Сумерки Мемфиса

Конечно же, самый священный из обрядов Та-Кемет был сорван. Господин Каптах, вдовец Ити-Тауи, послал воинов прочесать камыши; но на берегу никого уже не обнаружили. Это была трусливая попытка... как многие такие покушения; но означало это, что кто-то из давних врагов дождался возможности свести счеты с Поликсеной. Теперь, когда она осталась одна. Теперь уже - совсем одна... Поликсене на месте пришлось решать, как поступить с телом юного спартанца. Его следовало похоронить как можно скорее. Эллинка вынуждена была обратиться к Каптаху - распорядителю всей церемонии. - Могу ли я похоронить Кенея в вашем некрополе? Я заплачу сколько нужно! Ты сам видишь, ждать нельзя, такая жара! - И вонь от него уже распугала моих гостей, - сказал вдовец, глядевший на Поликсену с большой неприязнью и опаской. - Что тебе вздумалось поплыть с нами в такой день! Вы оскорбили Ка моей жены и сына! Поликсена под взглядом важного египтянина ощутила холод между лопаток; она ощутила настоящий страх - страх чужака, которого едва терпят во враждебной стране. И она действительно чуть не забыла, что это убийство нарушило погребальную церемонию - а значит, как верили египтяне, создало огромную опасность для мертвой Ити-Тауи на ее пути в западные края!.. - Я прошу простить меня, что так вышло, - быстро проговорила эллинка. - Конечно, дух твоей супруги еще не отлетел далеко... и она бы порадовалась нашему спасению! А дух этого храброго юноши, который погиб за меня и Фрину, поддержит ее на пути! Каптах фыркнул. Это было поразительно - но он начал ревновать, услышав от эллинки такие слова о своей мертвой жене. - Чем может поддержать мою жену дикарь вашего племени, который жил в чужой вере и которого никогда не пустят даже на порог царства Запада?.. - Прошу тебя, господин, - тут вперед, защищая супругу, выступил Тураи, который был одет и накрашен со всею тщательностью египтянина, участвующего в проводах умершего. - Исполни нашу просьбу! Пресветлый Осирис непременно зачтет это тебе! Вдовец подумал некоторое время; он вытер вспотевшее лицо тонким льняным платком. Краска на его веках и бровях размазалась, сделав египтянина гораздо более отталкивающим, чем он был в действительности. - Хорошо, - наконец сказал он. - Я поговорю с князем Запада Мен-Нефер, и он даст место этому экуеша. Может быть, попросить, чтобы его приготовили как подобает? - предложил Каптах после небольшой заминки. - Как подобает?.. - повторила Поликсена. Она бросила взгляд на тело, которое отнесли под навес на палубе и завернули в большой кусок полотна, уже побуревший от крови. Египетский бритоголовый мальчик-слуга, с видом страдальческого отвращения, большим опахалом отгонял от Кенея мух. - Нет, благодарю, - наконец сказала коринфянка Каптаху, сглотнув комок в горле. - Я очень признательна тебе за заботу, но поскольку Кеней жил и умер в вере предков, ваши боги не помогут ему, даже если отдать его бальзамировщикам. Она ощутила при этих словах, что, отстаивая мертвого Кенея, возможно, отталкивает руку, которая в будущем могла бы помочь ее живым соплеменникам... Но в этот миг Поликсена опять стала царицей, представляющей свой народ. Поликсена видела, что Каптах после такого ответа ощутил к ней уважение... и еще большую неприязнь. - Пусть будет так! - выкрикнул египтянин. - Делай со своим мертвецом что тебе угодно! Но пусть же наконец похоронят мою госпожу!.. Он побледнел от боли; стало видно, как его оскорбляет и тяготит все происходящее. Поликсена склонила голову в знак уважения. - Я сама приготовлю нашего мертвого, - сказала она. Каптах не ответил и отвернулся, принявшись резким тоном отдавать распоряжения насчет тела бедной Ити-Тауи и своего нерожденного сына. А Поликсена подумала, что этот человек лучше, чем им всем уже начало казаться. Когда Каптах и его свита направились в сторону города мертвых, везя две мумии в одном саркофаге, Поликсена и ее семья смогли отдать должное ее спасителю. Фрина вначале хотела последовать за Каптахом, чтобы поучаствовать в погребении подруги... но вовремя поняла, что ей будут не рады. Она осталась с матерью: Каптах поставил на страже своего имущества, слуг и гостей нескольких солдат. С ними было еще двое греков из Навкратиса, которые обмыли тело Кенея в реке. У Каптаха появилось немало оснований бояться и злиться на чужеземцев: после того, как выдернули стрелы, кровь залила весь палубный настил. Железные наконечники этих стрел оказались страшны - широкие и иззубренные: стрела, поразившая грудь юного спартанца, без труда пробила кожаный панцирь и глубоко застряла в теле. - Персидский лук, не иначе, - с оттенком мрачного восхищения сказал Поликсене один из мужчин, позаботившихся о мертвом. - Но это ничего не значит, многие здесь переняли оружие у персов! Он положил руку на обнаженную грудь юноши. - Какой, однако, храбрец! Сколько ему было лет? - Шестнадцать, - ответила Поликсена. Она вновь подумала - не ошиблась ли, отказавшись хоронить Кенея по египетскому обычаю; и снова заключила, что была права. Ликандр одобрил бы ее, если бы мог сейчас видеть ее и своего младшего сына... А может, он и видел их. У нее защекотало в горле от подступающих слез. - Простите, я сейчас... Поликсена быстро отвернулась к Тураи и спрятала лицо у него на плече; тогда их наконец-то оставили вдвоем. Тураи молча гладил жену по спине, пока она содрогалась от слез, сжимая зубы; и Поликсена знала, что супруг тоже одобряет ее. Когда египтяне во главе с Каптахом вернулись, вдовец угрюмо сказал эллинке: - Можете зарыть вашего сородича, где разрешил начальник города мертвых. Я оставил жреца около дома Ити-Тауи - он покажет место. Поликсена слегка поклонилась. - Тогда мы сделаем это сейчас. Она посмотрела на мужа, и Тураи улыбнулся. - Я знаю дорогу, - подтвердил он. Каптах поколебался, словно хотел повторить свое великодушное предложение насчет Кенея... но сказал только: - Ваша барка подождет вас. Кенея, завернутого в большой кусок белого полотна, греки отнесли на кладбище на своих плечах; они тихо роптали, что юношу подобало бы нести на щите, покрыв лавровыми венками... Поликсена с дочерью в подавленном молчании шагали следом, увязая в горячем песке. Жрец, молодой бритоголовый человек в белой одежде, встретил их у свежей могилы Ити-Тауи - это была небольшая мастаба, сложенная из кирпича, как в самые древние времена. Теперешние города мертвых не образовывали подземных лабиринтов - погребальное искусство в Черной Земле приходило в упадок. Египтянин показал место под стеной гробницы. - Вы можете копать рядом. Поликсена ощутила сочувствие и уважение служителя к Кенею - одновременно с его презрением к грекам, которые так небрежно обращались со своими мертвыми. Мужчины принялись копать могилу; а Фрина, молча наблюдавшая за их работой, вдруг сказала матери: - Я слышала на корабле, что служанки говорили об Ити-Тауи... Что ребенка положат ей между ног, потому что он убил свою мать, чтобы боги увидели - это он убийца... Каптах так приказал! Поликсена посмотрела на дочь. Ей нечего было ответить Фрине; и они молча обнялись, плача о своей двойной потере. - Что теперь с нами будет, - всхлипнула Фрина. Когда все вернулись на корабль, солнце уже садилось, и песок под ногами отсвечивал огнем. Поликсена так устала, что едва тащилась; и ее почти не волновала опасность, которая подстерегала их впереди. В каюте, полотняном домике посреди палубы, она легла, и Тураи сел рядом с женой. Поликсена попросила пить, и муж сам ее напоил: ее зубы стучали о кубок. Потом эллинка взглянула на дочь - Фрина смотрела на нее с ужасом и надеждой... Их малыши остались в доме Каптаха: и они не узнают, что с детьми, пока не вернутся в город!.. Поликсена не могла сейчас даже заговорить о детях. Она села, привалившись спиной и растрепанной черной головой к расписному столбу, который поддерживал потолок. - Я закажу для Кенея в Навкратисе плиту... мраморную плиту с хвалебной надписью. Тураи кивнул. Они вернутся в Мемфис, заберут детей... а потом - куда? Домой, в усадьбу, которая ничем не защищена... или, может, в Навкратис? Но где уверенность, что убийцы не настигнут их и там? И не приберут ли персы и египтяне к рукам их землю, пока хозяева в отъезде? Тем более, что Поликсене не по средствам держать охрану - да и наемники едва ли сохранят ей верность, убоявшись властей!.. Каптах вряд ли станет за них заступаться... он, возможно, и не тронет того, что принадлежит Поликсене и ее домашним, но защищать их от врагов точно не будет. Когда они сошли на пристань, пришлось зажечь факелы, огненными цветами заигравшие в воде. "Как на той свадьбе", - с изумлением подумала Поликсена. Мужчины окружили женщин, проверяя оружие: у греков были хорошие ножи, а у Тураи не оказалось вовсе никакого оружия. Для этого жреца было невозможно вооружиться, участвуя в погребении. "Нападение устроил тот, кто хорошо изучил местные обычаи... даже если не местный", - подумала Поликсена. Но это соображение ничего не дало. Каптах был давно дома; он сам спустился во двор, услышав о возвращении гостей. И тут, к радости Поликсены, греки из Навкратиса попросили разрешения остаться со своими женщинами на ночь и охранять их. Каптах поворчал, но согласился. А Поликсена и Фрина, едва дослушав хозяина, бросились проверять своих детей, которые спали под охраной кормилицы наверху.... Исидор и Хризаора оказались живы и здоровы. Они разразились ревом, когда матери выхватили их из кроватки, прижимая к груди; этот бурный восторг совсем подкосил силы женщин. - Ложись спать, - сказал Тураи жене, когда малышей убаюкали; наполовину увещевая, наполовину приказывая. Поликсена уставилась на него. - Как ты можешь оставаться таким спокойным? В чем тайна жрецов, которой я не знаю?.. - Именно в этом, - Тураи обнял ее, посмотрев в глаза. - Мы точно так же боимся, но наши боги всегда с нами: а значит, мы носим вечность в нашей груди. - Завидую блаженным, - усмехнулась Поликсена. Перед тем, как лечь, коринфянка попросила принести ей подогретого молока с медом и шалфеем. И Фрине тоже. Они уснули на одной кровати, а Тураи лег на полу, рядом с малышами. Греки тоже уснули на полу - напротив двери, перегородив ее своими телами. Наутро, как следует поблагодарив хозяина за гостепримство и за все добро, Поликсена собралась назад в усадьбу. Прежде всего нужно было вернуться домой, чтобы придумать, как действовать дальше. Поликсена предлагала Каптаху возместить расходы; но египтянин ничего не взял. - Кто знает, может, мне это и впрямь зачтется там, - мрачно улыбнулся он. И даже предложил дать Поликсене солдат для охраны. Немного подумав, эллинка отказалась. - Мы и так уже причинили тебе слишком много беспокойства. Каптах не стал настаивать. Однако же двое друзей из Навкратиса отправились с ними - это воспринималось уже как нечто само собой разумеющееся. По пути они почти не говорили. Тяжелое предчувствие давило всех; Поликсена не могла объяснить его, но ощущение опасности все усиливалось. Неужели впереди ждет засада?.. Когда они причалили, Тураи и двое греков сказали, что пойдут первыми. Женщины подчинились. Они растянулись цепочкой... Поликсена, которая шла последней, несколько раз оглянулась на реку, думая, как легко было бы выстрелить ей сзади в шею. Они углубились в пальмовую рощу, и это чувство притупилось. Поликсена почти уверилась, что врагов поблизости нет. Но тут вдруг Фрина вырвалась вперед; она, как безумная, помчалась по тропинке к дому, ломая кусты и обдираясь о ветки. Опомнившись, мужчины с проклятьями бросились вдогонку, и Поликсена поспешила за ними, задыхаясь и негодуя на дочь. И тут раздался ее крик. Поликсена, охваченная ужасом и яростью, понеслась на выручку дочери. Но крик внезапно оборвался, точно Фрина лишилась чувств. Выбежав на открытое место, Поликсена чуть не налетела на мужа, который застыл на тропинке, глядя на дом. Тураи перехватил жену, крепко сжав ее плечи одной рукой. - Стой, - велел он дрожащим голосом. Фрина лежала в обмороке на траве; а двое греков стояли в таком же потрясении, как и египтянин. Поликсена посмотрела в сторону озера. У нее все поплыло перед глазами, а день обернулся ночью... - Мерзавцы, - сказала она осипшим голосом. У самой воды лежало тело управляющего Хенти: ему размозжили голову, и вода покраснела от крови. Взглянув в сторону дома, Поликсена увидела, что ворота сорваны с петель. Увидеть остальные разрушения отсюда было нельзя: но было предельно ясно, что все, кто оставался в поместье, мертвы. Поликсена подумала о своей служанке - преданной египтянке Мекет, которую, в недобрый час, она решила оставить дома... Эллинка отчаянно оглянулась на детей. Кормилица и служанка, которых они взяли с собой, стояли позади и прижимали к себе малышей - от ужаса женщины не могли сделать ни шагу. Тураи вернулся к кормилице и взял у нее сына. - Нужно пойти в дом... Пока что все кончилось, я так думаю, - сказал он сквозь зубы. Фрину привели в чувство, и все двинулись дальше. Греки пошли впереди, вытащив свои длинные ножи. Поликсена видела, как ее сородичи сожалеют, что при них нет мечей; и у нее самой, еще прежде того, как она узрела все сотворенное врагами, зачесались руки отомстить. Когда-то она тоже сражалась! Цветочные клумбы между прудов оказались безжалостно истоптаны. Поликсена словно воочию увидела огромных персидских коней, которых убийцы гоняли по ее земле, насладившись резней... На глаза хозяйке наконец попалась Мекет: бедная женщина лежала, прибитая копьем к земле, и ветерок отгибал ее разорванный подол, обнажая залитые кровью бедра. Поликсена, сжав кулаки, издала свирепый вопль, которому позавидовали бы спартанки. - Почему я не встретила их!.. - Это счастье, что мы их не встретили! - оборвал ее Тураи. Они беспомощно смотрели друг на друга, теряясь в догадках, чей это был приказ и что теперь делать. И ни у кого не было ответа.