Сумерки Мемфиса

- Наша царица, похоже, разошлась с Персидой и повенчалась с молодой Ионией, - задумчиво сказал Никострат. Они с Мелосом вдвоем гуляли по взморью - как некогда иониец гулял там с Поликсеной. Мелос удивленно взглянул на родича; а потом покраснел, поняв его слова. - Да, думаю, это для твоей матери имеет и такое значение, - согласился он. А затем рассердился. - Только не вздумай ничего ей... Никострат понимающе поднял руку. - Она живая женщина, - сказал спартанец. - И ведь этот слуга спас ей жизнь... разумеется, я буду молчать. Это не касается никого, кроме них двоих. Мелос кивнул, подумав: пока что не касается. Поликсена помолодела и вся засветилась, приблизив к себе юного возлюбленного: его объятия оказались благотворны для нее. Делию было девятнадцать лет - и, по-видимому, он увлекся царицей куда сильнее, чем она им... Как и все мужчины вокруг нее, спаситель и вольноотпущенник Поликсены никогда не встречал ей подобных. Поликсена с радостью проводила с ним не только ночные, но и дневные часы, и воспитывала его душу вместе с телом - Делий оказался восторженным и способным учеником. Однако это не могло продлиться долго - чересчур велика была разница в возрасте и положении любовников; а когда старшая из двоих женщина, она почти всегда проигрывает в борьбе со временем. "Хотелось бы надеяться, что Поликсена сумеет расстаться с ним вовремя и достойно", - подумал Мелос. Пока что царица не теряла головы - но никто не мог знать, чем ее любовь обернется впоследствии для нее самой и для окружающих... Однако двор ее опять процветал, жизнь города в это лето необыкновенно оживилась - отстояв своих новых правителей и показав всем свою силу, Милет опять, как в былые времена, приманивал отовсюду мыслителей, поэтов, художников, изобретателей; в главном городе Ионии устраивались атлетические и музыкальные состязания. Несмотря на опасность войны - а может, благодаря ей, гетеры слетелись в город как бабочки. Эльпида, побывав на симпосионе у двух таких обольстительниц, признала, что под властью персидских наместников подросла достойная смена ее поколению. - Ионийки столь же красивы, как и коринфянки, - сказала бывшая гетера. - Но при этом они образованнее и шире мыслят, поскольку испытывают на себе намного больше веяний.* Теперь, считаясь супругой царевича и царевной, Эльпида получила возможность беспрепятственно знакомиться с городом и его красотами, удовлетворяя свою любознательность: Поликсена предоставила в распоряжение невестки богатые носилки и стражу. Никострат ни в чем не стеснял жену, но сам не был охоч до таких сборищ. Спартанец не боялся, что его верность Эльпиде может быть поколеблена, - но продажная любовь, даже возвышающая и обогащающая душу знаниями, по мере приобретения опыта стала вызывать в нем еще большую неприязнь, чем раньше. Искусная гетера для каждого нового возлюбленного надевала новую личину: и такой была сама Эльпида, пока не стала его супругой. Впрочем, беременность скоро заставила коринфянку ограничиться прогулками по территории дворца. Благо во дворце тоже было на что посмотреть и чем восхититься. Менекрат, разумеется, остался со своей персиянкой жить во дворце и служить его украшению: и он наконец-то решил воплотить в жизнь свою давнюю мечту, которая была задавлена годами службы при персидском дворе. Ремесленник ощутил, что может вернуть былое мастерство, опять раздуть в себе божественную искру, - глядя на царицу, которая теперь одерживала победу за победой, впервые после возвращения в Милет он ощутил настоящее вдохновение. Когда скульптор бросился к Поликсене, умоляя ему позировать, вначале она решительно отказывалась. - Ты забыл о моей ноге? - спросила царица. - А может, забыл о моем возрасте?.. Она горько усмехнулась, взглянув на Делия, который был третьим при разговоре. Юноша вспыхнул, намереваясь горячо возразить. Он шагнул вперед и протянул руки к возлюбленной, но не нашел слов - хотя чувствовал, как Поликсена несправедлива к себе. Делий беспомощно посмотрел на Менекрата. Скульптор серьезно кивнул, как будто понимал чувства молодого человека лучше него самого. Менекрат повернулся к царице. - Ты сейчас в своем наилучшем возрасте, государыня, - сказал он. - Если бы я собрался ваять девчонку, я бы нашел модель где угодно... но из сотни смазливых милетских девчонок не сделаешь одной тебя, с твоей осанкой, разворотом плеч, божественной суровостью и ясностью твоих прекрасных черт! А что касается твоего ранения... Менекрат позволил себе коснуться колена царицы, низко склонившись к ее ногам. - Я изображу тебя восседающей на троне. Как египетскую Нейт, мать всего сущего, которую ты с давних пор чтишь и я тоже... - Но это кощунство! - не выдержала Поликсена. Менекрат поднял брови. - Что именно?.. Изобразить тебя царицей, достойной сравнения с божественными фараонами, - это не кощунство, это правда твоего правления. Разве малому ты научилась у Нитетис и Уджагорресента? А у Камбиса? Поликсена рассмеялась. - Ну а ты, мой замечательный художник, многому научился при дворе Атоссы, - сказала она. - С таким умением льстить ты нигде не пропадешь. Но я верю, что ты сказал мне то, что думаешь, - успокоила царица мастера, видя, как тот помрачнел. Потом она спросила: - Как бы ты изваял меня? - В раскрашенном мраморе, - не задумываясь, ответил Менекрат. - Наподобие египетских богинь из известняка, только с твоими чертами, исполненной властного устремления, - ты будешь держать свой жезл... Поликсена повернулась к Делию - он кивнул. Глаза ее юного избранника сияли любовью. - Если мне будет позволено добавить к словам знаменитого скульптора - ты сейчас на пике своего развития, моя царица, - сказал он. "А с горы путь ведет только вниз", - подумала Поликсена. - Хорошо, - наконец согласилась она. Менекрат захлопал в ладоши и поклонился. - Только у меня будет немного времени на это баловство, - предупредила царица, опять хмурясь. Скульптор прижал обе руки к сердцу, а потом протянул к ней. - Я так давно знаю и наблюдаю тебя, госпожа, что многое в твоем облике смогу воссоздать по памяти. С этого дня Поликсена начала позировать, подолгу просиживая в кресле в своих длинных златотканых одеждах. Они с Менекратом выбрали для такой работы ионийское платье - хитон с рукавами, которые скреплялись драгоценными застежками: покрой его приближался к азиатским нарядам. Черные жесткие волосы царицы были завиты прядями и покрыты алой повязкой, надо лбом сияла золотая диадема. Часто Поликсена совмещала позирование с работой: сидя перед Менекратом, она диктовала что-нибудь писцу или читала. К концу лета у нее прибавилось дела - хотя греки сложили оружие и гроза откатилась за море, донесения разведчиков позволяли предположить, что вскоре эллинские союзники, разозленные и жаждущие отмщения персам, предпримут новую попытку нападения. Особенную тревогу вызывали Афины. Родина демократии стала главным противником деспотии и монархического правления в любой его форме - и многие ионийцы, кровно связанные с Афинами, готовы были откликнуться на призыв из Аттики. Афиняне, в отличие от спартанцев, легко устанавливали связи по всей ойкумене. Теперь, когда в Ионии воцарилось спокойствие, в ее виноградниках, лимонных и оливковых рощах мог вызреть новый заговор. Поликсена на своем веку убедилась - люди неразумны и никогда не удовлетворяются тем, что имеют... Наполнив к началу осени свою казну, она принялась опять укреплять флот, чтобы еще до холодов сделать его боеспособным. Теперь, когда она и Мануш больше не интриговали друг против друга, царица обсудила со своим главнокомандующим все преобразования. Персидские триерархи, кормчие и матросы, которыми Мануш заменил ионийцев перед сражением, продолжили обучаться своему делу. Прибрежные воды тщательно исследовали. Ныряльщики, извлекавшие со дна тела погибших до самой осени, смогли рассказать Манушу и царице немало нового о глубинных опасностях... Никострат, который часто бродил по южному берегу, вспоминая своих товарищей, приказал установить там каменную стелу в память о погибших спартанцах. У Мелоса, который услышал об этом раньше царицы, язык не повернулся оспорить решение друга. - Эта стела - как игла, воткнувшаяся мне в сердце, - сказал Никострат, глядя вместе с другом, как рабочие обтесывают памятник. Спартанец сжал плечо Мелоса. - Но если я вырву эту иглу, я сам рассыплюсь прахом... Мелос крепко обнял его. Серый гранитный памятник с выбитой на нем краткой надписью вызывающе высился на берегу, против солнца. Мануш, впервые увидев стелу и поняв, чье это творение, вскипел яростью и чуть было не послал рабочих немедленно обрушить ее. Но потом перс заметил свежие и увядшие венки из алых роз, возложенные к памятнику какими-то безымянными почитателями, и понял, что лучше ничего не трогать. Никострат, однако, оправился и приспособился к своему положению. Теперь спартанец интересовался многими вещами, которые презирали его соплеменники, - и о которых понятия не имело большинство эллинов; однако воинское искусство он по-прежнему ценил выше всего, и считал себя обязанным непрестанно в нем совершенствоваться. Никострат, по приказу царицы, был назначен полемархом, командующим тысячей ионийцев, - теперь они с Мелосом упражняли своих пехотинцев вместе, и, как раньше, много времени посвящали друг другу. Отныне Мелос встречался с Поликсеной по долгу службы, как подданный, и их доверительные разговоры почти прекратились. Своим доверием царица одаривала другого. Она нечасто проводила ночи с возлюбленным, не только из-за занятости, - Поликсена блюла тайну и свою репутацию; но когда Делий приходил в ее опочивальню, ласки приносили обоим глубокое удовлетворение. Отдыхая, они пили медовое вино и разговаривали. Однажды, когда счастливый Делий лежал в объятиях Поликсены, она сказала, перебирая его темные кудри: - Вот, ты добился того, чего желал, - царица любит тебя... Думал ли ты о своем будущем? Ты теперь свободный человек и можешь жениться. Делий напрягся - и, казалось, перестал дышать, словно не верил своим ушам... - Более того, это твой долг, - закончила Поликсена. Делий вырвался из ее ласковых рук и сел. - Твой подлый перс оставил тебя... и теперь ты хочешь бросить меня первой, чтобы не испытать новой боли? - воскликнул юноша со слезами ярости. - Так, Поликсена?.. Царица улыбнулась мягкой материнской улыбкой. - Не я требую этого, мой дорогой, - неизбежность. Подумай о том, как ты молод! Делий сжал кулаки. - Это неважно! Я не смогу без тебя жить... ты не понимаешь, сколько ты значишь для меня! Поликсена молча смотрела на возлюбленного, подперев голову рукой, словно предоставляя все решать ему одному. И тогда Делий потупился и спросил: - Ты позволишь мне быть откровенным? - Конечно, я даже настаиваю, - ответила Поликсена. - Я не желаю, чтобы ложь проникала в мою спальню. - Когда ты освободила меня... я, раб и невежда, столько узнал благодаря тебе! Я очень многому научился у тебя, моя царица, - Поликсена улыбнулась, видя, как юноша краснеет, и сама ощутила страстное волнение. Однако Делий продолжал, избегая ее взгляда. - Но я также многое узнал, бродя по городу! Я слышал, прости... сколько людей осуждает тебя... Поликсена перевернулась на спину и потянулась. - Это естественно, мой прекрасный. Только человек ничтожный не имеет врагов, - заметила она. - Да, конечно! Но ты еще не понимаешь... Одни люди осуждают тебя за твое многомужество, как женщину... а другие превозносят, как царицу. И я понял, почему. Делий схватил ее руку и покрыл поцелуями, от локтя до кисти. Поликсена задрожала, прикосновение к чувствительному местечку сразу вызвало жажду большего. - Ты знаешь, что сильные, богатые и богато одаренные мужи часто имеют многих жен... А ты - великая жена, которая у каждого из своих мужей взяла лучшее! Ты как сокровищница, открывающаяся избранным... и я так счастлив, что именно я избран тобою! Поликсена села, обняв колени. - Но тогда ты тем более должен понимать, что... - Не хочу этого слышать! Делий приник лицом к ее обнаженным коленям, к рукам. - Тебя называют гетерой на троне, но это неправда, - сдавленным голосом сказал он. - Гетеры рассчитывают свою любовь по часам, отмеряют за плату... это всегда ложь... а ты другая! Поликсена оторвала юношу от своих ног и, приблизив к себе его голову, припала поцелуем к негодующим устам. Скоро любовники опять потеряли себя в наслаждении. Но когда Делий уснул, Поликсена долго лежала, глядя в темноту. Этой ночью она заронила в душу возлюбленного зерно сомнения, которое непременно прорастет, дайте срок. Но иначе нельзя. Уснув, Поликсена увидела свою статую - эта мраморно-золотая властительница с подведенными агатовыми глазами и чуть заметной всезнающей улыбкой на карминных устах, как богиня, избавилась от всех земных потребностей и привязанностей. Поликсена надеялась, что от боли тоже. Статуя была закончена в середине осени - незадолго до того, как Эльпиде пришел срок родить; и гетера успела оценить эту работу. Талант Менекрата в ней раскрылся заново - это признали все, кто ее видел: восседавшая в кресле темноглазая женщина напоминала статуи египетских богинь, но была исполнена куда большей силы и отнюдь не казалась равнодушной. Она сжимала жезл черного дерева, с набалдашником из слоновой кости в виде головы барана, священного животного Амона, - и, слегка наклонив голову, выпрямилась в грозной готовности повелевать. Даже Никострат признал, что статуя матери великолепна и очень жизненна. Изваяние поместили в пустом зале, вроде египетской молельни, со стенами, расписанными растительным орнаментом в египетском же стиле. Поликсена однажды подсмотрела, с умилением и большой неловкостью, как ее невестка, присев, целует мраморное колено статуи. Эльпида что-то шептала: как будто приписывала изображению царицы божественные свойства... Поликсена хотела помочь Эльпиде подняться, но решила, что лучше не выдавать своего присутствия. Жена Никострата разрешилась от бремени неделю спустя, и родила здоровую девочку. * Как известно, Милет был родиной гетеры Аспазии, подруги знаменитого афинского государственного деятеля Перикла.