Сумерки Мемфиса

Царица явилась в гавань в обычный час, с утра, - зимой у нее было больше свободного времени, чем раньше, потому что не приходилось принимать заморских послов и гостей; но скоро они опять будут являться во множестве. "Да уж, такие гости, что только держись..." Поликсена насмешливо улыбнулась своим мечтаньям, склонив голову к шее вороного: она поняла, что, вопреки всему, надеялась оставить Ионию за собой. Сохранить ее для своих детей под собственной властью... А почему бы и нет? Ее надежды странным образом были связаны с афинянином, который ждал ее для переговоров. Калликсен предлагал наместнице Ионии взять под опеку детей Дариона. Зачем бы ему такое предлагать? Поликсена рассердилась на себя и, сжав губы, спрыгнула с коня. Поводья тут же перехватил один из воинов, сопровождавших ее, и коринфянка, против обыкновения, даже не оглянулась на любимое животное. Мелос в этот день тоже остался позади - муж дочери спорил и сильно горячился, но Поликсена сказала, что если ее замышляют убить, он один не отведет от нее беду, а подозрений персов ей не избежать в любом случае. Она сейчас поднимется на борт чужого корабля, чего не делала с осени... Поликсена увидела, что с борта хиосской триеры, привязанной несколькими канатами, уже сброшены мостки. Она узнала это судно не столько по очертаниям, сколько по команде, которая проворно убирала что-то с палубы. Могучий триерарх Теламоний был среди матросов - и своими зоркими глазами звездочета он увидел Поликсену, в нерешительности замершую на берегу. Подняв руку, иониец крикнул так, что вспугнул чаек и на его голос обернулись все, кто был поблизости: - Госпожа все же нашла время осмотреть наш корабль? Голову готов заложить, что кое-какие наши плотницкие хитрости и тебе неведомы, царица! Поликсена быстро подхватила игру и ответила - тоже в полный голос, но так, чтобы это не казалось нарочитым: - Я достаточно сведуща в кораблестроении, друзья мои. Вы ничем меня не удивите. С улыбкой она начала подниматься по мосткам, придерживая свои яркие одежды, - легкая мишень для любого стрелка. - Твоя голова еще пригодится и мне, и тебе самому, триерарх, - а вот своего корабля ты лишишься, если проспоришь. - Голову я бы тебе скорее отдал, - вздохнул Теламоний, подавая Поликсене руку и помогая подняться на палубу. Оказавшись на борту, она осмотрелась - другие корабли были достаточно далеко от них, и день выдался безветренный. Матросы, не оглядываясь на высокую гостью, старательно занимались своим делом, пакуя какие-то ящики и бочки и снося их вниз. - Что это у них? - спросила царица. - Мы времени даром не теряли и уже воспользовались твоим милостивым разрешением... Наши с утра на торгу, а пока мы запасаемся всем нужным в дорогу, - пояснил Теламоний, встретив ее взгляд. Поликсена кивнула. - Что ж, рассказывай про свой корабль. Оглядевшись, она поняла, что и впрямь не отказалась бы владеть таким кораблем... Ее золоченое судно было изготовлено целиком из египетского кедра и даже не просмолено толком - а это оказалось сработано из доброго дуба, усадка была не такой низкой, как у ее триеры, несмотря на весьма солидный вес, и остойчивость больше, в чем Поликсена убедилась, наблюдая за хиосцами вчера. - Я вижу, ты сама уже кое-что заметила, - сказал Теламоний, наблюдавший за ней. - Я открою тебе все по уговору... но кто же ведет такие речи во всеуслышание? Он бросил значительный взгляд на троих охранителей царицы, которые поднялись на палубу следом. Поликсена засмеялась; она обхватила ладонями локти и потерла, хотя ей было вовсе не холодно. Наоборот, становилось все жарче от волнения. - Ну так пригласи меня в каюту, там и побеседуем. Только потом прогуляемся по судну, чтобы я сама во всем убедилась... А то знаю я вас! Теламоний торжественно кивнул. - Подождите снаружи, - велела Поликсена воинам. Те поклонились - с неохотой, но спорить не посмели. Триерарх приоткрыл для нее дверь в свою каюту, и пропустил царицу вперед. Сам зашел следом и захлопнул дверь. Поликсена вздрогнула при этом звуке: она увидела, как из-за стола посреди каюты поднялся афинянин. Он был в одном некрашеном хитоне, длинные волосы по-прежнему лежали на плечах роскошной золотистой гривой. А вот свою бороду, раньше пышную, как у морского хозяина, Калликсен теперь коротко подстригал. Царица заставила себя улыбнуться, усаживаясь за стол и тем давая возможность сесть флотоводцу. - У тебя теперь борода как у персидских царедворцев. А твой наряд меня удручает. - Его бедность? - полюбопытствовал Калликсен, не улыбнувшись. - Или то, что мой хитон такой непристойно короткий? Поликсена пристально смотрела на него. - Ваши жены, афинянин, закрывают лица, выходя из дома, и не видят за всю жизнь никого, кроме мужа и братьев, - это я сейчас, говоря с тобой, нарушаю все ваши правила благопристойности. Видя в свете лампы, что моряк покраснел, она усмехнулась. - Я очень изменилась, да? Закрытый наряд персов наилучшим образом подходит для лазанья по горам и верховой езды, и для ветреной погоды... Здесь, в Ионии, с ее затяжными зимами и дождями, персы тоже чувствуют себя почти как дома. Калликсен кивнул. - Ты умело подвела меня к главному. Ты права, мы здесь не затем, чтобы обсуждать одежду... или былое, - он покосился на Теламония, который устроился в углу и безмолвно наблюдал за собеседниками. Потом афинский полемарх встал, оставив царицу сидеть. - Как я уже сообщил тебе, на Хиосе спрятаны дети Дариона, которых я выкрал осенью. Я предлагал привезти их тебе, чтобы ты могла воспользоваться этим... - Как именно? - не выдержав, перебила его коринфянка. - Дети моего племянника могут помочь только укреплению моей власти как наместницы! Флотоводец повернулся к ней. - Об этом и речь, госпожа Поликсена. Она на несколько мгновений смолкла - ошеломленная, возможно, тем сильнее, чем более позволила себе размечтаться. А потом резко засмеялась. - Так ты хочешь помочь мне удержать власть и таким путем послужить освобождению Ионии... и афинским интересам? Это что-то новенькое! Калликсен улыбнулся. - А разве я когда-нибудь говорил тебе, что собираюсь служить освобождению Ионии? И почему ты решила, что мое предложение не отвечает интересам Афин? Поликсена резко встала. - Ты хочешь сказать... - Раньше я думал иначе - как большинство... И даже совсем недавно, - признался флотоводец. - Я думал, что эллинские союзники сообща выбьют персов из Ионии, а ты будешь блюсти эту землю до их прихода! Но узнав, какие силы в действительности противостоят нам, я осознал... - Ты осознал, что за такую победу Элладе придется заплатить втридорога, - закончила Поликсена. - Персы вернутся... и тогда Ионии не отстоять даже такого худого мира. А у Дария хватит войска, чтобы, когда вы отдадите своих лучших мужей, со всей яростью обрушиться на ваши полисы. Она покачала головой с бесконечной печалью. - Но ведь войны никак не избежать. - Столкновения не избежать, но мы еще можем победить в нем, - сказал Калликсен. Поликсена оперлась костяшками на стол. - И что я должна буду делать, когда ионийцы под предводительством моего зятя нападут на персов? Поддержать азиатов? И это же самое сделаешь ты?.. - Ни в коем случае, - серьезно ответил флотоводец. - Когда ионийцы начнут резаться с персами, ты, конечно, займешь сторону соплеменников - ведь ты их правительница и это их земля! А уж потом любое объяснение сгодится, причем обеим сторонам, - он усмехнулся. - Во время драки поздновато выяснять, кто первый начал, не так ли? Царица склонила голову к плечу. - Должна признаться, я недооценивала тебя, Калликсен Пифонид, - медленно проговорила она. - Данайцы, дары приносящие, рядом с тобою сущие дети... Но неужели ты думаешь, что Афины после всего, что ты сотворил, примут тебя обратно? Калликсен улыбнулся. - Это, госпожа, так же непредставимо, как то, что мы можем заставить Дария отступить... Я отстаиваю Афины, их свободу и честь, везде, где бы ни побывал, - но порою радуюсь, что, хотя бы по роду занятий, не принадлежу более к числу афинских граждан. Разумеется, мне ничего не простят, но я и не собирался сдаваться на милость экклесии! Поликсена медленно протянула ему руку. - Твое предложение слишком ошеломительно, чтобы я дала ответ сразу, - но оно стоит того, чтобы его обдумать. Сходя на берег в полдень, - погода стояла великолепная, - Поликсена подумала, что Теламоний таки проспорил ей свой корабль, хотя и не намеревался его ставить на кон. Хиосцы останутся здесь, хотя афинянин вернется в Элладу: теперь соплеменники без него не обойдутся - даже если, сложив оружие, будут счастливы оплевать своего наварха. А еще царица подумала - очень хорошо, что какой-то бог шепнул ей сегодня оставить Мелоса дома. Но скоро ее ликование улеглось, и в немалой степени этому поспособствовал страх измены. Садясь на лошадь, наместница невольно озиралась в поисках Геланики - разумеется, никаких светловолосых иониек в порту не оказалось. Клео тоже была светловолосой... теперь эти две женщины упорно начали казаться Поликсене сообщницами, возможно, без всяких на то причин. Мелос, скажи она ему, посоветовал бы госпоже удалить Клео от себя немедленно - приставить к черной работе, которой во дворце хватало; но Поликсена не могла этого сделать, и не по причине мягкосердечия и даже не из-за верности данному слову. За кухонными рабами, банщиками, прачками и поломойками вовсе не было возможности уследить. *** К весне Никострат окреп настолько, что больше не отставал от своей моры. Он теперь не отличался от спартиатов - ни внешне, ни манерами; от него так запахло войной, что Эльпиде стало боязно приближаться к молодому мужу, когда он возвращался домой на побывку. В комнатах доброй вдовы, украшенных первыми весенними цветами, Никострат порою осматривался с изумлением: как будто жена зачаровала его и без его ведома перенесла в это место. И так же, будто не узнавая, лаконец глядел на сына, который теперь передвигался на своих двоих довольно ловко, как научивались хромые от рождения или давно охромевшие. Лишь в объятиях Эльпиды, в короткие мгновения близости, Никострат ненадолго становился прежним - тем, кого она узнала и полюбила. - Чем ты занимаешься целыми днями в своем лагере? - с тревогой спросила Эльпида однажды, потому что по своей воле спартанец не рассказывал. Никострат задумался ненадолго, а потом ответил: - Это тяжелая работа, и когда посвящаешь себя ей, не остается времени и сил ее осмыслять... Этого не высказать. Он улыбнулся и, поцеловав жену, прибавил: - К тому же, я тебе рассказывал, какова наша подготовка. Наши упражнения однообразны, - ничего, в сущности, нового. Но Эльпида понимала, что это далеко не так: перемены, совершавшиеся с ее мужем, были глубже, чем он пытался представить ей... да и самому себе тоже. Она не докучала супругу, стараясь как могла скрасить последние дни, которые Никострат проводил с семьей; а в разлуке с мужем Эльпиду радовало и ободряло то, что второго ребенка она носила легче, чем первого. Часто на нее нисходило то самое божественное спокойствие, которое ниспосылалось благословенным будущим матерям. Никострат чувствовал это, когда заглядывал в душу жене, и возвращался к своим воинам с новыми силами... С Диомедом Никострат теперь виделся редко - а когда они встречались, фиванец глядел на друга с нескрываемым почтением, как и другие его младшие товарищи из местных. Такое преклонение могло бы испортить менее опытного мужчину и воина - но Никострат слишком хорошо узнал себе цену: и в спартанском лагере уважение приходилось завоевывать великими трудами каждый день, вновь и вновь. В отсутствие спартанских мужей Эльпиду навещала Адмета. Некоторые спартиаты, подобно Эвримаху, привезли с собою жен; но таких оказалось немного, и Адмете было одиноко. Заносчивая лакедемонянка сошлась с Эльпидой намного короче, чем это было бы возможно у нее на родине; и хотя Адмета не была и не могла быть такой сплетницей, как коринфские и фиванские жены, она часто с удовольствием слушала рассказы коринфской гетеры о ее похождениях. В один из дней вместе Эльпида сказала мужу: - Мы с супругой твоего эномотарха думали, как быть, когда мы останемся без вас. Никострат улыбнулся, хотя ему было не слишком приятно это услышать - как жена будет без него. И что она могла позаботиться о себе сама. - И что же решили? - Пока хватит денег, я останусь здесь, у вдовы... А если что-нибудь случится... Эльпида побелела и схватилась за руку мужа, осознав, какие слова едва не слетели с ее языка. Если Никострат и Эвримах полягут в этой войне. Но Никострат спокойно кивнул, побуждая супругу продолжать. - Что тогда? - Если тебя что-нибудь задержит... - Эльпида, все еще бледная, бегло улыбнулась, давая понять, что это совсем не обязательно смерть, - тогда Адмета возьмет меня с детьми к себе. Она это как-то обещала и не забыла. - Я тоже помню, - Никострат просветлел лицом; а потом опять насупился, думая, какая судьба может ожидать их двоих детей в Лакедемоне. Особенно старшего! Он опустил потемневшую, загрубелую руку на плечо Эльпиде и сказал: - Думай, что я вернусь, - молись Аполлону и Артемиде. И я вернусь. Но в глаза жене Никострат при этом не смотрел.