Сумерки Мемфиса

Поликсена пробыла в постели гораздо дольше, чем рассчитывала. Нога опухла, и врач даже опасался гангрены; но опухлость спала, а когда Клитий попробовал примочки с мастикой и медом, и воспаление пошло на убыль. Однако он строго велел царице ходить как можно меньше, и по делам отправляться только на носилках. Мелос стал ее заместителем - теперь большую часть царских дел вершил он, и приемы вел тоже он; царице приносились только письма и жалобы на рассмотрение. Однако Мелос каждый вечер неукоснительно отчитывался перед нею. В первые дни временный правитель оценил состояние города. Когда пожары были затушены и бунтовщики усмирены, выяснилось, что Милет пострадал не так сильно - но оказалось разрушено много персидских лавок, складов и несколько крупных усадеб. Ионийцы наполовину разгромили персидский квартал. Среди жалобщиков, писавших царице, преобладали пострадавшие азиаты - и за их подобострастием, за мольбами о вспомоществовании скрывались несомненные угрозы. - Нужно восстанавливать, - сказал Мелос. - И не хватает зерна для посевов, много людей останется без хлеба. Поликсена приподнялась в постели, забыв о своей ноге. - Зерно мы закупим в Египте, - сказала она. - И город восстановим, разумеется. Только казна уже почти пуста. Мелос взволновался. - Что же делать? Поликсена покачала головой. - Кто в Ионии в этом году больше всего нажился и продолжает наживаться? Повысим налоги на поставки железа из Азии и производство оружия. По-моему, справедливо, если азиатов будут содержать азиаты. Она улыбнулась. - Купцы, поставщики рабов и хозяева мастерских, конечно, взвоют, но не сомневаюсь, что быстро возместят себе убытки. Мелос пришел в восхищение от этого предложения. Спустя час Поликсене принесли готовый указ, на котором она поставила свою подпись и царскую печать. Такая деятельность наполняла ее энергией - забирая у царицы папирус, Мелос заметил, что раны победителей заживают быстрее. Но в карих глазах его при этом была печаль. Никострат выздоравливал скорее матери и начал, в свою очередь, навещать ее. В первый вечер царевич пришел к ней и, справившись о самочувствии Поликсены, сел рядом с ее постелью. Никострат говорил глухо, глядел в сторону - конечно, страдал за своих и стыдился; но Поликсена не ощущала, что он винит ее или намерен как-то помешать матери в осуществлении ее планов, и была рада уже этому. Сын признался, что просил Мелоса послать за Эльпидой, не дожидаясь разрешения царицы. Поликсена одобрила это. И тогда, немного помолчав, спартанец сказал: - Мелос утверждает, будто ты хочешь передать мне власть. Ты в самом деле могла бы это сделать, мама? Растерявшись под взглядом его серых глаз, Поликсена вначале ощутила гнев на Мелоса. А потом вдруг возникли гнев и досада на сына. Да, она хотела сделать Никострата наследником - но теперь отказаться от скипетра?.. Теперь, когда она только-только встает на ноги, опять обнимает мыслью все свое царство и готовится укрепить его... Очнувшись от своих мыслей, Поликсена увидела, что сын смотрит на нее с грустной и понимающей улыбкой. - Как же ты любишь власть, мама, - сказал спартанец. - Я тоже честолюбив... но по-другому. - Ты хотел бы стать героем войны, - досказала Поликсена: голос ее дрогнул. - И это несмотря на то, что ты узнал о войне?.. Несмотря на то, что ты пережил? Лицо Никострата посуровело. - Именно благодаря этому. Поликсена вздохнула. Здесь не помогут никакие доводы. - Так значит, ты отвергаешь мое предложение? Никострат, не отвечая, встал. - Мелос благородно отказывался от трона в мою пользу. Но если... такая форма правления сохранится... для блага ионийского народа тебе безусловно следовало бы предпочесть его. Мелос давно помогает тебе в делах, ему это по душе - и после таких потрясений ионийцы должны получить царя одной с ними крови, которого привыкли лицезреть. Никострат повернулся к матери. - Власть всегда идет не только сверху, но и снизу. Даже у тиранов. Поликсену изумила глубина суждений сына. И этот человек отказывается стать правителем! - Хорошо... отложим этот разговор, - произнесла она с усилием. - Сейчас слишком рано загадывать на будущее. Никострат с нею согласился. Милет по-прежнему держал оборону - оставалось неясным, следует ожидать нового нападения в ближайшее время или нет. Теперь для него главным было уберечь свою жену и детей, не заглядывая слишком далеко. Никострат не хуже своей матери убедился, как судьба рушит все человеческие планы. Или же, что вернее, - как неотвратимость становится очевидной, лишь когда назначенное человеку уже сбывается. *** Эльпида ждала мужа вместе со всеми - и не так, как все. Она по-прежнему молчала о том, кто она такая. Эльпида знала: если Никострат вернется с победой, никто в Элладе не вспомнит о его позорном царском происхождении; если же нет... Гетера представляла себе, какое будущее ждет ее и детей, если Никострат погибнет с другими спартанцами. Тогда, конечно, Спарта примет вдову с почетом, лакедемоняне всегда выполняли такие обязательства. Но мысль, что в подобном обществе придется провести остаток дней, приводила Эльпиду в ужас. Что тогда будет с ее бедным сыном?.. А если второй ребенок родится здоровым и тоже окажется сыном - не придется ли ему еще хуже, чем первому? Адмета в скором времени после отплытия союзников уехала обратно в Спарту. Не потому, что ей кто-нибудь велел, - в отсутствие мужа она была полновластная госпожа себе; но увеличившееся хозяйство знатной спартанки требовало присмотра, и лакедемоняне не могли подолгу жить вдали от своей суровой родины. Но вот появились первые ласточки, несшие вести о греках, - торговые корабли, прибывавшие в Пирей с востока. Быстро распространились слухи, что ионийская царица поставила своих избавителей в неожиданно трудное положение, - афиняне и спартанцы осадили Милет, и, похоже, будут вынуждены брать город измором. Ионийцы не желали открывать ворота, а может, персы им этого не позволяли... - Слышно, что сама царица ранена и при смерти, - толковали на фиванских рынках. - Или персы ее уже убили, а нашим представляют, будто она жива, чтобы всех запутать. Чтоб этим треклятым собакам сдохнуть! Эльпида чуть не выкинула ребенка, когда впервые услышала такое. Но потом отлежалась, успокоилась: теперь, как ни странно, ей полегчало, потому что ждать осталось недолго. И однажды, когда Эльпида сидела во внутреннем дворике, среди олеандров, и пряла красную шерсть, хозяйка пришла и сказала, что ее хотят видеть... Эльпида сразу же поняла, кто и почему. Неужели война уже закончилась?.. Нет, нет - тогда все в Фивах только об этом бы и кричали. Быстро оправив свою одежду, Эльпида пошла в общую комнату. Там сидел незнакомый моряк. Почему она сразу решила, что перед ней моряк, - гетера сама не знала. Может быть, об этом говорила особенная развязная поза, - он сидел, облокотившись на широко расставленные колени, - или слишком прямой оценивающий взгляд, или неистребимый запах соли и смолы? - Хайре, госпожа, - широкоплечий темноволосый незнакомец встал, покачнувшись, как человек, отвыкший ходить по твердой земле. Эльпида улыбнулась, видя, что не ошиблась насчет своего гостя. Но потом ощутила обморочную слабость, поняв, что сейчас все узнает о муже и об ионийской войне... Она опустилась в кресло позади, и моряк тоже сел. Когда он увидел, что Эльпида готова слушать его, сразу же перешел к делу. - Госпожа, я к тебе с вестями от твоего мужа. Скажу тебе сразу, что Никострат жив. Эльпида закрыла глаза, ощущая безмерное облегчение. Она погладила свой живот; поморщилась, ощутив, как ребенок брыкнулся, словно тоже приветствовал это известие. Гетера опять посмотрела на гостя - он улыбался, радуясь за нее; но за себя, похоже, не радовался. Внезапно Эльпида ощутила страх, еще сильнее, чем раньше. Никострат жив?.. Но что это значит - война закончена... и греки победили? Но почему тогда они не возвращаются? И, стало быть, Поликсена повержена... жива ли она еще, и чем все это кончилось для Ионии? - Кто ты? Ты не назвался, - голос Эльпиды пресекся, и она потерла горло. - Скажи мне... война в Ионии кончена? - Кончена, - серьезно ответил гость. - Но здесь еще не знают об этом. Греки разбиты. Моряк встал и поклонился Эльпиде. - Мое имя Теламоний, я служу под началом у Калликсена, наварха Афин. Мой господин увел от берегов Ионии греческий флот, когда стало ясно, что персы одолевают... Теламоний бессознательно сжал висевший на груди амулет - волчий клык. - Спартанцы все погибли. То есть все спартиаты, и большая часть благородных мужей, - поправился он. - Но больше половины периэков уцелело - алые плащи прикрывали остальных эллинов при отступлении. - Конечно, от них другого и не ждали! Но как же тогда Никострат уцелел? Он сейчас... в плену? - догадалась Эльпида, холодея. - Почитай что так. В плену у своей матери, - ответил Теламоний. - Царица спасла сыну жизнь, а теперь он хочет спасти свою семью! Мой корабль ждет, чтобы забрать тебя в Ионию, госпожа, как можно скорее! Эльпида обо всем догадалась. - Мне будут мстить за моего мужа?.. За его... предательство? - За все сразу, - мрачно ответил моряк. - Когда случается такое большое бедствие, страсти затуманивают рассудок, и люди мстят невинным... Он осекся, с опаской глядя на нее, - испугался, как бы брюхатой опять не стало дурно. Но ионийский посланец ошибся: именно теперь, наконец узнав все, Эльпида ощутила спокойствие и уверенность. Она улыбнулась Теламонию, сцепив руки на животе. - Благодарю тебя. И я готова плыть с тобой в Милет прямо сейчас, если нужно. *** Рана Поликсены зарубцевалась и почти полностью исцелилась через двадцать дней после победы. Царица мало-помалу возобновила занятия гимнастикой, начала принимать ванны, и смогла смотреть на себя в зеркало с прежним удовлетворением. Почти с прежним... если только забыть о том, сколько отважных сородичей погибло по ее вине, сколько насилия совершилось по ее воле. И продолжало совершаться: теперь, когда Поликсена так недвусмысленно заявила всей ойкумене, что раз и навсегда избирает тиранию для себя и для Ионии... В скором времени после того, как Теламоний отправился в Фивы за семьей Никострата, стало известно, что греки возвращаются домой. Похоже, ионийское поражение отбило у них охоту воевать с персами на чужой земле. Во всяком случае, в нынешнем году. Когда Эльпида приплыла в Ионию и в первый раз ступила во дворец, Поликсена устроила большое празднество. Она впервые видела, как Никострат, вновь очутившийся в царских палатах, радуется от всего сердца. В этот день был устроен народный праздник - выкатывали на улицы на повозках огромные бочки с вином, разносили блюда белого хлеба, соленых оливок, копченой рыбы; жарили на вертелах целые бычьи и свиные туши, царские вестники разбрасывали деньги и подарки. Люди Милета ели, пили, плясали и, захмелев, выкрикивали здравицы Поликсене. И в других городах, по всей Ионии, подданные славили царицу и пировали на ее счет... Празднества продолжились и на другой день. В этот второй вечер Поликсена заметила в зале Делия. Ее спаситель присоединился к царским лучникам и подолгу упражнялся вместе с солдатами Мелоса; но пробрался на пиршество по праву человека, близкого к царице. Делий был одет в белоснежный хитон и зеленый гиматий, сколотый на плече зеленой же хризолитовой застежкой. Он теперь получал жалованье, и принарядился к такому дню на собственные средства; и, похоже, посетил дорогую баню. Поликсена все время чувствовала на себе упорный, молящий взгляд молодого человека. Она раньше, чем прошлым вечером, покинула пиршественный зал и велела своей прислужнице Аглае передать Делию, чтобы он пришел к ней; и еще приказала приготовить для себя отвар сильфия. Догадливая рабыня ни о чем не спросила. Поликсену сейчас почти не заботило, что скажут об этом другие. Царица сама снимала тяжелые украшения, сидя перед зеркалом, когда услышала сзади мужские шаги. Как в ту ночь, когда Гобарт пришел к ней и, воспользовавшись ее растерянностью, овладел ею почти насильно. Молодой вольноотпущенник робко остановился у Поликсены за спиной - а потом, набравшись храбрости, склонился и поцеловал ее в плечо... Поликсена стремительно обернулась. - Сядь рядом, - велела она юноше, а потом бросила Аглае: - Оставь нас! Рабыня быстро удалилась и затворила за собой двери. Царица и ее воздыхатель остались вдвоем. Делий опустился на колени рядом с Поликсеной и прижал к губам край ее одежды; он тяжело дышал от страсти. Он весь горел от восторга и стыда. Поликсена положила руку на его темнокудрую надушенную голову и заставила взглянуть на себя. - Ты пришел ко мне этой ночью, потому что я так обязана тебе? Или потому, что еще не знал женщины? А может, потому, что я могу осыпать тебя милостями... или убить, если ты мне откажешь?.. Пальцы царицы стиснули волосы юноши до боли. Но он не отвел глаз. - Нет, - хрипло ответил Делий. - Я знаю, что моя жизнь в твоих руках, но не боюсь. И не хочу стать царским любимчиком. Молодой вольноотпущенник прижался губами к ее колену. - Я давно люблю тебя, моя единственная госпожа. И я вижу, как ты одинока среди тех, кто тебя любит! - Правда?.. Рука Поликсены разжалась. - Так ты пришел... избавить меня от одиночества? Делий кивнул. Не поднимая головы, он начал целовать ее раненую ногу, обнажая ее; голубой виссон скользил кверху. А потом вдруг Делий встал и подхватил царицу на руки. Она успела оценить, какой силой налилось его тело, которому молодой иониец не давал поблажки. Но, отнеся Поликсену на ложе, Делий опять превратился в робкого поклонника. Он прикасался к ней так, точно она и вправду была ожившей богиней, и только глаза жадно ласкали ее... Поликсена улыбнулась и приподнялась на постели; а потом вдруг очутилась сверху. Взяв в ладони голову юноши, она страстно поцеловала его. - Избавим друг друга от одиночества, мой Адонис, - прошептала она. - Отдайся мне и возьми меня. Делий со стоном обвил руками ее шею. Он ощущал себя так, словно приносит в жертву свою чистоту матери богов; овладевает тем, что так давно желал, - и утешает ту, которая отчаянно нуждается в этом... В предутренний час к любовникам тихонько вошла Аглая. Делий спал, прижавшись щекой к полной смуглой груди Поликсены. На миг рабыне стало жаль нарушать это единение, но потом она наклонилась и тряхнула юношу за плечо. Он резко приподнялся и непонимающе захлопал черными ресницами, глядя на служанку. - Собирайся и уходи, царица рано встает! - сердито прошептала Аглая. - Госпожа пошлет за тобой снова, когда будешь нужен! Делий кивнул и выскользнул из постели. Он посмотрел на Поликсену, лицо которой во сне стало совсем молодым и умиротворенным; с трепетной благодарностью вспомнив пережитое блаженство, Делий поцеловал теплые волосы царицы. Он быстро оделся и вышел. Поликсена встала позже обычного. Совершив утренний туалет и позавтракав наедине с собой, она вышла из спальни, еще прихрамывая, но тихо улыбаясь; и в коридоре столкнулась с Мелосом. Тот, очевидно, направлялся к ней. Иониец посмотрел царице в глаза столь знакомым пронзительным обличающим взглядом. - Я выпила сильфий, - спокойно сказала Поликсена. Зять кивнул и ни о чем больше не спросил.