Сумерки Мемфиса

Никострат проснулся поздно; и, пробудившись, резко сел в постели. Он ошеломленно огляделся, не узнавая комнаты, где заснул; потом увидел женщину, сидевшую рядом с улыбкой, и быстро прикрылся рукой. Щеки юноши вспыхнули, глаза смотрели сердито. - Я выйду, - сказала Эльпида, показав глазами на ночную вазу у постели, - приведи себя в порядок. Гетера встала и покинула комнату: обнаженный Никострат проводил ее взглядом. Сама она успела уже умыться и одеться, и хотя была не так ослепительна, как предстала вечером, по-прежнему оставалась прекрасной. Никострат не воспользовался вазой - ему внезапно сделалось стыдно, что в этом чужом доме за ним будут убирать; обернувшись своим набедренником, который обнаружил рядом, вместе с хитоном и поясом, он вышел на задний двор. Этот двор был отгорожен глухой стеной, как юноша и думал. По дороге обратно Никострат как мог точно запомнил расположение комнат. Гетера привела его в спальню, он угадал; ойкос, оформленный еще более пышно, располагался напротив, и выходил в перистиль... Услышав со стороны общей комнаты шелест ткани и женский смех, Никострат быстро скользнул назад в спальню. Он понял, что Эльпиды все еще нет, и с растущим чувством неловкости гадал, как долго придется ждать ее. Теперь, при свете нового дня, юноша чуть ли не жалел, что принял приглашение прекрасной коринфянки. Но тут, к удивлению гостя, вместо Эльпиды навстречу ему с подушки на полу поднялась ее маленькая смуглая рабыня - Корина; она широко улыбнулась Никострату и поклонилась. - Господин гость позволит мне помочь ему умыться? Никострат увидел, что служанка все для этого приготовила - и кувшин, и сияющий медный таз, и полотенце; и растерянно кивнул. Он оплеснулся водой, настоянной на мяте и чабреце; потом Корина еще раз поклонилась и ушла. А едва только Никострат застегнул на себе пояс, как вернулась Эльпида. Она была одета в простой белый хитон, только опояска - из серебряных квадратиков. Каштановые волосы гетера оставила почти свободными, сплетя лишь вьющиеся концы в косу. Хозяйка села напротив Никострата на табурет и улыбнулась ему. Увидев ее красоту и ощутив женский аромат, Никострат понял, что опять желает ее; и потупился, стремясь погасить опасное чувство. Эльпида подарила ему себя этой ночью... он очень благодарен ей, и довольно! - Ты понравился Корине, - неожиданно сказала гетера. Никострат изумленно вскинул глаза. - Для тебя это так важно... кто из гостей понравится рабыне? - Конечно, важно, - ответила Эльпида. В голубых глазах коринфянки появились искорки, но теперь она не улыбалась. - Корина видела немало благородных мужей в этом доме... но отнюдь не каждый удостоился ее похвалы. "И отнюдь не каждый оставался на ночь, даже за плату", - подумал Никострат; но воздержался от такого замечания. Однако эти слова, о других мужчинах, охладили его и даже рассердили. Уголки губ Эльпиды тронула улыбка. - Тебе нужно спешить, правда? Твой друг ждет... или друзья, с которыми ты приехал! Желание Никострата вернулось с новой силой, стало почти болезненным - при виде тела гетеры, обрисованного светом, ее прелестной женской усмешки. И тогда он по-настоящему разозлился и отступил от соблазнительницы. - Что еще ты обо мне знаешь? - воскликнул спартанец. - Успокойся! - теперь голос Эльпиды прозвучал холодно и властно. Она поднялась - это была высокая женщина, как его мать. - Кажется, я ошиблась насчет тебя, - заметила коринфянка. - Ты совсем дикий, как твои необузданные сородичи! Никострат на мгновение изумился, как это она не испугалась его, увидев его ярость; а потом изумился уже другому. - Ты так быстро поняла, что я родом из Лакедемона? И про моего друга догадалась? - Я догадалась, что ты в нашем городе один и чужой... И я, совсем не зная тебя, отчего-то подумала сразу, что ты достоин и помощи, и любви! Несмотря на суровость Эльпиды - а может, именно благодаря этой суровости Никострат ощутил, что гетера и вправду неравнодушна к нему. Юноша смутился - не только от желания, но и от предвосхищения чего-то нового, что только коснулось сердца... Вновь подойдя к своей ночной подруге, он посмотрел в ее голубые глаза. Эльпида смотрела внимательно, чуть насмешливо... но и с тревожным ожиданием, подобным тому, какое Никострат ощущал сам. Она тоже немного закраснелась. Никострат склонился к гетере и поцеловал: ее теплые губы ответили, но этим поцелуем женщина тоже вопрошала его о том, что еще не было произнесено. Лаконец улыбнулся, взяв ее за руку. - Я приду к тебе вечером... можно? - спросил он, зная, что говорит единственно верные слова. Эльпида слегка кивнула гордой головой. - Приходи, - сказала она серьезно. - Я опять буду одна, но это ненадолго. Приходи, пока еще не стемнело, чтобы мы могли поговорить! Никострат медленно наклонил голову: так же, как в том судьбоносном разговоре с персидским сатрапом. Он повернулся и ушел, чувствуя спиной жгучий взгляд своей первой любовницы. Теперь царевич старался не думать, забыть о минувшей ночи ради дня... он не сможет рассказать Мелосу, что с ним случилось, так, чтобы друг понял! До гостиницы Никострат добрался почти бегом. Мысли у него путались, будто короткое обладание Эльпидой принесло разлад между душой и телом, который уже не излечить. Царевич даже не заметил своих ионийских стражников, которые узнали его и в беспокойстве окликнули: ионийцы знали, что он не ночевал с другом. Никострат несколькими прыжками вознесся по лестнице и ворвался в комнату, которую они делили с Мелосом. Только там он перевел дух; и не сразу увидел самого Мелоса, который сидел на табурете, сложив руки, будто давно уже ждал его. - У нас есть вода? Или вино? - хрипло спросил Никострат, вспомнив, что у него пересохло в горле. Другие слова он опять позабыл. - Есть и вода, и вино, - Мелос встал навстречу другу. Он не выглядел сердитым - но печальным, точно сбылись худшие его опасения; и это внезапно рассердило спартанца, так же, как непонятная игра Эльпиды. Но Никострат быстро учился сдержанности: теперь он промолчал. Иониец налил Никострату сильно разбавленного вина - и тот выпил целый кубок. И только потом улыбнулся верному товарищу. - Я не смог бы тебе рассказать, даже если бы очень постарался... - Не старайся, - с раздражением ответил Мелос. Наконец царевич ощутил, сколько иониец успел передумать, дожидаясь его. Мелос повернулся к Никострату, опустив руки: в темных глазах был упрек. - Я все понимаю! - воскликнул иониец. - Ты уже попался! - Может, и так, - тихо откликнулся Никострат. Он больше ничего не прибавил и не посмотрел на Мелоса; и иониец скорбно усмехнулся. - Ты сегодня опять к ней пойдешь! Ведь пойдешь? - Да, - Никострат поднял голову. - Я думал, что ты ценишь во мне постоянство! - Конечно, я очень ценю... - Мелос осекся, словно осознав, что Никострат, такой надежный с ним, и с женщиной другим быть не может. - А она? Сам подумай, - иониец продолжил с жаром, осененный новой мыслью. - Она, конечно, хороша... Но сколько у нее было до тебя, и сколько будет после?.. На лице Никострата сверкнул гнев. - До меня? Я уверен, что Эльпида немногих допускала до себя, - отвечая другу, лаконец почувствовал в этом уверенность. - А после... Он покачал головой. - Не знаю! Одной Ананке ведомо! Никострат сел и задумался. Налив себе еще разбавленного вина, он сделал несколько глотков, глядя в грубо оштукатуренную стену напротив. Потом посмотрел на друга. - Гетеры водят дружбу со многими мужами... Ведь они занимаются не только этим, - он покраснел. - Эльпида предлагала нам помочь! Мелос негромко ахнул. - У вас уже до такого дошло? Никострат улыбнулся. - Архонт посоветовал - заведите друзей! И нам этого не избежать! Так зачем отказываться от того, что дает судьба? Мелос вздохнул и кивнул. Никострат поднялся, и друзья обнялись. - Я боюсь за тебя, и за наш диас, - признался Мелос. Он никогда еще не признавался в ревности, и Никострат удивленно замер в его объятиях. А потом высвободился и посмотрел другу в глаза. - Я тебя люблю больше всех мужчин, и ты это знаешь! Но мы должны идти вперед, и дальше ни перед чем не трусить! Он похлопал Мелоса по плечу, и иониец улыбнулся, смиряясь с волей друга; как делал всегда. - Ты написал письмо матери? - спросил он. - Вчера еще закончил... Но, думаю, теперь его предстоит переписывать, - ответил царевич. Мысли его вновь вернулись к Эльпиде. *** Они позавтракали вдвоем у себя в комнате, а потом решили пройтись по городу, познакомившись с ним; не имея пока других дел. Они придумали подняться на священный холм, в храм Афродиты. Друзья исполнили свой зарок - купив на рынке пару голубей в клетке из ивовых прутьев, отдали их одной из старших жриц, пожилой суровой женщине. Они сами смотрели, как птицы бьются под ее ножом, как красная кровь брызжет на алтарь - большой плоский камень, побагровевший от жертвоприношений и смердевший, хотя его часто мыли. Потом Никострат и Мелос долго стояли на вершине холма, глядя на Коринфский залив, на Истмийскую дорогу* далеко внизу - по ней ползли маленькие люди: вереницы путешественников и торговцев, воинские отряды. Вокруг вздымались пурпурные горы. - Смерть мы видим, смрад чуем! А видим ли волю богов? - внезапно произнес Мелос. Обычно покладистый с другом, он был способен на большую дерзость. Никострат пристально посмотрел на него. Он вспомнил, как Мелос в пятнадцать лет, один из всех, отправился в Лакедемон, просить спартанцев за своего друга и его мать-царицу; вспомнил, как Мелос ворвался на своем коне в Спарту и потребовал встречи с самим царем... Никострат взял друга за руку, ощущая глубокую благодарность. - Мы не видим волю богов, Мелос, - сказал он. - Мы ее осуществляем. Вскоре Никострату захотелось уединения: по мере приближения вечера мысль о женщине все сильнее овладевала им. Он не знал точно, в каком часу гетера ждет его; однако чувствовал. Мелос увидел, что друг собирается на свидание, и лишь грустно улыбнулся, не прекословя ему. - Она будет одна? - спросил иониец. Никострат кивнул. - Может быть, скоро она пригласит и тебя, - заметил он. - Как моего друга. Мелос нахмурился, но и на это не возразил. Уже выходя, Никострат обернулся и сказал: - Нам не нужно больше пользоваться выдуманными именами... Это все равно раскроется быстро, и лгать властям мы не сможем! Мелос кивнул. Он, как и Никострат, вспомнил о том, как несколько лет назад ездил в Спарту и какого шума наделал... рано или поздно в Коринфе может сыскаться тот, кто его опознает! Здесь и спартанцы бывают, и не так редко! По дороге к дому гетеры Никострат купил с лотка букетик фиалок. Он мог бы сделать любовнице и дорогой подарок... но связь Эльпиды с ним началась не так, как с одним из ее богатых поклонников, и они оба это знали. В этот раз Никострата встретила не сама хозяйка, а Корина. С приветливой улыбкой и поклоном маленькая рабыня проводила его в ойкос, где предложила устроиться на ложе. В комнате, освещенной единственной лампой, курились благовония, на столиках стояли цветы; но Никострат почувствовал, что его скромный букетик не лишний. Эльпида появилась, одетая в розовый хитон, подобная Эос в этих сумерках. Никострат быстро встал, ощущая, как воспламенились все его чувства; вместо приветствия он неловко протянул гетере свои цветы. Эльпида приняла фиалки с улыбкой: по тому, как она поднесла их к лицу, вдыхая аромат, Никострат понял, что именно такого знака внимания коринфянка и ждала. Потом любовники поцеловались; и несколько мгновений стояли, обнявшись, ощущая, как бьются их сердца. Эльпида первая мягко отстранилась. - Садись, - она опять показала Никострату на ложе, а сама устроилась в кресле напротив. - Скоро подадут ужин. А пока гетера налила гостю вина, разбавленного водой наполовину, но ароматизированного розовыми лепестками. И себе налила. Некоторое время они смаковали напиток, глядя друг на друга и не говоря ни слова. Потом Эльпида произнесла, постучав ногтем по своей чаше: - Тебе много что есть скрывать, и много что есть рассказать... Тебе это нужно, а я готова слушать тебя! Никострат кивнул. Он кашлянул и заговорил - вначале медленно и глухо, углубляясь в свою опасную историю, точно пробираясь по горной тропе; потом царевич увлекся, и уже почти не заботился о том, чтобы выбирать слова. Гетера слушала, не перебивая. Они даже не заметили, как рабыня принесла еду. Никострат рассказал о себе и своем друге не все, но большую часть: это получилось само собой. Когда он замолчал, Эльпида налила ему еще вина. И пока спартанец пил, медленно приходя в себя от сказанного, женщина произнесла: - Ты как Тезей из Трезены - или тот древний Никострат, сын Менелая*. Я теперь еще больше радуюсь и тревожусь оттого, что боги свели нас... Ты неизбежно должен был кому-нибудь довериться здесь, и если не мне, то другой! Царевич поставил чашу. - И как ты распорядишься этим знанием? - спросил он. Юноша замер в ожидании ответа. Эльпида некоторое время молчала, склонив голову. Никострат заметил, что она украсила свои темные волосы, отливавшие блеском красного дерева, фиалкой из его букета. - Давай поужинаем, царевич, - наконец сказала гетера. - Когда ты начнешь вести жизнь гражданина, как мечтал, ты станешь намного больше ценить уединение! Никострат встрепенулся. - Так ты хочешь... - Завтра я хочу позвать гостей, которым представлю вас, - Эльпида улыбнулась и дотронулась рукой до его обнаженного колена; сердце юноши взыграло. - Приходи и приводи своего друга. Я убеждена, что он так же умен, как и ты! Коринфянка прервалась. - Едва ли в этом городе скоро найдется тот, кто вспомнит одного из вас или почувствует в вас угрозу. Но однажды это случится... и вы должны быть готовы отразить удар! * Истм - в древности название Коринфского перешейка, отделяющего полуостров Пелопоннес от материковой части Греции. * Тезей, по преданию, родился в древней Трезене - главном городе Трезенской области на юго-востоке Пелопоннеса, от царевны Эфры; земной отец его Эгей был царем Афин, но Тезей вырос, не зная его. Мифический герой Никострат, согласно одной версии, был сыном царя Спарты Менелая и Елены; согласно другой - сыном Менелая от рабыни.