Сумерки Мемфиса

Геланика смирилась с необходимостью вернуться в Милет. Критобул сказал жене, что наместница пообещала не карать преступницу, отдав ее на поруки супругу - если тому удастся отнять ее у Надира. Несмотря на это, Геланика все равно трепетала перед царицей, памятуя о том, сколько зла причинила ей и всему ионийскому народу. Облеченных властью женщин другие женщины зачастую боятся больше, чем мужчин... Однако Поликсена осталась более чем удовлетворена отчетом Критобула, и даже на похищение царевичей не рассердилась. - Лучше мальчикам теперь жить поближе ко мне, - сказала она моряку; и помрачнела. - Очень может быть, что ты увез их вовремя. Поликсена пожелала также видеть и Геланику. Бледная, дрожащая, бывшая наложница предстала перед нею. Наместница некоторое время вглядывалась в лицо Геланики с высоты своего трона, не произнося ни слова; осмотрела ее фигуру, казавшуюся бесформенной под несколькими разноцветными бахромчатыми покрывалами. А потом, так же безмолвно, Поликсена махнула рукой, разрешая Критобулу вывести свою жену из зала. - Ее нельзя покарать сильнее, чем она уже сделала это сама... Всему спасшемуся семейству, - Критобулу, Геланике и ее сыну с единокровным братом, - отвели комнаты во дворце. А немного погодя Поликсена опять вызвала к себе наварха. - Ты заслуживаешь высокой награды, - искренне сказала она. - Что бы тебе хотелось получить в знак моей признательности? Критобул растерялся. Теперь, когда он выполнил трудное поручение и получил назад жену, он не мог сказать, чего ему еще не хватает. Наконец миноец облизнул губы и ответил: - Я всем доволен, госпожа. И, наверное... сейчас мне следует думать о нуждах других, а не о своих собственных. Я бы хотел остаться и помочь ионийцам выдержать грядущие испытания. Поликсена была слегка удивлена - но не слишком. - Ты благородный человек... или же стал таким недавно, - заметила она. - Ты понимаешь, что Ионии предстоят еще худшие испытания, нежели теперешние! Конечно, я разрешаю тебе остаться. Критобул улыбнулся и приосанился. Поликсена тоже улыбнулась. - Если ты затрудняешься с выбором награды для себя, я выплачу ее золотом. Это пригодится всегда, а тебе сейчас - особенно. Ты уже думал о том, где поселишь свою семью? До сих пор Критобул жил в порту, ему вполне хватало двух комнат с простой мебелью. Он качнул головой. Но царица успела обдумать и это. - Могу предоставить тебе хороший дом в персидском квартале - если не погнушаешься таким соседством. Немало домов там в последнюю войну с греками лишились своих владельцев - а разрушенные совсем недавно кончили отстраивать. Ну как, согласен? Наварх понял, что отказать будет совсем неучтиво; и благодарно поклонился. - Да, государыня. Ты очень щедра. Он ушел; Поликсена проводила его взглядом, полным печальной задумчивости. Лучшей наградой этому минойцу была бы возможность немедленно уплыть на родину с ее деньгами; но так Критобул не поступит. Сколько еще человек погибнет во славу ионийской правительницы, прежде чем все кончится - и прежде чем погибнет она сама? Или ей все же суждена мирная старость?.. Поликсена чувствовала, как возросло напряжение между ионийцами и персами после победоносного возвращения ее сына. Греки громко чествовали Никострата - а персы затаили злобу, несмотря на то, что победа царского сына была во благо всем. Мануш, поговорив с Поликсеной наедине, высказал ей свое возмущение в самых нелицеприятных выражениях; однако оба понимали, что только разговором все и ограничится. Они все теперь слишком зависели друг от друга. И сам Никострат был далеко не так доволен своим успехом, как многие вокруг. Когда царевич входил в город во главе ликующего воинства, когда восторженные девушки увивали его гирляндами из роз, а его воинам бросали под ноги цветы... конечно, тогда у него голова шла кругом от торжества. Но тем же вечером спартанец говорил с матерью, горько сожалея о том, чего уже не мог исправить. "Я упустил их, мать! Упустил!" Последовал сумбурный пересказ событий, краткое изложение которых Поликсена уже слышала. Отступавшие персы устроили засаду в кипарисовой роще близ Эфеса, засыпав греков стрелами; и ушли, внеся смятение в ряды противника. Ионийцы разделились еще у Микале, и Никострат устремился в погоню с тремя тысячами против Надировых оставшихся шести. Несмотря на то, что главарь самосских азиатов потерял две тысячи воинов в ожесточенной битве за Приену, его преимущество оказалось слишком велико. Будь под началом Никострата три тысячи... даже две тысячи спартанцев вместо ионийских греков, он бы не сомневался, что разгромит армию Надира. Но спартанских наемников у него было всего пятьдесят два, они не принадлежали к Равным - и уже в значительной степени утратили прежние навыки. Никострат вынужден был вернуться в Милет, чтобы сберечь свою армию. "Я горжусь тобой. Никто на твоем месте не сделал бы больше", - сказала Поликсена, выслушав повесть сына. И это было так. Однако она сама, на своем месте, могла и должна была сделать больше! Царица разослала вестников по всем ионийским городам, предупреждая о неприятеле; а также сурово поговорила с Манушем о необходимости усилить дозоры на дорогах и гарнизоны в полисах. Перс ответил, что будет сделано все возможное, - хотя людей Манушу давно не хватало: особенно после того, как многие бежали к Надиру в поисках более счастливой доли. Положение складывалось все более опасное. Однако ни Поликсена, ни ее приближенные не знали, что Надира уже не было в живых, когда воины Никострата наступали его солдатам на пятки. Военачальник был тяжко ранен в бою под Приеной - его сперва тащили на носилках, а потом, чувствуя, что долго не протянет и только задерживает все войско, Надир сам приказал себя заколоть. Вскоре после этого отступающая армия распалась - одни стояли за то, чтобы попытаться штурмовать другой легкодоступный ионийский город, а прочие предлагали бежать в Карию или богатую Лидию, чтобы попроситься на службу к одному из царей. В конце концов персы разделились, и половина ушла на восток. Остальные принялись разбойничать, прячась по горам и лесам; и чинили немало бед проезжающим купеческим караванам и военным отрядам. Прямой угрозы государству они больше не представляли - однако нарушали спокойствие в сатрапии, которое и без того было весьма шатким. Никострат, которому больше не выдавалось случая проявить себя, извелся от ожидания вестей из Эллады. Скоро придет новая осень - и что тогда? Придется ли им опять зимовать на одном пятачке с персами?.. Поликсена, которая мучилась неизвестностью так же, как и другие, теперь чаще прежнего уединялась. Она, как и раньше, каталась верхом по садовым дорожкам и аллеям - порою ее сопровождал Мелос, но чаще царица оставалась вдвоем со своим Флегонтом. Добрый вороной, казалось, понимал ее без слов. Делия наместница больше ни разу не приглашала разделить свой досуг; и даже почти не виделась с ним. Поликсене было тяжело это осознавать - но она чувствовала, что ее молодой даровитый вольноотпущенник и возлюбленный охладел к ней; да и сама она не ощущала былого восторга от их свиданий. Что ж, всему свое время... Для нее, похоже, настало время одиночества. Мелос как-то высказал свои опасения насчет таких прогулок. В густой листве или среди цветущих кустов легко мог притаиться убийца, выучивший обыкновения царицы. Поликсена беспечно улыбнулась и ответила: - Что ж! Тогда у государства останетесь ты и мой сын. Мелос ужасно возмутился. - Что ты говоришь! Поликсена рассмеялась. - Я пошутила, друг мой. А если говорить серьезно, мне требуется хотя бы иногда побыть совсем одной. Ты знаешь, что царица ни днем, ни ночью не бывает предоставлена сама себе, вынужденная играть свою роль. Мелос кивнул. - Я понимаю. Но так все равно нельзя! Было решено, что, помимо постоянной стражи, которая следила за порядком в саду и совершала обход утром и вечером, царицу на прогулках будут всегда сопровождать еще двое конных стражников - один далеко позади, другой впереди, чтобы не мешать ей. Несколько дней спустя после этого разговора Поликсена выехала на прогулку утром, когда было еще свежо, а воздух особенно благоухал. Коринфянка обычно посвящала это время раздумьям, но сегодня совсем не хотелось думать - только дышать сладчайшими милетскими розами, слушать соловьев и чувствовать, как несет ее послушный сильный конь. Поликсена вступила на площадку, вымощенную ракушечником, и остановилась перед ажурной беседкой; а потом спешилась. Поводья Флегонта она привязала к глицинии, увивавшей беседку. Царица направилась внутрь: она села на скамью и осмотрелась. Ветви так густо оплели полукруглый домик, что резные птицы в коронах, парами сидевшие на жердочках-поперечинах, почти совсем скрылись среди листьев и пышного каскада лиловых и белых соцветий. Солнце лишь местами проникало сюда. Поликсена прикрыла глаза, смакуя эти мгновения. Вдруг она ощутила сзади справа быстрое горячее дуновение и треск, как будто что-то прорвало живую сеть, оплетавшую беседку. Вскрикнув, Поликсена дернулась вперед - что-то не пустило ее; она услышала, как рвется шелковый рукав. Часто дыша от страха, наместница опустила глаза на свою правую руку, уже зная, что увидит. Стрела, пущенная кем-то ей в спину, пробила резную стенку и застряла среди глициний, пришпилив одежду Поликсены, - листовидный наконечник торчал спереди... и, как показалось Поликсене в полумраке, был смазан каким-то блестящим варом. - Яд! Чтобы наверняка!.. - прошептала царица. Ее прошиб пот, когда Поликсена поняла, что вновь разминулась со смертью на волосок. Но если она сейчас оцарапается, освобождая руку... Со всею осторожностью Поликсена выскользнула из кафтана, оставшись только в льняном хитоне и шароварах. Облегченно вздохнула - и тут же вскочила, повернувшись в ту сторону, где затаился преступник. За беседкой росли кусты жасмина - там можно было укрыться; но вот попасть с такой точностью, почти вслепую... "Кто же это стрелял?.. И почему он больше не стреляет, поняв, что промахнулся?" Озябнув без верхнего платья и от волнения, Поликсена выбежала на площадку: так, чтобы оказаться как можно дальше от злоумышленника. - Эй, стража! - хрипло крикнула она, оглядевшись по сторонам. - Здесь убийца, на меня только что покушались!.. Ей ответило лишь эхо. В эти мгновения Поликсене казалось, что за нею со всех сторон из-за кустов и деревьев наблюдают холодные глаза предателей; ее охватил панический страх. Еще немного, и властительница Ионии вскочила бы на лошадь и помчалась прочь, потеряв рассудок... Она шагнула к своему Флегонту, протянув руку к его шее, - и наконец услышала, как с обеих сторон скачут стражники, приставленные к ней Мелосом. Но не успели воины достичь площадки, как кусты жасмина с противоположной стороны хрустнули и к Поликсене вышел сам Мелос. Муж ее дочери шагал прямо на нее, бледный, с неестественно расширенными глазами. Царица подняла руки к горлу... она шевельнула губами, пытаясь остановить его; но не вышло ни звука. Однако иониец остановился сам. Мелос оглядел ее с головы до пят, и лицо его выразило неверие и радость. - Цела! Я почти не надеялся! Поликсена очнулась от жуткого наваждения - и даже смогла улыбнуться. - Откуда ты взялся?.. Мелос принужденно рассмеялся. - Что-то побудило меня сегодня пойти за тобой по пятам, оставив все дела. Я шел и следил... и все равно чуть было не промахнулся. Поликсена опять ощутила ужас, от которого сжалось в животе. - Что значит - не промахнулся? Мелос открыл рот, взглянул на стражников... а потом сделал царице знак. - Лучше пойдем со мной, госпожа. И вы идите с нами, - возвысив голос, приказал он воинам. Они вчетвером обогнули беседку и стали пробираться через помятые кусты, в ту сторону, откуда стреляли в царицу. Еще на полпути Поликсена поняла, что ее неудавшийся убийца мертв - потому и не выпустил новую стрелу. А через несколько мгновений коринфянка поняла, кто этот убийца... Делий лежал ничком под акацией, повернув свою красивую голову, - серо-голубой глаз был широко раскрыт, словно командир царских лучников раз и навсегда был чем-то удивлен. Из-под его правой лопатки торчал нож. Персидский лук и колчан валялись неподалеку. Поликсена, ощущая мертвенное спокойствие, присела над своим молодым возлюбленным. Она долго смотрела на него - а потом подняла глаза на Мелоса. - Это ты?.. Иониец кивнул. - Прости, было не до благородства, - сумрачно сказал он. Поликсена медленно встала, не сводя глаз с мужа дочери. Мелос выдержал ее взгляд. - Я давно предупреждал тебя, царица, что нельзя доверяться рабам - даже освобожденным.