Сумерки Мемфиса

К тому времени, как Никострат закрепился в Коринфе, у Дариона было уже два сына и дочь - от жены и двух наложниц. Жена была знатной персиянкой - а наложницы эллинками, ионийками. Впрочем, у обеих имелась примесь восточной крови. Супругу Дарион выбрал сам, и ни разу не пожалел об этом. Шахназ была подобна прохладному пруду с лилиями, в который он окунался после утомительного дня, раскаленный своими заботами. Шахназ оказалась хороша собой и хороша в любви; но даже просто полежать, опустив голову на ее живот или грудь, было блаженством. Шахназ гладила мужа по волосам, и мучительные думы оставляли его, - Дариона порою терзали головные боли, которые могла снять лишь ее рука. А потом он рассказывал жене обо всем, что мог рассказать только ей, - Дарион с некоторых пор не верил никому, кроме нее. Его ненавидели многие не только за стенами дворца, но и в самом дворце - и причины такой нелюбви молодой тиран не понимал, хотя все время над этим думал. - Ведь мой отец делал то же, что и я! Он стал персидским наместником, будучи греком! - воскликнул однажды Дарион, когда они с женой сидели в саду у фонтана. - Почему же его любили все, кто жил под его властью? Шахназ некоторое время помолчала, опустив длинные черные ресницы. - И у твоего отца были ненавистники, мой господин, - наконец сказала она. - Но любовь и ненависть людей зависят не только от тебя, но и от времени, когда ты родился, от звезды, которая осияла твой путь... Филомен из Коринфа был чистокровным греком, и потому смог привлечь на свою сторону соплеменников, их сердца влеклись к нему. Супруга устремила на него взгляд своих черных очей. - А в тебе кровь смешалась, и потому подданные не верят тебе вполне. - Хватит!.. Дарион озлился: возможно, из-за напоминания, что сама Шахназ была благородной персиянкой без всяких примесей. Жена кротко замолчала; но гнев Дариона утих так же быстро, как загорелся. Он не мог подолгу сердиться на нее. - Что же мне делать? - произнес молодой тиран. Шахназ быстро встала с места; грациозная как лань, она скользнула к нему и села на колени у его ног. Она взяла его руки в свои. - Твои ладони холодны, муж мой, - а голова твоя клонится от дум... Она поцеловала его руку и прижала к своей щеке. - У тебя есть те, кому ты можешь верить и кто охотно предастся тебе, - это арии, персы... Но ты должен очиститься от сомнений. Это отрава, которая проникает не только в твой собственный разум, но и в разум тех, кого ты хочешь покорить себе... Дарион прикрыл глаза, слушая жену; ему вдруг показалось, что ее слова - и есть такой яд, от которого не существует средства. Но он запретил себе эти мысли. Если не верить Шахназ, то кому же?.. - Ты не можешь больше быть двумя половинами, которые спорят между собой, - ты должен предаться одному или другому! - сказала его персидская жена. Она поднялась с колен и села рядом на скамью, обвив его рукой. - Сомнения ослабляют мужчину больше, чем что-либо еще! Дарион уставился ей в лицо. - Но как же я отвергну наследство отца? Боги накажут меня за это! Эринии не дадут покоя! Шахназ улыбнулась. - Знаешь ли ты, что дает моему народу такую силу и власть над другими? Единый бог! Ты победишь Эриний и всех прочих демонов, если вложишь свое сердце в ладони Ахура-Мазды! Дарион долго молчал, закрыв лицо руками. - Может быть, - наконец сказал он. - Ах, отец, как ты был счастлив; и ушел счастливым, - прошептал тиран, обращаясь к мертвому. Потом он вновь взглянул на жену. - А что мне делать с Масистром? Думается мне, он давно возомнил себя законным правителем! И с каждым годом люди слушают этого сотника все больше... а чем он лучше меня?.. Шахназ со вздохом поправила свои гладкие черные волосы, убранные хитро переплетенными золотыми цепочками. - Самое могучее дерево дряхлеет и умирает. А Масистру уже за пятьдесят. К тому же, у тебя есть грамота великого царя, которая обязует Масистра уступить тебе власть, когда тебе исполнится двадцать лет... всего два года осталось! Дарион молчал - его опять одолели сомнения, точно осы, жалившие мозг. Жена ласково взяла его за руку: тонкие пальцы мужа дрогнули в ее ладони. - Масистр подчинится, у него нет выбора. Но ты сам знаешь, почему этого военачальника слушают люди, - сказала персиянка. - Он не сомневается, - прошептал Дарион. Шахназ поцеловала его, и они некоторое время сидели, обнявшись. Потом жена встала и увлекла Дариона назад во дворец - в детскую, где они некоторое время с удовольствием занимались сыном, маленьким Варазе. - Какой он крошка, - с щемящим чувством сказал Дарион, когда мальчика забрала нянька. Варазе был его любимцем, хотя первым родился Фарнак, сын от наложницы. - Мне и моему брату тоже было мало лет, когда отец погиб... а самый младший мой брат тогда еще не родился! Шахназ метнула на мужа взгляд, подобный молнии. - Если мне будет позволено сказать, твой отец погиб глупо, мой господин. Это было сражение, которое мог выиграть любой военачальник. Дарион застыл на месте, сжав кулаки. - Масистр сейчас так же сражается, - прошептал он. Шахназ сразу же ощутила перемену его настроения. Если ее муж вдруг сознавал себя недостаточно храбрым, это могло вылиться в припадок бешенства... даже она боялась его в такие мгновения. - Пусть сражается, если его дело драться! - быстро сказала персиянка. - Ты бы справился сам, но у тебя более важные дела. Если погибнет, так даже лучше, - прибавила она. Дарион нахмурился. - О чем ты... Шахназ приложила палец к губам и кивнула на Варазе: сынишка засыпал на руках у няньки. - Ну а если этот сотник останется жив, то еще послужит тебе, когда ты примешь власть, - шепотом сказала она. - Он не избежит своей судьбы. Бог устроит все мудро, Дарион. Она улыбнулась. - Сердце нашего сына в твоей руке, как твое - в руке бога! Позже Дарион пригласил Шахназ в спальню, прислав за ней служанку. Теперь Шахназ чаще проводила ночи в женских покоях, но всегда знала, когда муж позовет ее. Персиянка явилась и приблизилась к Дариону с поклоном. Супруг кивнул ей, жестом пригласив сесть; но он был бледен и озабочен. Он опять заговорил о Масистре. - Этот человек служит великому царю, но другой рукой помогает грекам! Почему он отпустил с миром сына коринфянки?.. - Из уважения к твоей матери, конечно, - сказала Шахназ, внимательно следя за выражением мужа. Кажется, у него опять начиналась головная боль. - А я думаю, нет, - с жаром возразил Дарион. - Масистр счел, что этот безродный выскочка лучше меня... что он правил бы лучше меня! Со стоном он схватился за голову. - Да как он не понимает, что таким, как этот тупой спартанец, вообще нельзя доверять власть!.. Пусть полюбуется, что эти доблестные дорийцы устроили в своих городах! Поднявшись, Шахназ быстро преодолела расстояние, которое разделяло их, и взяла голову мужа в свои прохладные легкие руки. - Масистр защищает наследие твоего отца, о котором ты печешься, - прошептала она. - Не может быть добра без зла, как света без тени. Ее ласка успокоила Дариона и прояснила его ум, как бывало всегда. Но в этот раз приступ продлился гораздо дольше обычного; словно Дариона наконец одолели Эринии, которым он не мог противостоять. Греки верили, что эти свирепые демоницы неотвязно преследуют нарушителей установленных отношений между людьми, отцами и сыновьями. И когда Дарион уснул, не вспомнив о любви, Шахназ долго сидела без сна - как будто все тревоги мужа перелились в нее и теперь звенели внутри. Но персиянка была рада этому. Пусть тревоги наполняют сосуд, который лучше для этого предназначен. Спустя небольшое время вспыхнула новая ссора с карийцами, и Дарион отправился унимать их вместе с войском, присоединившись к Масистру. Шахназ не удерживала супруга, понимая, что ему нужно утвердить свое мужество... хотя саму ее разъедал яд сомнений, несмотря на молитвы и размышления. Что, если Дарион так и не станет цельным и сильным мужем? Люди всегда чувствуют тяжесть руки, которая правит ими. Шахназ все чаще заходила в детскую, к Варазе, и подолгу сидела с ним. Что будет с мальчиком, если... Нет, Шахназ не хотела смерти мужа; но не могла не думать о такой возможности. И однажды, пока Дарион был в отлучке, персиянка позвала своего евнуха, исполнителя самых деликатных поручений. Муж ее евнухов не любил, но запретить жене держать слугу не мог. Никогда женская половина дворца не обходилась без таких посредников. - Что угодно моей госпоже? - спросил безбородый слуга, когда их оставили одних. Шахназ улыбнулась; потом вновь нахмурилась. - Я хочу написать письмо матери моего мужа. И ты не должен никому говорить об этом, - предупредила хозяйка. Она прошлась по комнате, мягко ступая расшитыми бисером войлочными туфлями, сложив руки на груди. - Я не стану грозить тебе, потому что ты сам понимаешь все последствия... - Конечно, - евнух уже сообразил, к чему идет дело, и даже побледнел. - Будь покойна, госпожа, никто не вытянет из меня этой тайны! - Дарион очень просто вытянет, - усмехнулась Шахназ. - Но так нужно... тебе и мне остается положиться на бога. Садись и пиши, - распорядилась она, звучно хлопнув в ладоши. "Царственной Артазостре, почтенной матери моего супруга и господина моей жизни, украшенной многими добродетелями, и превыше всего - мудростью. Да будет тебе известно, госпожа, что мой муж отправился на войну с нашими соседями. Сердце мое переполняет тревога. Я ничего так не желаю, как того, чтобы дни Дариона продлились до старости, дабы он воспитал своих детей, а потом детей своих детей. Но слишком многие желают ему гибели. Что будет со мною и с сыновьями Дариона, если мы понесем эту утрату? Что будет с Ионией и со всеми ариями на этой земле? Греки могут воспользоваться нашей слабостью, как и персы в Ионии, которые жаждут власти для себя и непокорны царю царей. Если я, да избавит меня Ахура-Мазда, все же останусь без мужа..." Евнуха прошиб пот, пока он записывал, едва успевая за полетом мысли госпожи. Шахназ дерзновенно предлагала Артазостре в случае гибели Дариона прислать ей другого из сыновей княжны, чтобы тот стал ей новым мужем и отцом ее сыну!.. Шахназ была согласна даже на иного супруга и защитника, если младшие дети Артазостры еще недостаточно зрелы; пусть только это будет перс, приближенный ко двору великого царя, который соблюдет интересы Дария в Ионии. Слуга признавал про себя, что такой ход может быть очень своевременным. Он признавал и то, что у Артазостры достаточно государственного ума, чтобы верно оценивать своего старшего сына и его положение в Ионии. Но евнуха заколотило при мысли о том, что будет, если Дарион узнает о происках жены и его собственной причастности к этим делам!.. Он чуть не поставил кляксу, заканчивая послание. Дрожащей рукой присыпал его песком и уронил тростниковую палочку для письма на свой коврик, на котором сидел скрестив ноги. Шахназ наклонилась к слуге и нежно сдула песок с папируса. - Благодарю тебя, - сказала она евнуху, забирая письмо. Тот встал, неверными руками отряхивая свою длинную синюю одежду. - Но что, если наш господин... - Он ничего не узнает, если ты будешь молчать, - отрезала хозяйка. - Тебя может выдать только твой страх, сознание вины на твоем лбу! Но ведь ты понимаешь, что мы правы?.. - Да, госпожа, - евнух поклонился, прижав руку к сердцу. В этом он и впрямь не сомневался. - Ты будешь вознагражден, как только письмо уйдет, - пообещала Шахназ. Дарион вернулся через три дня после того, как письмо покинуло Милет. Дарион торжествовал победу, и был счастлив, каким Шахназ его уже давно не видела. Она искренне радовалась за супруга, и их любовь разгорелась опять, как священный огонь. Дарион взахлеб рассказывал о том, что принимал участие в бою, и показывал рану в плече, чуть не рвался размотать повязку... Шахназ удерживала его. У Дариона поднялся жар, и плечо болело; хотя их супружеским утехам это не помешало. Но когда Шахназ меняла мужу повязку и промывала рану травяным настоем, она заметила, что та нанесена вскользь. Дарион уклонился от удара; а потом, по-видимому, и от участия в битве. Что ж, это разумно. Такое умеренное мужество - то, что нужно ее супругу; и, даст бог, он еще долго проживет на пользу своему народу и себе.