Сумерки Мемфиса

Никострат проболел значительно дольше, чем рассчитывал; все его молодое тело, тело мужчины, наделенного несокрушимой наследственной крепостью и здоровьем, протестовало против этого, - но рана оказалась коварной. Вначале лаконец, казалось, быстро шел на поправку: на второй день он смог вставать, а на четвертый начал понемногу ходить. Эльпида навещала супруга каждый день и сидела с ним - но в конце концов Никострат сам попросил жену не беспокоить себя так часто: ему было тяжело показываться ей в таком беспомощном состоянии. - Обслужить себя я уже могу сам, а рану каждый день осматривает врач, - сказал спартанец. - Лучше оставайся с ребенком. Эльпида все поняла и скрепя сердце согласилась. Никострату подумалось, что его жена, возможно, завела дружбу с хозяйкой этого дома, - однако лучше было, чтобы разговоры о его семействе прекратились. Врач из храма Аполлона, который счел своим долгом довести лечение до конца, тоже мог много кому о нем рассказать, и наверняка рассказал; и братья Диомеда, конечно, проявляли любопытство к увлечению старшего... но тут уж ничего поделать было нельзя. Потом, однако, больному стало не до этого. На улице быстро похолодало, и Никострат начал сильно мерзнуть, как всегда мерзли воины после большой кровопотери: его колотил озноб под несколькими шерстяными одеялами, которыми спартанец был укрыт до подбородка. К ознобу присоединился кашель, дышать он начал с присвистом и хрипами, а слабость валила с ног, стоило Никострату только подняться. Врач, в спешном порядке вызванный к нему, сказал, что дело серьезно. - В легком образовалось нагноение, - заявил он Диомеду и его матери. - Нужно выпустить жидкость наружу; но и тогда еще неизвестно, выживет ли больной. Рана была уже зашита и закрылась; но чтобы очистить легкое и побороть воспаление, пришлось пойти на риск - сделать раненому прокол между ребрами. Никострат снова лежал в беспамятстве и даже не понимал, что собираются с ним сделать; через отверстие немного ниже раны, проколотое заостренной и раскаленной на огне проволокой, вставили сухую тростинку, и наружу хлынуло большое количество гноя и крови. Никострат вскрикнул, когда его ужалило раскаленное железо, и пришел в себя, забившись на постели и кашляя, - его пришлось удерживать силой; Диомед, непривычный к таким зрелищам и такой врачебной помощи, сам побледнел до обморока. - Он будет жить? - спросил юноша врача. - Если того пожелают боги, - ответил лекарь, не сводя глаз с Никострата: у воина быстро кончились силы и он опять простерся без движения, только хрипло дышал. - Он очень силен, менее крепкий скончался бы еще в первые часы. Но такие раны самых сильных приводят к гибели. Служитель Аполлона поднял глаза на безмолвного юношу и усмехнулся. - Ты его друг? Привыкай! Скоро глаза таких молодых, как ты, увидят много страданий раненых. Он похлопал Диомеда по плечу. - Но надеюсь, что твой спартанец выкарабкается и еще не раз получит возможность проявить хваленое мужество своего народа. Дав Диомеду еще несколько наставлений по уходу за другом, лекарь покинул дом. Хуже Никострату, однако, не стало - с этого времени он начал поправляться; однако медленно, и неотвязный кашель долго не проходил. Лаконец сам догадался, что к воспалению после ранения присоединилась простуда, и больше не пытался геройствовать, торопя свое выздоровление. Никострат терпеливо пил сложные травяные сборы, которые приносила ему служанка, и хмуро смотрел, как за ставнями идет то дождь, то мокрый снег. Как быстро утекало время!.. Дни для больного тянулись очень долго, но он делал зарубки на палке, ведя им счет; и однажды ужаснулся их количеству. Полмесяца обременять собой чужую семью - это было уже совсем неприлично, не говоря о расходах... "Как плохо везде чужеземцу, не имеющему своего надела", - подумал он, в очередной раз поднявшись с постели и начав расхаживать по пустой комнате. Никострат уже пытался возобновить гимнастические упражнения, и понял, что вернет прежние навыки еще не скоро. За свое тяжелое оружие он пока даже не брался. А ведь близилась середина зимы! Вдруг Никострат услышал женские голоса и легкие шаги в коридоре: он поспешно отступил назад в комнату и одернул свой хитон, пытаясь привести себя в порядок. Он провел рукой по влажным от пота длинным волосам, как раньше, стянутым в хвост; и тут вошла жена. Эльпида, разрумянившаяся от холода, улыбалась. Она казалась усталой, но в глазах ее появилось какое-то новое выражение довольства, которому Никострат пока не нашел объяснения. Радовалась, что муж выздоравливает?.. Конечно, но было тут и другое... Эльпида положила руки ему на плечи и посмотрела в глаза; потом поцеловала. - Как ты? - Поправляюсь понемногу, - ответил лаконец. Поведение жены опять вызывало в нем тревогу... как будто Эльпида отдалилась от него за эти дни, что он болел. Но тут Эльпида обняла его с неподдельной нежностью, и Никострат забыл обо всем. Он так истосковался по ней! - Извини... я не приходила целых три дня, - сказала Эльпида с некоторым смущением, подняв голову. - И хорошо, что не приходила, - ответил Никострат; хотя при этих словах жены ощутил почти неприязненное чувство. - Я, как видишь, простужен, ты и ребенок тоже можете заразиться! В городе уже немало больных! Эльпида кивнула. - Я знаю. Она откинула назад волосы - они были собраны узлом на затылке и покрыты шелковой сеткой, но несколько локонов ниспадали свободно, обрамляя лицо. Теплый плащ с капюшоном Эльпида, конечно, оставила в прихожей, и теперь была простоволоса. - Никострат, - сказала гетера после долгой паузы. - Кажется, у нас опять будет ребенок. - Ребенок?.. Лаконец догадался, в чем Эльпида хочет признаться ему, еще на середине фразы; но когда она произнесла эти слова, не смог совладать со своими чувствами. Он схватил ее за руки. - Это точно? - Скорее всего. Эльпида подняла на мужа свои синие глаза и улыбнулась - теперь бледная как зима, что мела за окном. Никострат спохватился. - Но тогда тебе нельзя находиться тут! Я заразен, и теперь... - Я не задержусь, - ответила жена. Она немного отступила от Никострата и сложила руки на груди. - В эти дни... только не рассердись... я подыскала нам с тобой дом. Я нашла среди фиванцев пару знакомых, которые посещали мои симпосионы шесть лет назад. Меня и мое пенье в Фивах до сих пор не забыли. Никострат изумился; а потом рассердился. - Нашла знакомых?.. Но разве в Фивах, как и в Коринфе, не знают, чьей женой стала гетера Эльпида? Нас с тобой теперь раскроют в два счета! - Нас раскроют в два счета и без этого, - сказала коринфянка: она все еще стояла поодаль и хмурилась, скрестив руки на груди. - Но это случится тогда, когда уже перестанет иметь значение... ты понимаешь? Никострат кивнул. - Да. Потом спартанец закашлялся, прикрыв рот. - Ты бы ушла сейчас отсюда... посмотри на меня! Никострат с усилием улыбнулся жене. - Когда поправлюсь, мы это обсудим! Но Эльпида покачала головой, не двигаясь с места. - Я потому тебе все сейчас рассказала, что нам пора переехать. Это уже нехорошо... тебе так долго оставаться у чужих, согласен? - Конечно, - муж кивнул, снова устыдившись своего положения. Эльпида быстро приблизилась к нему и поцеловала; потом так же быстро отступила к двери и обернулась. - Тогда послезавтра будь готов. Пойдем смотреть дом... может, еще не понравится? Гетера лукаво улыбнулась ему и выскользнула за дверь. А Никострат, несколько мгновений простояв на месте, отошел к постели и тяжело сел, опустив голову. Он пытался справиться с уймой новостей, которые на него обрушила жена. Конечно же, новый дом Никострату понравился: лаконец всецело полагался на вкус жены, и Эльпида его не подвела. Глицинии в горшках и олеандры, украшавшие портик; уютный внутренний двор с садом; три полностью обставленные смежные комнаты, которые были целиком в их распоряжении... - Хозяйка - вдова и давно сдает комнаты, - объяснила Эльпида. - А прежние жильцы съехали еще осенью. Никострат с женой и слугами переехали в тот же день. Эхион им не воспрепятствовал: он сам в это время был болен. Никострат же неуклонно поправлялся. Он почти блаженствовал, избавившись от Эхиона, несмотря на все предчувствия; и мысль о новом ребенке радовала его все больше. Хотя лаконец понимал, что дальше им с женой придется трудно, - но чем была бы жизнь без таких трудов?.. В один из дней, когда он был почти уже здоров и упражнялся в метании копья во дворе, прибежала Корина и объявила, что к нему гостья. - Гостья? - Никострат опешил. - Да, хозяин. - У Корины был такой вид, словно она давно знала эту посетительницу и хотела удивить Никострата. Начиная обо всем догадываться, сын ионийской царицы отложил свое оружие и вернулся в дом; там он умылся и сменил одежду, прежде чем пройти в комнату, где ждала его неизвестная госпожа. Она уже сидела там с Эльпидой и вела с ней какой-то женский разговор; но при виде молодого хозяина тотчас смолкла и встала. Это и вправду оказалась Адмета, дочь спартанского геронта и вдова отца Никострата. Лакедемонянка почти не изменилась: та же осанка, та же гордая, смелая непосредственность в одежде и манере держаться. - Аркад из Коринфа, - произнесла она с легкой насмешливостью, рассматривая Никострата своими серыми глазами. - Спартанец, обронивший свой щит... сын персидской наместницы... воспитанник египтян! До сих пор не могу понять, что ты такое! Никострат почтительно поклонился. - Чему обязан честью видеть тебя, госпожа? Адмета улыбнулась. Никострат понял, что она услышала о происшествии в храме Аполлона Исменийского... и много раньше, чем поговорила с его женой. - Ты знаешь, как высоко мы ставим андрею - мужество наших воинов, - сказала она. - Но еще дороже стоит мужество, проявленное в одиночку. Ты унаследовал от своего отца больше, чем я думала... Никострат ощутил глубокую благодарность. Он молча поклонился. Однако видел, что Адмета еще не закончила. - Мне очень лестно это слышать... но ведь ты, конечно, прибыла не одна, госпожа? Я не думаю, что единственной твоей целью было увидеть меня! Адмета кивнула. - Ты прав. В Фивы из Спарты приехала не только я - хотя мы с моим супругом прибыли в числе первых... в Беотию сейчас спешат тысячи наших братьев и сыновей, чтобы присоединиться к воинам, которые отправятся освобождать Ионию. Никострат просиял. - Это прекрасные вести! Тут спартанка склонила голову и погрустнела. - Мои ныне здравствующие сыновья еще слишком молоды, чтобы принять участие в этой битве. Однако мой муж Эвримах будет сражаться рядом с вами. Никострат понял, что означало ее молчание. Он долго ничего не говорил, из уважения к жертве, которую приносила Спарта; а потом все же осмелился заговорить. - Госпожа... Быть может, это неуместно, сейчас напоминать тебе об этом... Но главной моей целью является спасти мою мать! Лакедемонянка вскинула голову, ноздри ее раздулись, как у львицы... А Никострат, невзирая на это, твердо продолжил: - У Ионии найдется довольно защитников, а у ее царицы слишком много обвинителей! А кто придет моей матери на помощь? Прошу тебя, Адмета, ради своих сыновей подумай об этом! Адмета некоторое время не отвечала... потом взяла Никострата за руку и сильно сжала ее. - Спасти мать - священный долг, - сказала она. - Я поговорю с нашими мужами... Как я понимаю, ты хочешь, чтобы тебе дали мору* из спартанцев, которой ты сможешь сам командовать? Никострат смешался, не зная, как воспринимать это предложение... но Адмета глядела на него и спрашивала совершенно серьезно. Царевич кивнул. - Ты получишь то, чего просишь, - ответила Адмета. - Я навещу тебя позже. А сейчас - гелиайне. Никострат поклонился и проводил спартанку взглядом, не осмеливаясь нарушить волшебство этого мига: как будто разговор с дочерью Агорея ему только приснился. * Отряд в 600-1000 человек, составлявший воинское подразделение в Спарте и других греческих полисах.