем, чтобы растратить деньги и честь, забыв о своем долге. Еще так много нужно сделать! Бросив якорь, они сошли на пристань - город находился в некотором удалении от гавани, к югу. Юноши несли в заплечных мешках запасную одежду, бинты, хиосскую мазь против ран и немного драгоценностей; остальную часть даров Масистра тащили пятеро вооруженных ионийцев, разделив между собой. Никострат твердо обещал вознаградить каждого из этих же денег; хотя чувствовал, что на его людей и без обещаний можно положиться. У воина и вождя воинов должно быть такое чутье: и лаконец знал, что унаследовал его от многих предков. В команде нашлись люди, бывавшие в Коринфе, - и среди ионийских стражников таких оказалось двое: когда они сообщили о себе портовым чиновникам, ионийцы тут же предложили проводить царевича в хорошую гостиницу. Теперь они могли себе это позволить. Никострат не возражал, и скоро друзья нашли себе комнаты в двухэтажном каменном доме для гостей города - не слишком чистые и пропахшие жареным луком, но после корабельной тесноты очень даже удобные. Воины устроились на первом этаже, где было подешевле. Перед тем Никострат подошел к хозяину гостиницы, и спросил, нет ли в Коринфе места, куда можно отдать на хранение ценности. Коринфянин вначале улыбнулся, разглядывая простую одежду лаконца и видя его молодость; но выражение глаз гостя отбило у него охоту шутить и юлить. Он уважительно сказал, что ценности у заморских гостей принимают на хранение жрецы Посейдона в большом храме - он стоит среди сосен и далеко виден; конечно, слуги Колебателя земли взимают скромную плату за такие услуги, но на их честность можно положиться... - Я понял, - перебил Никострат. - Благодарю тебя. И, немного поразмыслив, юноша решил отправить в храм Посейдона троих воинов с половиной своих сокровищ. Хотел было пойти туда сам, но решил, что ходить своими ногами по всем своим делам будет неприлично. В конце концов, его спутники справедливо называют его царевичем... Мелос, однако, услышав соображения друга, тут же предложил отправиться с ионийцами в храм Посейдона, - сказал с улыбкой, что он первый из воинов Никострата и это его долг; и прибавил, что охотно принесет жертву великому богу за них обоих. Друзья потребовали горячей воды - скребки у них были; и, смыв с себя грязь путешествия и умастившись оливковым маслом, оделись в чистое. После этого Мелос, взяв воинов, ушел, а Никострат остался. Лаконец некоторое время размышлял, подождать ли друга - или пойти в город самому; но сидеть на месте претило его натуре, и, сказав слуге, чтобы тот известил Мелоса о его отсутствии, если он вернется раньше, Никострат покинул гостиницу. Оставшимся ионийцам он сказал, что пойдет прогуляться. Ему вдруг захотелось в одиночестве пройтись по улицам, где гуляла в детстве его мать. Навстречу попадалось много людей, одетых наряднее его. Скоро Никострат очутился в богатом квартале - хотя теперь ему казалось, что весь город богат: часто встречались дома, отделанные розовым и желтым мрамором, с затейливой росписью под карнизом. А засмотревшись на какую-то статую с посохом из слоновой кости и золота, Никострат столкнулся с женщиной, выходившей из лавки. Она вскрикнула и рассыпала то, что держала в руках: это была маленькая смуглая рабыня, которая чуть не плакала от огорчения. За нею вышла и ее хозяйка, высокая нарядная женщина. Рабыня ползала на коленях по дороге, пытаясь руками собрать какую-то черную пряность, высыпавшуюся из ларца. При виде госпожи она развела руками и поклонилась ей в ноги; а Никострат поспешно шагнул навстречу женщине. - Это я виноват! - воскликнул лаконец. - Я заплачу, сколько это стоит? - Пустяки, - ответила коринфянка с улыбкой. У нее был нежный голос; однако, по-видимому, привыкший повелевать. - Встань, Корина, не позорь нас! - велела она служанке. Поднявшись на ноги, та робко улыбнулась: похоже, эта рабыня не боялась наказания. Коринфянка повернулась, к юноше, теперь пытливо оглядывая его. А тот осознал, что она не только богато одета и учтива, но и изысканно красива: у нее были большие голубые глаза, подведенные синими стрелками, и вьющиеся каштановые волосы, волнами струившиеся по спине и только на затылке скрепленные золотыми заколками. Ее полупрозрачный красный гиматий был свободно наброшен на голову и левую руку, почти ничего не скрывая; от женщины исходило сладкое благоухание. - Прости... - сказал Никострат еще раз. - Забудь об этом, - сказала гетера. Несомненно, это была гетера. - Кто ты? - спросила она, рассматривая Никострата уже как представительница своего ремесла. - Я приезжий, - произнес Никострат, чувствуя, как краснеет. Его охватил стыд, поднимавшийся в нем вместе с желанием. - Если ты говоришь, что я тебе ничего не должен, то я пойду! - Постой, - женщина тронула его за руку, и Никострат остался на месте, будто заколдованный. Он теперь не мог отвести от нее глаз. - Ты очень необычен, юноша... ты держишься со мной как спартанец, получивший воспитание! - сказала гетера. Она легко рассмеялась. А Никострат, задохнувшись от гнева, отступил от нее. - У вас это в обычае - оскорблять гостей? - воскликнул он. Повернувшись, лаконец поспешил прочь; но тут женщина догнала его. Она слегка запыхалась. - Я вовсе не хотела тебя обидеть! Мое имя Эльпида, и я живу вон в том доме, между кедрами, - она показала задрапированной рукой. - Я была бы рада видеть тебя моим гостем. Никострат уткнулся взглядом в землю. Теперь жаркая волна поднялась до ушей, лишая его способности здраво мыслить... - Твое искусство стоит дорого, я знаю, - он поднял глаза и тут же опустил. - Я не смогу заплатить тебе, поэтому не зови меня! - Мы не всегда берем плату - только когда хотим, - голос гетеры был нежным и призывным, но голубые глаза изучающе сузились. - Ты мне очень понравился... я хочу встретиться с тобой, потому что желаю тебя лучше узнать! Она лукаво прибавила: - Может статься, ты царевич в изгнании? Никострат ошеломленно моргнул. Но, конечно же, Эльпида его только дразнила; и он был давно уже готов к такому любопытству. - Я просто приезжий, - сказал лаконец. Теперь он даже не переменился в лице. Эльпида улыбнулась, накрутив на палец блестящий каштановый локон. - Я свободна сегодня - и сейчас, - сказала она, понизив голос: глядя на Никострата тем взглядом, который заставляет мужчину чувствовать себя единственным на свете. - Приходи ко мне этим вечером, я буду ждать! Запомни, мой дом - тот между кедрами, с колоннами из порфира! И Эльпида ускользнула, как сон. Никострат остался на месте, чувствуя себя побежденным без битвы. Что с ним такое?.. Выругавшись под нос, лаконец хотел уйти и забыть обо всем. Мелос, наверное, уже потерял его! Но теперь Никострат чувствовал, что не прийти к гетере будет постыдно, будто он сбежал от женщины... А что, если она, узнав его на улице, покажет на него пальцем и высмеет? Никострат тут же понял, что Эльпида так не поступит. И это только усилило его желание пойти к ней вечером. Потоптавшись на месте, юноша решительно шагнул в лавку, из которой недавно вышла Эльпида со своей рабыней. В помещении с полками, заставленными керамическими сосудами и склянками, стоял такой запах, что он чихнул. Он купил флакончик благовоний - "подходящих для мужчины", как он сказал; стараясь не обращать внимания на улыбку торговца. Когда Никострат вернулся в гостиницу, Мелос был уже там. И, как царевич и ожидал, накинулся на него с упреками. - Где ты был? И с кем?.. - воскликнул иониец, увидев, как возбужден друг. Никострат поставил свой флакончик на стол. Он промолчал, еще не зная, что сказать; но слова уже не понадобились. Карие глаза Мелоса расширились в ужасе. - Ты был с женщиной, и она позвала тебя к себе! - Да, - Никострат поднял глаза. - Это гетера? - спросил Мелос. Никострат кивнул. - Она примет меня без платы. - Это она сейчас так сказала! Никострат, что ты творишь? - в негодовании воскликнул Мелос. - Не ты ли предостерегал меня против ловушек, говорил о долге?.. - Я не боюсь этой женщины, и это не повредит нашему делу, - Никострат прямо взглянул на Мелоса, и иониец смолк. Когда Никострат смотрел и говорил так, с ним было бесполезно спорить. - Я пойду к ней сегодня вечером! - закончил спартанец. Мелос вдруг подумал, что его другу уже почти двадцать лет, а он еще ни разу не был с женщиной... - Хорошо, - иониец тяжело вздохнул. - Только будь осторожен. - Нас никто здесь еще не знает, - напомнил ему Никострат. - Опасаться пока нечего. Мелос кивнул. Он вдруг представил себе эту красивую женщину, готовую отдаться его другу, и вспомнил о том, что сам женат... Впервые эта мысль вызвала в нем легкое сожаление; но тут же Мелос рассердился на себя. - Ладно, иди, - повторил иониец, сердясь на них обоих. Никострат примирительно улыбнулся. - До вечера долго. Давай сейчас поедим, а потом пойдем поищем архонта, чтобы узнать, как получить гражданство! - Дельная мысль, - Мелос обрадовался. Седобородого архонта они нашли в стое - длинной крытой галерее с колоннами* неподалеку от храма Посейдона, где этот муж прогуливался и беседовал, судя по всему, с другими городскими начальниками или членами совета. Когда юноши, прилично одетые и собранные, подошли к ним, коринфяне прервали беседу и воззрились на них с вежливым любопытством. Никострат поклонился: как тот, кто отвечает за обоих. - Я и мой друг приезжие - мы свободные благородные эллины, и моя мать происходит из Коринфа, - сказал он четко и твердо. - Можно ли нам стать гражданами этого города... и его защитниками? - Защитниками? - повторил архонт с некоторым удивлением. Точно его великолепный город никогда не нуждался в защите. Коринфяне переглянулись, один из них что-то сказал архонту вполголоса... Потом тот опять повернулся к молодым людям. - А есть ли в Коринфе уважаемые граждане, которые поручились бы за вас? Сердце Никострата упало. - Нет... - сказал он. - У нас не осталось здесь знакомых! Архонт покачал головой. - Тогда с гражданством придется повременить. Поживите у нас, заведите друзей среди благородных людей, - тут коринфянин впервые улыбнулся. - Вы оба кажетесь мне достойными юношами, но одних ваших слов недостаточно! Никострат кивнул. Все было понятно. Они ушли, чувствуя себя растерянными и подавленными. "Завести друзей - разве друзей заводят? - думал Никострат. - И как это сделать?" Они провели какое-то время со своими людьми, но даже с ними не могли обсуждать будущее. У кого бы узнать, как приобрести здесь землю, и какие для этого нужны права!.. Потом Никострат, томясь в ожидании вечера, решил написать письмо домой. Пора и ему учиться это делать! За разными мелкими делами незаметно завечерело; пора было идти на свидание. Никострат еще раз обмылся холодной водой и откупорил свой флакончик. Нанес несколько капель мускусной эссенции на волосы и шею. Потом надел свой белый хитон, который так ярко выделялся в сумерках, кожаный пояс с ножом и деньгами... - Сладкой ночи, - буркнул Мелос, который, сидя на стуле, неотрывно следил за приготовлениями друга. Никострат, который уже собрался уйти, порывисто повернулся и быстро подошел к Мелосу. Он опустил ладони на плечи ионийца. - Я вернусь, - сказал он тихо; и с силой сжал его плечи. - Ложись спать! Они прижались друг к другу лбами и улыбнулись; потом Никострат снял руки с плеч товарища и покинул комнату. До дома Эльпиды он добрался легко, точно нить Ариадны вела его; хотя города Никострат почти не знал. Когда он подошел к дому с красными колоннами, уже стемнело. Но дверь была приткрыта, и оттуда лился свет. Никострат замедлил шаги, потом остановился; сердце его неистово билось. Потом царевич поднялся по ступеням портика, и дверь открылась ему навстречу. Гетера стояла на пороге, осиянная светом, - лампада была подвешена на цепях под потолком. Коринфянка была в шафрановом хитоне, но гиматий - белый; словно у почтенного мужа, подумал Никострат. Эльпида улыбнулась, горячо коснувшись его руки. - Ты смелый! Лаконец видел, что она действительно так думает. Он взял в свои ладони обе ее тонкие руки, трудно дыша от страсти. - Меня зовут Никострат. - Сегодня ночью тебя зовут - "тот, кого я ждала", - прошептала Эльпида. - Идем же. Она завела его в дом, и Никострат закрыл дверь. Они пошли в ойкос... или в спальню? Как у гетеры устроен дом? Никострат уже едва мог думать, ощущая рядом эту женщину... В дорого убранной комнате, погруженной в полумрак, Эльпида повернулась к гостю и обняла его за шею. А потом поцеловала, заставив склониться к себе. - У меня... никогда еще не было, - сумел выговорить Никострат, когда их губы расстались. - Я знаю, - ответила гетера, улыбаясь и глядя на него снизу вверх. - И я немного боюсь тебя... в тебе столько силы! Она провела ладонью по его щеке. Никострат при этих словах ощутил себя мужчиной в полной мере. - Я не обижу тебя, - прошептал он; и уже сам обнял Эльпиду, прижал к себе, ощущая ладонями и губами ее тело. Их словно затягивало куда-то, где оба они перестали принадлежать себе. Эльпида была опытна в любви и владела своим наслаждением, почти так же, как наслаждением мужчины; однако сознание того, что она первая у этого сильного и трепетного юноши, вызвало в ней страсть большую, чем любые слова и прикосновения. Они молчали, то медленно, то резко двигаясь навстречу друг другу, сжимая друг другу руки; будто совершали первое в мире таинство. Потом Никострат сразу уснул, простершись на животе; как все молодые и неопытные любовники. Но Эльпида не сердилась. Она погладила пальцами его щеку, обнаженную спину; и губы ее ночного гостя дрогнули в улыбке. Гетера почувствовала, что почти любит его. Она легла рядом и тоже быстро уснула, ощущая тепло мужчины. * Стоя - длинная галерея-портик в древнегреческой архитектуре, место заседаний и общественных собраний.