Сумерки Мемфиса

Мануш хорошо понял намеки Поликсены - и даже, возможно, простер мысль еще далее своей повелительницы. Разумеется, он быстро узнал, каков из себя Никострат, а также - с кем сын царицы водится и кому подчиняется. Шпионам персидского военачальника, вдобавок, удалось подслушать планы спартанцев, поскольку таиться Равные не привыкли. Поликсена не ошиблась, и прозорливость коринфянки восхитила Мануша во время их разговора: греки собирались вести наступление именно так, поставив спартанцев впереди - превратив их в острие своего копья. Со своими щитами спартиаты управлялись очень умело, и закрываться от стрел, идя в атаку, натренировались в фиванском лагере. Эвримах даже специально приглашал для этого лучников. На закате того дня, когда состоялся столь важный разговор между Поликсеной и ее главнокомандующим, Эвримах отозвал Никострата в сторону для не менее важного разговора. Хотя формально Никострат и считался начальником моры, - значительно главнее своего эномотарха, - никто из двоих никогда не сомневался, кто старший в спартанском войске. - Ты всегда возглавлял атаку во время учений, - сказал спартиат, глядя Никострату в лицо. - Но, как ты сам убедился, настоящая война - это совсем другое. - Я хорошо это знаю, господин, - Никострат не выдержал и непочтительно рассмеялся. - А теперь ты хочешь сказать мне, что возглавлять моих воинов я больше не гожусь? Меня отстраняют?.. Эвримах подошел к нему и приобнял за плечи; или, вернее сказать, возложил на плечи воспитанника свою тяжелую руку, так что у Никострата дрогнули колени. - Только если ты сам скажешь мне, что более не годен и не желаешь этого. А я думаю, что годен - и желаешь, - сказал спартанец, вглядываясь в лицо сына Поликсены. - Ты ведь уже хорошо умеешь владеть своим страхом, правда? Никострат кивнул. Завистливые невежды распространяли о воинах Лакедемона слухи, будто страх им неведом вовсе, возможно, по причине какого-то природного изъяна; а на самом деле для преодоления этой человеческой слабости у спартанцев существовала целая наука. - Главное для тебя - не споткнуться, когда вы побежите, и не уронить щит, - Эвримах сжал плечо Никострата. - Ты знаешь, какая сила у тебя за спиной, и вместе мы будем непобедимы. Ты встанешь в третьем ряду, а я в четвертом, слева, и буду прикрывать тебя! - В третьем? Так я пойду не первым? - Никострат изумился. Эномотарх качнул головой. - Нет... и не только потому, что ты недостаточно опытен. Думаю, персы давно знают о сыне Поликсены, и убить или пленить тебя для них было бы очень заманчиво. Так что не следует привлекать к тебе чрезмерное внимание. - Понимаю, - отозвался Никострат. Хотя мысль, что ради него спартиаты будут жертвовать собой, отводя глаза врагу, была весьма неприятна... почти унизительна. Он отступил от Эвримаха и скрестил руки на груди. - Я сильно беспокоюсь за мать, даже если она жива, - сказал Никострат. Он заговорил об этом, чтобы отвлечься от собственной невыигрышной роли; а потом понял, что говорит правду. Судьба матери и ее домочадцев его по-прежнему тревожила больше всего остального. - Мы часто обсуждали, как будем брать Милет, господин... а о том, как мы поведем себя, если прорвемся внутрь, ни разу не было речи! Ведь это не вражеский город... нельзя просто устроить там резню!.. - Конечно, нельзя, - Эвримах, казалось, удивился, что Никострату пришло такое в голову. - Мы знаем, кто в Милете враг, - и легко отличим его, разве нет? Сын Поликсены нехорошо рассмеялся. - Если бы так! - Я понимаю твой страх, - муж Адметы, посуровев, кивнул. - Я не раз наблюдал, как ведут себя захватчики в покоренных полисах. Но моих воинов я уже предупредил, за мародерство и насилие над мирными жителями установлена немедленная казнь. Никострата это несколько успокоило. Хотя как раз спартанцы наименее всех устрашились бы такой угрозы; и даже если железная дисциплина их сдержит, грабить, жечь и убивать без разбору наверняка будут другие союзники... Таков закон войны... - Мы атакуем на рассвете? - спросил царевич. Эвримах сдвинул брови. - Как только персы выставят свое войско. Никострат опустил голову и ковырнул песок сандалией. - Ты думаешь, только они? - Почти уверен в этом. А если и не одни персы, то с азиатскими союзниками, - ответил Эвримах. - Судя по тем донесениям, что мы получили весной, согласия между ними и ионийскими греками давно нет, и подставлять врагу спину персы не будут. - Так значит, с Мелосом мне сражаться не придется, - облегченно пробормотал Никострат. Он глубоко вздохнул. - Я готов ко всему. Теперь я хотел бы поговорить с моими воинами. - Это ты можешь делать не спрашиваясь, - сказал спартиат. Потом сжал губы, шагнув к своему ученику и цепко вглядываясь в его лицо. - Ты хотел предупредить их насчет матери?.. Напомнить, куда бить? Никострат твердо кивнул. - Да. Хотя я больше не командую спартанцами... именно я должен об этом сказать. Эвримах кивнул. - Иди. Однако советую тебе говорить только с Равными. Они лучше всего поймут тебя и передадут остальным. Никострат направился по песку, отсвечивавшему на закате кроваво-красным, в сторону спартанского лагеря, от которого они с Эвримахом удалились. Никострат понял, что их разговор воины наблюдали... и был этому рад. Спартанцам следовало напомнить, что один из гомеев и уважаемый военачальник покровительствует сыну царицы. И теперь ему не требовалось привлекать к себе внимание. - Спартанцы, - громко сказал царевич, окинув взглядом всех и не выделяя среди воинов никого, ни гомеев, ни низших. - Завтра нам предстоит сразиться за этот город! Он кивнул в сторону Милета, чьи стены и бастионы зловеще окрасила вечерняя заря. Часть спартанцев оглянулась вместе с ним, но особенного воодушевления Никострат не почувствовал: наоборот, гоплиты сделались еще угрюмей. - Сразиться за город... Да кто он такой, чтобы нам указывать? - прошелестело в задних рядах. Однако передние промолчали, слушая своего временного начальника с таким же вниманием. Никострат узнал среди них Равных и улыбнулся. - Братья, - сказал он. - Полидор... Трипод... Олимпий... Вас завтра поведу не я, а те, кто более этого достоин. Но я хочу напомнить вам всем, что мы здесь как освободители - а не как убийцы и захватчики! Я снова напоминаю вам, чей я сын, - и требую уважения к той, ради кого мы пришли сюда! Это только мое право!.. Он выкрикнул это так, что эхо несколько раз отразилось от скал. В задних рядах спартанцев послышался ропот, воины надвинулись на Никострата... но передние могучие бойцы стояли крепко и смотрели на сына Поликсены с пониманием и уважением. Никострат кивнул им: больше он ничего не мог сделать. Потом царевич вернулся в свою палатку, чтобы остаться наедине со своими мыслями и приготовиться к завтрашнему дню. Эвримах все еще не возвращался. Когда Никострат собирался укладываться спать, в палатку проскользнул Диомед. Друзья еще некоторое время шептались, делясь своими мыслями и планами своих командиров. Фиванцы должны были идти в атаку сразу следом за спартанцами... Потом пришел Эвримах и велел Диомеду вернуться на свое место. Спартиат сразу же улегся спать, прислонив щит к специальной треноге: выходя, он брал его с собой. Даже имея оруженосцев, спартиаты почти никогда не расставались со своими гоплонами. И у Эвримаха, и у Никострата было по оруженосцу; но слуги чаще спали снаружи палатки, чем внутри, и сегодня тоже. Никострат, сидя на жесткой войлочной подстилке, некоторое время вглядывался в бронзовую поверхность щита начальника, как будто пытаясь увидеть в нем свою завтрашнюю судьбу. Лампа еще горела на складном столике - ее должны были погасить слуги. Потом, ничего не разглядев в гоплоне Эвримаха, царевич обернулся и посмотрелся в свой щит. Тусклое отражение было жутковатым и неверным... будто еще при жизни Никострат превратился в собственную тень, в искаженный образ себя самого. Он передернул плечами и лег. Его слегка познабливало при мысли о завтрашнем бое. Никострат не боялся - но чувство огромной важности этого события наполняло его. Он закрыл глаза и стал думать о матери и Мелосе: мысленно Никострат пожелал им удачи и бодрости. Потом к царевичу пришла жена, он ощутил благоухание магнолии, которое струили ее легкие розовые одежды и длинные ярко-каштановые волосы... Эльпида поцеловала его. - Спи, милый, а я помолюсь за тебя. Я принесу жертву богу за всех ваших воинов. Никострат вспомнил, что и в самом деле - сегодня они не совершали жертвоприношений Аполлону, как обычно. Он поежился. Чья-то забывчивость, или просто у них уже кончились припасы?.. Потом усталость взяла свое, и Никострат крепко уснул. Пробудился он так резко, будто услышал голос в своей голове, звавший его по имени. Никострат был бодр и полон сил. Он сел на своей подстилке; Эвримах сидел напротив него, по-видимому, тоже только что проснувшись. Спартиат улыбнулся и кивнул царевичу. - У нас есть время позавтракать. Никострат встал; он провел рукой по волосам, которые вчера забыл распустить, а потом снова присел, достав из-под сложенной стопкой одежды можжевеловый гребень. Ему хотелось сегодня выглядеть получше. - Персов еще не видно? - Нет. Должно быть, они сейчас тоже поднимаются и чистят перышки. Это дело небыстрое, - ответил Эвримах. - Но ждать себя они не заставят. Они оба привели себя в порядок; Никострат тщательно стянул волосы кожаным шнурком на затылке. Каждый раз, делая это, он напоминал себе Ликандра. Потом спартанцы поели, и оруженосцы помогли им надеть доспехи. Никострат подхватил свой огромный щит; по его спине пробежали мурашки, когда он окинул взглядом палатку. Весьма возможно, он больше не вернется сюда... Спартанец взял подмышку шлем с черным конским гребнем и пошел к выходу, не оборачиваясь. Никострат ступил навстречу занимавшемуся новому дню. Весь лагерь уже пробудился, наполнившись гудением голосов и лязгом оружия. Хотя все делалось вроде бы как обычно, у Никострата сильно забилось сердце: он ощутил возбуждение товарищей. Молодой воин вдохнул запах дыма - последняя жертва Аполлону перед боем... "Аполлон хранит также и милетцев", - подумал Никострат. Но ему уже недосуг было размышлять. Эвримах, который стоял впереди, обернувшись, манил его рукой. - Персы! Персы идут! Никострат быстро надел шлем, последовав примеру остальных; и только тогда, ощутив себя защищенным, направился на зов. Ему расчистили место рядом с Эвримахом. Когда Никострат узрел персидское войско и учуял его запах, у него пересохло в горле. Персы умели впечатлить противника. Впереди, на расстоянии около полусотни локтей от греческого лагеря, выстроилась персидская конница. Рослые черные нисейские жеребцы, один другого краше, в сверкающей сбруе, - и такими же красивыми и грозными, как на подбор, были всадники, восседавшие на этих лошадях. Они уже взирали перед собой как победители. Но конница образовывала лишь заслон, скрывавший основные силы. За спинами всадников широкими рядами построилась азиатская пехота: от ромбических узоров на их одеждах у греков запестрело в глазах, и им начало казаться, что персам нет числа. Однако у Эвримаха глаз был зорче, чем у других. - За их спинами лучники, которые первыми выстрелят по нас, - крикнул эномотарх, обернувшись. - Не так широк этот заслон, товарищи! Смотри веселей! Потом греческие начальники подали команду строиться. Никострат занял свое место в третьем ряду, Эвримах - сзади слева, за его спиной. У них обоих на шлемах топорщились черные гребни, как отличительный знак, - у рядовых воинов шлемы были гладкие; и у Эвримаха этот плюмаж был гораздо длиннее, чем у его воспитанника. На некоторое время враги замерли в молчании, каждое войско в своем боевом порядке. А потом ряды персов расступились, и вперед выехал один из всадников - самый статный и рослый, богаче всех одетый. - Греки! Предлагаю вам сложить оружие и уйти, пока не поздно! - крикнул он по-гречески. Эвримах громко засмеялся в тишине. - Если струсили, так и скажите! Сдавайтесь сами, пока не поздно! - крикнул в ответ светловолосый спартиат. Перс зыркнул на непримиримых врагов черными глазами, поджал губы - а потом повернул коня и ускакал: ряды воинов сомкнулись за ним. - Это, должно быть, Мануш, главнокомандующий, - сказал Эвримах Никострату. - У них самые большие начальники всегда прячутся за спинами солдат. Никострат кивнул. - Ясно, - коротко ответил он. Хотя при мысли о том, что его мать была любовницей брата этого перса, у Никострата кровь забурлила в жилах. Где же сам царицын любовник?.. Небось сбежал, ничтожество! А Мануш тем временем, пока спартанцы совещались, остановился и тихо сказал своим солдатам, которым было поручено особое задание: - Сын царицы - в третьем ряду от начала, в шлеме с коротким черным гребнем. Тот самый, который вчера орал на весь лагерь. Взять его живым, повторяю, - или те из вас, кто не погибнет сегодня, позавидуют мертвым!.. После этого Мануш занял место позади. Он знал, что конницу, которая пойдет первой, сильно проредят спартанские копья: спартанцы будут колоть лошадей и седоков под брюхо. Это лучший способ сражаться пешими против конных. А Манушу, как и Никострату, никак нельзя было погибнуть сегодня. Перс обернулся и, подняв руку, сделал знак лучникам приготовиться. Две сотни воинов одновременно, отработанным движением, припали на колено и наложили стрелы на тетиву. Мануш сделал отмашку, и на спартанское войско обрушилась туча стрел. Гоплиты мгновенно пригнулись и прикрылись щитами; Никострат слышал, как стрелы часто-часто стучат о бронзу справа и слева. Кто-то крикнул, потом еще раз: попали... Потом смертоносный град прекратился. Спартанцы распрямились и опустили щиты, ошеломленные. - Вперед!.. - крикнул Эвримах за спиной у царевича. И, не давая опомниться ни врагу, ни себе, спартиаты бросились в атаку.