Сумерки Мемфиса

- Так ты полагаешь, что это была хитрость, - сказал Мануш. Поликсена сидела на террасе, вполоборота к персу, - а он стоял, загораживая арку, ведущую в зал. - Да, - царица кивнула. - Конечно, Приена сдалась, потому что дух ее жителей слаб... и они опасались, что Надир сожжет и разрушит все, если они воспротивятся. Но не только поэтому. Мануш насмешливо улыбнулся. Поликсена давно научилась читать его настроения. Нахмурившись, она откинулась в кресле и поманила военачальника пальцем. - Иди сюда... садись. Мне не нравится, когда ты так стоишь надо мной. Мануш отпустил бахромчатую занавесь и величественно прошел в арку, усевшись напротив царицы: крупные руки он сцепил на филигранном золотом поясе. Мануш вежливо молчал, ожидая дальнейших слов Поликсены; однако эллинка чувствовала, что он думает обо всем происходящем. Ее главнокомандующий приготовился достойно принять смерть - у него не было надежды выстоять против стольких врагов сразу, считая еще и самих ионийцев... Персы, несмотря на большое пристрастие к плотским радостям, во многом заслуживали восхищения. Поликсена предложила военачальнику вина, и он не отказался. Этот кувшин распечатали у царицы на глазах - в последнее время она стала особенно внимательна к тому, что пьет и ест; и Мануш, несомненно, тоже. Когда оба выпили, Мануш произнес: - Сегодня я получил последние донесения о положении дел в Приене. Воины Надира сожгли там все, что могло гореть, и захватили все городские запасы продовольствия. Все мужчины, способные сопротивляться, убиты, все молодые женщины обесчещены, многие превращены в рабынь... Перс говорил так, точно пострадали его собственная земля и подданные его царя. Хотя разве не так это было теперь? Поликсена отхлебнула еще вина и закашлялась. Потом, отставив кубок, поднялась и подошла к резной балюстраде, опершись на нее. Коринфянка пригласила Мануша к себе поздно ночью, когда были переделаны бесконечные дневные дела; вглядевшись вперед, за ограду сада, можно было увидеть огни на улицах и крепостных стенах Милета, горевшие в бронзовых чашах. Отсюда утомленным глазам царицы представлялось, что это пожарище Приены... - Вероятно, те из людей Приены, кто открыл ворота персам, сами не ожидали такого, - сказала Поликсена, не поворачиваясь к собеседнику. Она сжала перила. - Или это Надир не сумел обуздать своих солдат - неудивительно, они так изголодались у себя на Самосе! Но целью ионийцев, которые так быстро сдались, было столкнуть две ваши армии... Мануш резко поднялся и приблизился к ограждению, остановившись слева от Поликсены. - Какое это теперь имеет значение, царица? Мы должны придумать, как нам победить врага! - А ты намерен победить? - Поликсена взглянула в мрачные черные глаза азиата и усмехнулась. - Почему же тогда ты ничего не предпринимаешь - и не даешь мне ничего предпринять? Мануш сжал губы. - Я не могу оставить Милет без прикрытия, ты это знаешь! Как я выведу отсюда армию?.. Поликсена отступила вглубь террасы и сложила руки на груди. - Еще немного, и Надир перекроет все пути на север, - сказала она. Отвернувшись, наместница выругалась себе под нос. - Не понимаю... чего они ждут? Почему бездействуют? - Вероятно, рассчитывают, что мы нападем первыми, оставив Милет без защиты и явив свои слабости, - сказал перс. - Они могут ударить сразу по нескольким направлениям... Поликсена топнула ногой. - Довольно!.. Я устала, Мануш. Если ты и дальше намерен сражаться с Надиром только на словах, мне нечего с тобой больше обсуждать! Воевода неподвижно смотрел на нее - и за этой невозмутимостью угадывалось множество чувств; преобладала среди них все та же снисходительность. Нечего женщине, сколько угодно великой, указывать мужчинам, как им сражаться. Однако Поликсена и не собиралась спорить. - Можешь идти, - холодно сказала она. Мануш, поклонившись, удалился. Поликсена еще некоторое время оставалась на террасе одна, потягивая вино, - ветер шевелил ее черные волосы и холодил ей лоб; у нее появилась мысль, которую надлежало хорошенько обдумать. Если бы только враги дали им время. Наконец наместница поднялась и, потерев воспаленные глаза, направилась в свою спальню. Она шла одна темными коридорами, которые за эти годы изучила как свои пять пальцев; и все же шорохи в углах заставляли ее вздрагивать. Неподвижные часовые у дверей и в узких переходах не рассеивали этого гнетущего впечатления, а только усугубляли его. У входа в опочивальню царицу ждал Делий. Он поклонился ей. - Госпожа, тебя сегодня так долго... Поликсена наградила его таким взглядом, что радостная улыбка молодого человека померкла. - Почему ты не на службе? Я не помню, чтобы звала тебя! Делий отступил на шаг, вспыхнув от обиды. - Я был на службе, но сейчас все уже легли! И я беспокоился о тебе, Поликсена! Ты теперь почти не вспоминаешь обо мне! Царица сдвинула черные брови. - Не называй меня по имени при посторонних, - сухо напомнила она. - И иди спать, час поздний. Делий хотел еще что-то сказать, подался к ней, простерев руку... но только густо покраснел и остался на месте, опустив темнокудрую голову. Поликсена гордо прошествовала мимо любовника, и тяжелые створы дверей за нею захлопнулись. Молодой командир царских лучников бросил на эти двери убийственный взгляд. Пробормотав сквозь зубы: "Старуха", он ушел, громко топая. Стражники, задремавшие на постах, вскидывались, с подозрением провожая его глазами. Но Поликсена уже не думала о Делии и его обиде. Пока Аглая раздевала ее и обтирала губкой, смоченной в ароматной воде, царица придумала, как будет действовать завтра. Пока только в общих чертах; но остальное выяснится в свое время. Аглая расчесала ей волосы и заплела на ночь в косу. Улегшись в свежую благоухающую лавандой постель, Поликсена улыбнулась, глядя на рабыню. - Ты хорошая девушка. - Благодарю, моя госпожа, - Аглая поклонилась, тронутая похвалой. А Поликсене в этот миг было почти безразлично, кого хвалить, - она радовалась собственным мыслям. Поскорее бы наступило завтра!.. Она заснула мгновенно; и проснулась в обычный час, полная бодрости. Приняла ванну и, быстро одевшись, позавтракала финиковым хлебом и кислым молоком. Потом направилась в зал приемов. - Пусть явится царевич Никострат, - распорядилась она. Царский вестник не сумел скрыть удивления - государыня желала говорить с сыном в таком месте, точно с обычным просителем или гостем. Однако ее пожелания не оспаривались. В ожидании сына Поликсена опустилась в кресло; темные глаза ее мерцали, на губах появилась странная улыбка. Никострат явился, запыхавшись, наскоро одетый. При виде величественной матери лаконец сперва застыл; а потом поклонился. - Я был на плацу, с воинами... Пришлось переодеться, - объяснил он. - Что-то случилось, мать? Поликсена поднялась с места. Она сложила руки на груди и постучала подкованной сандалией по разноцветным узорам пола. - Вчера я допоздна сидела с Манушем. Как выяснилось, напрасно, - сказала царица. - Мы обсуждали положение Приены. Мой главнокомандующий намерен ждать следующего хода противника - я не согласна с ним... - Я тоже не согласен! - не сдержавшись, перебил ее Никострат. Поликсена посмотрела на сына - и кивнула. Она слегка зарделась, улыбаясь уголками губ. - Это хорошо. Потому что я собираюсь поручить тебе то, чего не могу поручить Манушу, - выбить врага из Приены, пока Надировы персы увлечены грабежом и не ожидают нападения. Ты ведь, помнится мне, хотел прославиться на войне? Спартанец кивнул, не отводя своих серых глаз. - Да. - Мануш не подчиняется мне в военных делах, а с возрастом сделался чрезмерно осторожным. Или же чистосердечно уверен, что это лучшая тактика... Царица усмехнулась. - Однако смелость - оружие, которое даже смертным помогает противостоять богам... От тебя же такого не требуется. Ты можешь взять всех греков, которыми ты командуешь сейчас, и еще всех воинов Мелоса. Это будет три тысячи с лишним. Поликсена сделала паузу. - Я бы доверила командование Мелосу - я люблю его и во всем на него полагаюсь; однако в тебе есть то, чего нет и не будет в моем зяте. Спартанское презрение к смерти - или, вернее, презрение к жизни. Таков же был твой отец. Никострат, как всегда, был польщен сравнением с Ликандром; и Поликсена чувствовала, что ее наследник безмерно гордится таким приказом. - Когда нам выступать? - воскликнул он. Поликсена положила руки ему на плечи и глубоко заглянула в глаза. - Когда сочтешь нужным, сын. Ты теперь главнокомандующий всеми силами греков в Милете, и у тебя есть опыт. Но советую тебе не медлить - берите на складах лучшее оружие и сколько угодно припасов; и я могу предоставить в ваше распоряжение все мои корабли. - Я считаю, что лучше подобраться к врагу с суши, - тут же возразил Никострат. Поликсена кивнула. - Пусть так. Кроме греков, с тобой отправятся египтяне, которые являются моими наемниками и подчиняются мне одной: это будет уже четыре тысячи. Войско Надира, до переправы через пролив, составляло около десяти тысяч - но они тоже понесли потери, и в городе размещено не более семи. Остальные персы расположились лагерем на берегу, под скалой. Им нужно стеречь свои суда и вести наблюдение за морем. Спартанец кивнул, ловя каждое ее слово. - И вот еще что... скажи Мелосу, что он должен убедить присоединиться к вам хотя бы часть персов Мануша. Пусть заставит их понять, как дорого всем нам может обойтись медлительность их главнокомандующего: Мелос красноречив и лучше тебя умеет говорить с азиатами. Здесь шесть тысяч - если вас послушает хотя бы треть, у тебя будет внушительное войско. Поликсена улыбнулась. - Когда вы вернетесь, не бойтесь недовольства Мануша - я вас защищу. Никострат рассмеялся. - Об этом не думай, мать! Если мы вернемся победителями, Манушу придется говорить с нами по-другому! Поликсена кивнула. - Ты прав. Она с любовью окинула взглядом могучую фигуру Никострата. Со своими темными волосами, стянутыми в хвост, короткой жесткой бородой, широко поставленными серыми глазами он был живым подобием отца. Он взял у Ликандра лучшее - и воспитал в себе качества, которых не было у этого потомственного спартиата... Царица привлекла к себе сына и поцеловала в лоб. Никострат крепко обнял ее: такие проявления нежности между ними были редки. Отстранив от себя Никострата, царица еще раз улыбнулась ему. - Иди и действуй. Я прикажу, чтобы тебе дали ознакомиться с последними донесениями из Приены. А дальше - на твое усмотрение! Никострат торжественно поклонился матери и, повернувшись, быстрым шагом покинул зал. *** Мелосу удалось вызвать возмущение среди милетских азиатов - и к Никострату примкнула почти половина всех воинов Мануша, расквартированных в столице. Мелос загорелся желанием тоже пойти с родичем, поддержать его в первом самостоятельном походе; но Никострат отклонил это предложение. - Ты должен остаться и охранять царицу, - сказал он. Войско приготовилось к выступлению так быстро, что Эльпида узнала обо всем только в последний миг. Она бросилась следом за мужем и нагнала его уже в дверях, облаченного в доспехи. Услышав окрик жены, Никострат стащил с головы шлем и шагнул ей навстречу. Эльпида бросилась в его объятия, прижалась всем телом. - Сумасшедший! Почему ты мне... Как ты мог!.. Она путалась в словах; из груди рвались рыдания. Эльпида знала, что нельзя так провожать воина, идущего на смерть, и лишь молча замотала головой, как будто пыталась отринуть грозящую ему опасность. Никострат горячо поцеловал ее. - Боги любят безумцев, ты же знаешь! Я вернусь! Но длить прощание он не мог; еще раз поцеловав жену, царевич выбежал из дворца. Оказавшись снаружи, он надел свой глухой коринфский шлем - и, несколько раз глубоко вздохнув, прогнал все мысли, неподобающие воину и начальнику войска. Твердо ступая, Никострат двинулся навстречу судьбе. Наследник царицы одержал блестящую победу. Вечером третьего дня после выступления войска от Никострата во дворец примчался вестовой, который сказал, что, обрушившись на персов с сокрушительной яростью, воины царевича выбили их из Приены. Разоренный город был освобожден. Надир отступил: Никострат преследовал его некоторое время, нападая на отставших, но потом персы отбились и, запутав следы, ушли дальше на север. Послав к матери нового гонца с донесением, Никострат направился обратно в Милет.