Сумерки Мемфиса

Когда обсуждали, как назвать новорожденную, Эльпида, - во власти какого-то пламенного суеверия, - отвергла воинственное имя Арета, предложенное Никостратом. Спартанец утверждал, что мужественное имя - лучший выбор для женщины в эти дни, тем более женщины из царской семьи. Мать прижала к себе темноволосую головку девочки и осыпала ее поцелуями; как будто пыталась защитить от всех будущих напастей. - Да, это очень мужественно, - воскликнула Эльпида, опять вперив взгляд в супруга. - Твои мужественные собратья все до единого полегли костьми на нашем берегу! А своего героического отца ты даже ни разу не видел живьем! Не хватало, чтобы, зовя нашу дочь, мы тоже призывали бога войны!.. Никострат чуть было не вспылил; но увидел опасный влажный блеск в синих глазах супруги - то безумие, которое посещает всех матерей, когда речь идет об их детях. Он вспомнил о старшем брате этой крошечной девочки. И кивнул, уступая Эльпиде. В конце концов, главное - что дочь родилась крепкой и голосистой. Наверняка в телесном развитии, силе и ловкости она скоро обгонит бедолагу Питфея. С сыном Никострат так и не смог подружиться; да и не слишком старался, по правде говоря. Девочку назвали Гармонией, в память о Фивах. Когда Поликсена пришла взглянуть на ребенка, она покачала внучку на коленях, дала ей стиснуть в кулачке свой палец. А потом, улыбнувшись, задумчиво сказала: - Что ж, это открывает для нас новые возможности. И Эльпида, и Никострат отлично поняли, что подразумевает царица. Эльпида, хотя и оставалась красивой и эффектной, была уже далеко не юна - если не считать Питфея, едва ли разумно было дожидаться от нее наследника мужского пола; и потому Никострат, скорее всего, не станет прямым продолжателем династии. Никострат упорно противился такому назначению - и теперь Поликсене начало казаться, что сын и в самом деле не подходит на роль ионийского царя. С другой стороны, кроме Главка, сына Мелоса и Фрины, можно было передать власть мужу Гармонии - сознательно выбрав наиболее достойного из соискателей, как то было с Еленой Спартанской; и как по сей день делалось в Египте, где власть могла перейти к мужу царевны крови... В той Ионии, которую они строят, порядок престолонаследия еще никем не установлен - и должен быть узаконен первой царицей. Родоначальницей. Как далеко она зашла!.. Поликсена вздрогнула, очнувшись от грез, и рассмеялась. Она уже распланировала будущее внуков! А ведь, ко всему прочему, есть двое детишек ее племянника, которым Поликсена пообещала трон - и которые, вот увидите, этого не забудут. "Нам бы дожить до завтра", - подумала царица. Как тогда, когда накануне битвы за Милет увидела в глазах Делия мольбу и желание, обращенные к ней... Она встала и улыбнулась сыну и невестке. - Отдыхай, дорогая, - сказала Поликсена Эльпиде; и ушла распорядиться о приготовлениях к пиру и о жертвоприношениях в честь рождения внучки, а также об оглашении случившегося народу. Пусть это не такое великое дело - царское правление, особенно недавнее, должно сопровождаться празднованием знаменательных событий, чтобы как можно крепче отложиться в памяти людей. С обильным угощением, музыкой и возлияниями. Хотя память у людей коротка, особенно у необразованных, улыбнулась Поликсена, шагая по направлению к своим покоям. Те, кто незнаком с историей, склонны смешивать новые обычаи с самыми древними: и если царская власть в Ионии сохранится... ну хотя бы еще сотню лет... очень многие поверят, что так было испокон веку и так тому и следует быть. Поликсена поела в одиночестве, а потом, сверившись с клепсидрой, приказала позвать Делия, который как раз должен был освободиться после службы и направиться в дворцовые конюшни. Помимо солдатских обязанностей, - не слишком обременительных в мирное время, - Делий попросил, чтобы его опять назначили конюшим. Он признался, что любил свою прежнюю работу. "Во дворец меня взяли два года назад... за красоту", - сказал ее возлюбленный. И, видя, как заледенели серо-голубые глаза юноши при этих словах, можно было без труда догадаться об остальном. Сердце Поликсены сжалось, к горлу подступила тошнота, когда она услышала это признание: словно это ее саму осквернили и оскорбили. Царица не стала задавать своему слуге никаких вопросов - однако порадовалась, что высокопоставленный придворный, воспользовавшийся телом Делия для утоления похоти, по всей видимости, скоро нашел себе новую забаву и не успел развратить его душу... Молодой вольноотпущенник явился, разрумянившись от холода, еще более красивый, чем обычно. Он поклонился и радостно улыбнулся хозяйке. - Какие будут приказания, моя царица? Поликсена подошла и поцеловала его в прохладную щеку; любовники крепко обнялись, так что хрустнули новые кожаные ремни доспехов юноши. - Думаю, сегодня мы с тобой можем отправиться на прогулку. Делий обрадовался еще больше. Царица поручила ему уход за Флегонтом: пока сама хозяйка была не в состоянии садиться на своего любимого коня. И вот теперь она понемногу возвращалась к старым привычкам. Любовники покатались по садовым дорожкам, наслаждаясь тишиной и обществом друг друга; под копытами коней приятно хрустела палая листва. Поглядывая на Делия, Поликсена радовалась, что он нашел себе занятия вне дворца и казарм - в казармах он только спал. Любимец царицы вызывал зависть и пересуды как среди простых солдат, так и среди надменных царедворцев. Хотя Делий был удивительно скромен и никогда не просил у своей покровительницы ничего сверх положенного двойного жалованья. Поликсена догадывалась, что товарищи не любят его. Другие царские лучники предпочитали в свои свободные часы бражничать, играть в кости и гоняться за юбками - и одно то, что Делий питал отвращение к такому времяпрепровождению, заставляло солдат считать его выскочкой и неженкой; а уж то, что он из раба мгновенно превратился в милостника царицы... Правда, Делий был умен и ожидал такого отношения к себе, и оно его не слишком задевало. Пока он получал за свои труды высшую награду! Вернувшись во дворец, они распрощались. Поликсена взглядом и пожатием руки разрешила Делию прийти к ней ночью. Насытив свою страсть, любовники еще некоторое время лежали, прижавшись друг к другу, - им были приятны просто объятия, без слов. Делий поглаживал плечо Поликсены, которая теперь устроилась у него на груди. А потом царица вдруг произнесла: - Ты помнишь Клео? Ты знал ее? Поликсена приподнялась и посмотрела в лицо Делию - она хотела увидеть, какие чувства вызовет у него напоминание о беглой рабыне. Которая, по-видимому, и пыталась убить свою госпожу! Делий некоторое время молчал, отвернувшись от нее, - а потом рывком сел и натянул на себя покрывало. Все еще не глядя на царицу, он глухо произнес: - Я знал эту женщину. Она еще прошлой зимой пыталась сделать меня своим сообщником. Поликсена застыла, прижимая к груди простыню. А Делий повернулся к ней и холодно сказал: - Клео убеждала меня покуситься на твою жизнь... по приказу своей хозяйки, Геланики. Я ответил, что никогда на такое не пойду... и тогда эта девка залилась слезами и заявила, что госпожа убьет ее, если она не справится с поручением. Она попыталась забраться в мою постель, но я вытолкал ее... Делий поморщился и замолчал. Как будто сказал уже слишком много. Поликсена смотрела на него, все крепче сжимая свою простыню. А потом заговорила - тихим голосом, который был ужаснее крика. - И ты... все это время молчал? И ты еще смел утверждать, что любишь меня?.. Делий, не дрогнув, посмотрел ей в глаза. - Я люблю, - сказал юноша. - Но тогда... ты была для меня госпожой, далекой, как звезда, а мы с Клео - бедными рабами. Я не верил в то, что у Геланики что-нибудь получится. И если бы я донес на Клео тебе или твоим приближенным-персам, ее бы почти наверняка казнили мучительной смертью; а вероятно, и меня. Делий усмехнулся. - Ты сама знаешь, как мало ценятся наши жизни. И как мало веры господа дают нашим словам. Поликсена низко склонила голову, так что черные волосы разбежались по плечам. Делий смотрел на ее ровный пробор и едва дышал, ожидая царского решения... - Я тебя... понимаю, - наконец произнесла его возлюбленная. - И я рада обнаружить в тебе такую верность своим собратьям. Благодарю тебя за смелое признание. Она взглянула на Делия. Юноша улыбнулся - Поликсена увидела, какой груз свалился с его души. Она бросилась в объятия Делия; и он прижал ее к себе, целуя со слезами на глазах. - Я и представить себе не мог, как заблуждался! Но теперь все кончено, слава богам! - Правда? - тихо спросила Поликсена. Рана под коленом, чувствительная к сырости и холоду, опять заныла. В наступившем молчании Поликсена задумалась о Геланике и Клео, которых совсем было сбросила со счетов. Она поверила, что ее рабыня сбежала со своим сообщником... а кто, кстати сказать, ее сообщник? Поликсена посмотрела на Делия, и тот сжал губы, чувствуя ход ее мыслей. Подразделение лучников среди ионийских солдат, входивших в личную охрану царицы, было сформировано всего пять лет назад - это сделал Дарион, по персидскому образцу. Ну и, конечно, в память о древних царствах Малой Азии. Вывод, что стрелок, ранивший царицу, был из числа этих воинов, напрашивался сам собой. И, скорее всего, он продолжал служить как ни в чем не бывало. А самое главное, ведь и Клео могла остаться в Милете - и шпионить для своей госпожи. - Думаю, кто бы это ни был... он не так глуп, чтобы повторить свою попытку теперь, - сказал Делий. - Пока море заперто. - Скорее всего, - согласилась Поликсена. И убийца до сих пор себя не выдал: если он рядом, значит, ждет команды. - Но что может Геланика противопоставить мне? Глаза Делия в темноте казались совсем голубыми. - А что, если она переманит на свою сторону персов Тизаспа? Тех самых, которых ты прогнала? Эта женщина может избавиться от своего мужа и предложить себя одному из влиятельных азиатов - думаю, на нее многие бы польстились... Поликсена долго молчала, положив голову на колени. А потом вдруг спросила, без всякой связи с предыдущими словами: - Скажи мне, когда ты меня спасал... ты спасал женщину или царицу? Делий понял ее. - Я знаю, сколько мнений существует на сей счет среди свободных... Но я скажу тебе, что думает об этом невольник, рожденный рабом и рабыней. Ты сама говорила, что рабов в наших полисах... и в городах Эллады... на порядок больше, чем свободных граждан. Во всяком случае, не меньше! - Верно, - откликнулась Поликсена. - Когда у государства есть царь, раб чувствует - у него один отец и господин, которому все подвластно... или же одна мать, - продолжил Делий, все больше волнуясь. - А при демократии раб живет так, словно этих господ тысячи, и все равновелики! В Афинах царем мнит себя каждый гражданин, не так ли? - Верно, - во второй раз согласилась Поликсена. Она подумала - Персии и подвластным ей восточным государствам в самом деле свойственно более мягкое, семейное отношение к рабам, нежели в Элладе; во всяком случае, к домашним. А все потому, что нравственный закон в лице единого государя простер крылья над всеми. Конечно, если не считать тех рабов, кто занят на грандиозных строительных работах, на орошаемых полях и в рудниках. Но это такая же неизбежность для империи, как и содержание постоянной армии. Чем ярче божественное пламя, тем гуще тени. Коринфянка обняла себя за плечи. Еще одна зима впереди... Еще одна возможность собраться с силами перед решающей схваткой со всем миром... Такова плата за величие, царица Поликсена. Она бросила взгляд на любовника - Делий уже спал, сном беспечной юности. Поликсена улыбнулась; поднявшись с постели, коринфянка прошлась босиком по холодному полу и поворошила кочергой угли в жаровне, вдохнув аромат кипариса. Хотелось бы знать, что поделывает сейчас афинский наварх. Калликсен Пифонид по-прежнему на ее стороне - или его уже перетянули на свою сторону сограждане-демократы? Поликсена передернула плечами: ей по-прежнему представлялось такое правление, с голосованием невежественного люда в суде и по каждому важнейшему случаю, самым неразумным и стихийным... Хотя аристократия - "власть лучших", как в Фивах и ее родном Коринфе, а также Спарте, может быть еще пагубнее. Это путь к бессовестному обогащению и тирании многих вместо одного. Поликсена кивнула себе, снова приходя к старому выводу. Наилучшее - и самое прочное государственное устройство есть единодержавие, которое пользуется поддержкой низов, в противовес аристократам... Она вернулась в постель, накрывшись одеялом из тонкой милетской шерсти. Впервые, засыпая рядом с Делием, коринфянка думала не о нем.