Сумерки Мемфиса

Оказавшись в пылу сражения, Никострат сразу же перестал понимать, что делается вокруг него, - понимать умом: но мощное тело действовало в согласии с сердцем, и оружие разило без промаха. Он отбрасывал персов своим гоплоном, слыша, как ломаются их хрупкие щиты из прутьев, как ломаются кости под напором лакедемонян; поднял на копье одного всадника, и нарядный как павлин перс с воплем сверзился на копья других спартанцев. Вырвав окровавленное оружие из тела врага, Никострат поддел под брюхо лошадь второго азиата. Шалея от боли, животное поднялось на дыбы с отчаянным ржанием, и копье вырвалось из скользкой от пота ладони спартанца. Уворачиваясь от копыт, Никострат упал и перекатился по земле, на несколько мгновений выпустив щит; он почти сразу подхватил гоплон и хотел уже вскочить, выдергивая из ножен меч, но вдруг получил сильный тупой удар сзади по темени. Голова под шлемом загудела как гонг. Ощущая, как сознание гаснет, Никострат успел с размаху ударить гоплоном налево - почувствовав сопротивление живой плоти и услышав крики, он понял, что смел сразу нескольких врагов под ноги своим... Потом наступила темнота. Эвримах, тоже оставивший копье и схватившийся за меч, рубился с неистовой яростью: Равные без большого труда прорвали заслон из всадников, и Эвримах чувствовал, что враг подается. К нему и нескольким другим героям Лакедемона, сеявшим смерть, уже не осмеливались подступиться: спартиат снес одному из персов пол-черепа ударом гоплона, потом проткнул мечом другого, пропоров кольчугу как гнилую ветошь и выпустив врагу кишки: упав на колени, смертельно раненный азиат тщетно пытался руками удержать свои внутренности. При этом краем глаза, краем сознания эномотарх примечал черный гребень на шлеме Никострата, который сражался впереди; и, прорубая путь к воротам, Эвримах не отставал от царевича, которого обязан был сберечь. Строй спартанцев рассыпался - теперь они бились поодиночке, но захваченное ими пространство все ширилось. А потом Эвримах, отразив натиск двоих врагов сразу, упустил из виду Никострата... и больше его не увидел в кровавой мешанине. Увлекшись, спартанцы не заметили, что персидские конники заходят с тыла. Там, где сражался Никострат, заслон подался легко - слишком легко для таких опытных воинов, какими были эти всадники; и когда Равные утратили единство, рассредоточившись по равнине, трое из порученцев Мануша высмотрели среди сражающихся сына Поликсены. Один, конный, отвлек на себя бывших рядом греков, а двое других персов подобрались к Никострату сзади, и один из них оглушил его, ударив плашмя мечом по голове. Упавший без чувств спартанец был тяжел, и чтобы поднять его на коня, потребовалось усилие двоих. Всадник, знатный воин по имени Бастур, подхватил Никострата и, взвалив пленного на лошадь перед собой, ударил животное плеткой. Пехотинцы перед ним прянули в стороны, видя драгоценную добычу, и перс во весь дух помчался к воротам... И увидел, что ворота заперты!.. Солдаты по знаку Бастура громко постучали рукоятями мечей, потом крикнули: окованные железом створы даже не дрогнули. Тому, кто захватит Никострата, по особому сигналу должны были открыть свои люди - персы, поставленные на страже по приказу царицы и предупрежденные Манушем. Но тут Бастур услышал изнутри шум, как будто наводнение грозило прорвать плотину. Он понял, что, вероятно, ионийцы подняли мятеж и караульные убиты. Боевой откормленный нисейский конь под двойной ношей и двойной тяжестью доспехов, хотя и был силен, долго бы не выдержал; а тут еще Бастур увидел, что пленник зашевелился и застонал. Недолго думая, перс вторично ударил его мечом плашмя; и Никострат снова обмяк. Шлема на Никострате больше не было, и удар пришелся по незащищенной голове. Персидский конник с испугом подумал, что не рассчитал силы и мог убить пленника; но сейчас было не до этого. Он ощущал, как напирают сзади греки: спартанцы опять сплотились, и воины Мануша с великим трудом сдерживали их. Перс оглянулся на ужасное побоище у себя за спиной. Конь под ним ржал и приседал от страха, не желая стоять на месте. - Подкрепление! Давайте сюда подкрепление! - заорал Бастур, осененный спасительной мыслью. - Греки никого не пощадят, дурачье!.. Бейте изменников, кол вам в глотку!.. Увидев, как дрогнули ворота, перс заставил коня попятиться в сторону. И вовремя: створы наконец подались, как прорванная плотина, и оттуда хлынула новая волна солдат. Помимо персов, Бастур успел увидеть вавилонян и египтян, нанятых на службу царицей. Вероятно, они одолели бунтовщиков, - если под стенами вправду началась свалка... Переждав, пока солдаты пройдут, Бастур хлестнул коня и подскакал к воротам, прежде чем те захлопнулись. - У меня важный пленник! Пропустите! - рявкнул он. На сей раз ему удалось проскочить. Перс помчался ко дворцу, нещадно погоняя бедного коня; и как ни был он сосредоточен на дороге и на том, чтобы довезти пленника в целости и сохранности, он видел, что город уже охвачен пожаром войны. Некоторые дома пылали - из окон кубических глинобитных построек валил дым: должно быть, ионийцы громили персидские хозяйства. Стиснув зубы, Бастур прибавил ходу. Вот уже показались шипастые ворота дворцового сада... но тут сбоку из кустов на него с криком набросился какой-то грек с обнаженным мечом. Он бы повалил лошадь, изнемогшую под таким весом, но Бастур успел полоснуть врага акинаком, и иониец, обливаясь кровью, отлетел обратно в кусты. Вот и конец пути. Дворцовые ворота были заперты... и это значило, что внутри все в порядке. Стража, персы в черных доспехах, была на месте. Бастур осадил взмыленного коня. - Отворяйте!.. Везу пленника! - Слезай, мы посмотрим, кто там у тебя! Бастур ругнулся. Караульные, очевидно, наблюдали его схватку с греком, и переволновались за сегодняшнее утро; хотя на дворец еще никто не пытался напасть. - Вы же его все равно не узнаете, бестолочь! Это сын царицы... вас казнят, если не пропустите меня сей же час! - пригрозил благородный воин. - Нам так и так скоро умирать, - проворчал один из стражников. При виде горящего города у них, похоже, поубавилось почтительности перед начальством. Потом этот стражник постучал в ворота, и Бастуру наконец отперли. - Проезжай, господин! Бастур проехал; и, услышав, как ворота, громыхая, закрылись, наконец позволил себе перевести дух. Теперь... у него и у царицы есть время, если только она сумеет им воспользоваться. Тут Никострат опять застонал и дернулся. Но снова бить его Бастур не решился; и, к тому же, персу было хорошо известно, что раненые и оглушенные нередко шумят и мечутся, не приходя в сознание. Он тронул коня и дальше поехал без большой спешки. Голова Никострата безжизненно болталась, руки свесились почти до земли. Если останется жив, то долго пролежит пластом... Стражники вдоль главной аллеи провожали Бастура тревожными взглядами, но не осмеливались окликнуть. Но немного не доезжая центральной площадки, Бастура остановил конный отряд: это были ионийцы. Перс с облегчением узнал среди них Алфея и Нестора, приближенных царицы. Ионийцы, очевидно, были потрясены таким скорым успехом. Хотя должны были знать, что Никострата могли захватить только в бою! - Это царевич? - спросил Алфей по-персидски, показывая на спартанца копьем. Разглядев бесчувственного пленника получше, иониец беспокойно подался вперед. - Он жив?.. - Жив, - мрачно откликнулся Бастур. - Но поспешите, он плох! Алфей, не тратя времени, кивнул. - Ты сделал большое дело, царица отблагодарит тебя! А теперь - позволь, мы переймем у тебя царевича. Ты совсем загнал лошадь. - Ну уж нет, - откликнулся Бастур с нескрываемым удовольствием. Решили выслужиться перед повелительницей! - Можете переложить его на свежего коня, но я поеду с вами. Бастур сознавал, что рискует... если Никострат умрет, царица, конечно, отправит незадачливого порученца следом; но уступать честь и награду другим он нипочем не был намерен. Никострата осторожно переложили на коня Алфея: спартанец опять задвигался, глаза приоткрылись, но тут же закатились под веки опять. "Здоров, однако", - удивился Бастур. Алфей устроил Никострата перед собой: Бастур с ненавистью и удовлетворением увидел, как алый спартанский плащ заполоскался над землей грязной тряпкой. Щит свой, как и шлем, Никострат потерял еще на поле брани... теперь, как бы ни обернулось дело, назад к лакедемонянам ему дороги нет. - Он, кажется, еще и ранен, - пробормотал Алфей, нагнувшись над пленником. Но, в любом случае, следовало как можно скорее доставить его во дворец и доложить матери... Наконец Никострата сдали с рук на руки придворному врачу. Клитий, ничего не знавший о планах государыни, был потрясен еще больше Алфея и Нестора; но обрадовался, осмотрев пленника. - Серьезных ран нет, кровь на нем больше чужая... все кости целы. Конечно, удары по голове - это уже похуже. - Он приходил в себя, - сказал Алфей. - Вот этот господин, который привез его, говорит, что даже несколько раз. Клитий прищурился, с подозрением и враждебностью посмотрев на Бастура, который угрюмо замер в дверях бывшей спальни царевича. - Это хорошая новость. А ты... господин, - с усилием сказал лекарь персу, - ступай к государыне, получишь свою награду! - Не указывай мне, - огрызнулся Бастур. Однако он повернулся и ушел. Бастур понимал, что лекаришка прав и он должен как можно скорее предстать перед царицей. Хотя о том, что ее сын здесь, ее наверняка уже уведомили. Шагая в сторону покоев Поликсены, Бастур услышал шум шагов и остановился. Шум шагов и деревянный стук! Царица уже сама направлялась сюда! Бастур отступил к стене, и, когда царица со своей свитой приблизилась, склонился перед нею, прижав руку к сердцу. - Государыня, да будет тебе известно... - Я знаю! Потом, потом, - Поликсена, которая шла, припадая на ногу и опираясь на черный посох, нетерпеливо отстранила воина свободной рукой, даже не посмотрев на него. Бастур ощутил гнев; но тут заметил, что лицо женщины побелело от напряжения и боли. Она сама была недавно ранена и спешила увидеть страждущего сына! "Я подойду к ней позже", - подумал перс. Но когда царица со своими слугами и служанками прошла, он последовал за нею: это было не зазорно. Поликсена остановилась на пороге спальни сына, тяжело дыша: у нее все путалось перед глазами. Ей казалось, что боль Никострата слилась с ее болью, и отныне они нераздельны... "Сейчас я увижу его... О Зевс, мною забытый!" Когда она отдышалась, то ощутила, как Делий взял ее под руку. - Идем, госпожа? - Идем, - одними губами произнесла царица. И шагнула вперед, готовясь взглянуть в лицо чудесно обретенному первенцу. Никострат, укрытый до пояса покрывалом, с повязкой на голове и на правой руке выше локтя, казалось, мирно спал в своей постели. Увидев, что он совсем наг, Поликсена сдвинула брови, намереваясь прогнать посторонних... но тут же забыла об этом. Щеки спартанца пылали, и лоб был горячим. - Лихорадка, но неопасная. Обычное дело после боя, - сказал Клитий. - А вот его голова... Поликсена опустилась на стул, наконец дав отдых ноге; царица по-прежнему сжимала свой жезл. - Что - его голова? Говори толком!.. - Этот воин дважды ударил его, когда брал в плен, - Клитий выискал в свите царицы Бастура и указал на него. Поликсена впилась взглядом в перса. - Ты бил моего сына по голове?.. Бастур поспешно склонился, пряча глаза. - Это было необходимо, царица. Прошу простить меня. Иначе бы он не дался. - Это верно, - сказала Поликсена через несколько мгновений. Царица сдержала себя. Какое-то время она рассматривала азиата, а потом так же тихо закончила: - Мы поговорим с тобой позже. Ступай. Еще раз почтительно поклонившись, Бастур удалился. Теперь он не сомневался, что для него все кончится благополучно... впрочем, как и для царевича. Поликсена подробно расспросила врача о состоянии сына. Никострата два раза стошнило, однако он приходил в себя и, по-видимому, осмыслил окружающее; голова, похоже, болела сильно и кружилась. А теперь он опять впал в забытье. - Его сознание помрачено, царица, - он наполовину спит, а наполовину бодрствует, - сказал лекарь. Поликсена кивнула. - Со мной было то же, когда меня ранили в голову... Она приободрилась. Было похоже, что за жизнь Никострата можно не опасаться, если он останется в покое. А вот его рассудок и честь могли пострадать серьезнее. Не сдержавшись, царица склонилась над сыном и позвала: - Никострат! Она не ждала, что Никострат ответит; но вдруг его серые глаза открылись. Спартанец смотрел на нее с полным осознанием своего состояния - и теперешнего положения. - Приветствую тебя, мама... Поликсена улыбнулась ему; глаза ее увлажнились. - Ты жив и снова со мной! Никострат прикрыл глаза и сжал в обеих горстях свое вышитое покрывало. Очевидно, головная боль была мучительна. - Никогда не думал... что меня возьмет в плен собственная мать. Ты будешь торговаться с греками, царица? Поликсена с испугом поняла, что Никострат догадался о ее сговоре с персами без всяких объяснений. Но так было даже лучше. - Я не стану использовать тебя в переговорах, сын, и это мне не помогло бы. Ты жив, хотя десять раз мог бы умереть до того, как мы снова встретимся... и я счастлива тебя видеть, - твердо промолвила она. Губы спартанца искривились, плечи дрогнули, словно он пытался усмехнуться... но царевич ничего не сказал. Поликсена провела рукой по его слипшимся темным волосам. - Прошу тебя, прибереги свои слова и свою ярость до тех пор, пока не встанешь на ноги. Тебе нужен покой. Никострат опять не ответил; однако кивнул. Поликсена печально улыбнулась ему и поднялась со стула. - Клитий, ты отвечаешь за его здоровье, слышишь? А мне нужно идти. В такой день она не могла сидеть с недужным сыном, даже впервые увидев его через год после разлуки. За стенами Милета все еще шла жестокая битва; и в городе тоже начались беспорядки. Мелос с самого утра был там и еще не возвращался. В скором времени после того, как Поликсена вернулась на террасу, откуда смотрела на город, прибежал гонец-грек. В крови, в пыли... очевидно, только что с поля боя. - Греки отступили, царица! Мы удержали город! Поликсена стиснула подлокотники кресла и подалась вперед. - Много убитых?.. - Очень много! И с их стороны... и с нашей, - ответил иониец с запинкой. Поликсена беззвучно рассмеялась. - Они и вправду могли бы уйти! Но ведь не уходят? Она молчала несколько мгновений... измученный вестник ждал, не смея напомнить о себе. Потом царица распорядилась: - Скажи внизу, что я желаю видеть Мануша и выслушать его доклад... если он жив. А сам иди отдыхай. Когда гонец ушел, Поликсена откинулась на спинку кресла и прикрыла глаза, чтобы тоже немного отдохнуть перед этим разговором. Ничего еще не кончилось; и конца не предвиделось.