Сумерки Мемфиса

Разноязыким благородным собеседницам потребовалось много усилий, чтобы по-гречески говорить о новой вере персов; даже у Поликсены скоро кончились слова, а у Нитетис тем более. Помогать им было некому – и ничего записывать, как во время уроков Пифагора, было нельзя. И еще более нельзя. Но несмотря на это, Нитетис под конец, утерев со лба пот от усилий, сказала с улыбкой: - Я все время упражняюсь в греческом письме… и мне будет весьма полезно поучиться ему на вере Заратуштры. Ты мне поможешь. Поликсена поклонилась, весьма впечатленная этим уроком и так же, как Нитетис, со страхом и радостью предвкушавшая продолжение. Она уже немало поняла из рассказа египтянки, и главное, самое удивительное, было вот что: возвещенный древним пророком Заратуштрой бог-вседержитель Ахура-Мазда, творец всего сущего, провозглашался источником всего земного блага – и, понимаемый своими приверженцами единым, не требовал свержения всех других богов. Царь же персов, несмотря на верховную власть, не почитался верховным богом, как в Египте. Но так же, как египтянин, перс-зороастриец определял свою посмертную судьбу праведною жизнью на земле. Поликсена до сих пор мало знала о том, чем почитают человеческую душу египтяне, - Пифагор весьма скупо говорил об этом; но Нитетис подтвердила и дополнила слова учителя. Египтяне веровали в блаженное посмертие для тех, кто делал добро другим, и в вечные мучения для грешников. Но египтяне также свято верили, что для спасения души нужна вечная сохранность тела; персы же питали отвращение к виду мертвых тел и даже не заботились о том, чтобы хоронить своих умерших, видя в них великий источник зла. - Видишь, сколько несогласия между нами… во всем, и в великом, и в малом! Но правда должна быть одна! – горячо сказала Нитетис. Она резко рассмеялась, видя изумление эллинки. - Персы верят, что каждый человек может сердцем постичь, где лежит правда… вот и я пытаюсь. Хотела бы я услышать, что сказал бы об этом ваш мудрец Пифагор – и как он попытался бы примирить наших богов! Поликсена только развела руками. Она видела, что ее царственная собеседница слишком увлеклась: Нитетис, конечно, была смела и привычна повелевать с самых малых лет, но вот так менять веры и обычаи, переписывая судьбы целых народов, было невозможно даже в мыслях. Поликсене было семнадцать лет – а значит, она старше Нитетис года на два, не больше: но в юности это означает разницу в целую жизнь… Поликсена подумала, что если Пифагор и был осведомлен о вере персов, возможно, даже прозревая в ней какую-то правду, было очень разумно, что самосец не стал смущать своих слушателей еще и азиатским учением. Жить среди варваров-египтян и посещать новую философскую школу, поклоняясь своим старым греческим богам, для пифагорейцев было уже достаточно… Когда солнце село, Нитетис спохватилась. - Как я заговорилась с тобой, меня ждут дела! Поликсена встала с места и поклонилась. - Так я могу идти, царевна? Нитетис нахмурилась, глядя ей в лицо. - Нет, - резко сказала дочь Априя. – Разве я отпускала тебя? Мы далеко еще не закончили разговор! Эллинка покачала головой. - Если мне будет позволено сказать, госпожа, такие разговоры умные люди могут вести очень долго… удобно ли тебе задерживать меня у себя? Нитетис хмыкнула. Поликсена уже привыкла смело возражать ей в споре, и когда спор утих, божественной дочери это не очень-то понравилось. - Ты думаешь, что лучше будет, если я отпущу тебя домой, чтобы завтра позвать снова? – спросила дочь фараона. - Люди во дворце тогда скорее начнут говорить о нас! Поликсена поняла, что возражать бесполезно и даже опасно. Она кивнула. - Только позволь мне увидеться с братом, царевна. Нитетис улыбнулась. - Ну конечно, ведь я дала тебе слово. Ступай к нему сейчас, тебя проводят. Скажи Филомену о моем изволении – что ты останешься у меня, покуда я желаю. Поликсена вообразила себе, каково будет сказать все это брату, - но выбирать не приходилось. - Хорошо, госпожа, - терпеливо сказала эллинка. И вдруг египтянка подошла к ней и сжала ее руку в своей: первый такой сердечный жест. - Не притворяйся, что тебе не понравилось! Я ведь вижу: ты наслаждалась нашим спором не меньше меня!.. Поликсена улыбнулась: конечно, это было так. - Это правда, царевна. Благодарю тебя. Нитетис улыбнулась и кивнула. Когда она отпустила руку эллинки, Поликсена увидела на своей коже ярко-рыжие следы. Нитетис, как все знатные египтянки, красила хной ладони и ступни. - Хорошо, - сказала Априева дочь. – Иди сейчас к брату, а потом я отдам распоряжения насчет тебя… тебе отведут покои рядом с моими, принесут ужин, воду для купания и все, что ты потребуешь для своего удобства. Требуй как царская гостья! Поликсена низко поклонилась, надеясь, что египтянка не видит, как она смущена и растеряна. Эллинке опять стало очень страшно; она сжала дрожащие руки в складках гиматия. Потом по знаку Нитетис к Поликсене подошел один из египтян, охранявший вход в спальню царской дочери. Нитетис быстро проговорила ему что-то на своем языке, и он кивнул и ударил себя кулаком в голую грудь. - Мой воин проводит тебя к брату, - сказала египтянка, взглянув на Поликсену подведенными черным глазами, окруженными зелеными тенями. В вечернем свете эта раскраска выглядела почти зловеще: египтяне во всем своем искусстве преследовали такую цель, увести человека от натуры и от самого себя... Эллинка еще раз поклонилась и увидела улыбку своей царственной покровительницы. Потом стражник направился к дверям, и Поликсена последовала за ним. Она увиделась и объяснилась с братом – Филомен так был растерян от всего происходящего, что даже не выговорил сестре. Хотя за что ее ругать? Винить можно было только те силы, которые привели их обоих пред очи Нитетис. Филомен только обнял сестру и пожелал удачи. Поликсена ответила ему тем же. Они распрощались, и стражник повел эллинку назад: видимо, туда, куда указала ему царевна препроводить гостью. Поликсена обрадовалась, что у брата не было времени расспросить сестру о содержании ее беседы с Нитетис… и вдруг ей стало страшно этого умолчания. Может быть, дальше ей придется обманывать любимого брата еще больше, обманывать сознательно? Нет, конечно, нет: они непременно поговорят позже. Когда Поликсена оказалась в отведенном ей покое, от богатства которого у эллинки зарябило в глазах, к ней тут же подошла служанка-египтянка, похожая на ту, которая была у Нитетис: молодая и бесстрастная, но, видимо, расторопная. Она сказала Поликсене, что для нее готова ванна. Поликсена только в далеком детстве пользовалась услугами рабыни: Филомена и своей няни-гречанки, которая давно умерла. И никакие рабыни еще не видели и не касались ее тела, когда Поликсена стала девушкой. А эта была еще и египетской дикаркой, к тому же, дворцовой прислужницей! Коринфянка кивнула, сохраняя спокойствие и соглашаясь последовать за служанкой. Ванная комната оказалась соседней – чистоплотные египтяне совершали омовения по нескольку раз в день и не любили для этого ходить далеко. От горячей ароматной воды поднимался пар. Прислужница подошла к Поликсене и, склонившись и протянув руки, показала, что готова взять у нее одежду. А что гостья наденет потом? Поликсена расстегнула застежки гиматия, потом спустила с плеч хитон и, сбросив одежды на руки рабыне, шагнула в воду и села, уже не заботясь о том, что волосы намокнут. Через какое-то время она почувствовала, как проворные умелые руки подняли ее волосы и закрутили вокруг головы, заколов шпильками; потом рабыня принялась натирать ее плечи жестким натроном*. Немного погодя, опустив глаза, Поликсена встала из воды и позволила натереть себя везде. Она представляла, что думает египтянка о ее загрубевших руках и коленях, о темном неровном загаре… обо всем ее теле бедной женщины, привыкшей ко всякому труду; хотя и телесными упражнениями Поликсена, как благородная эллинка, никогда не пренебрегала. Смыв соль с ее тела, служанка помогла ей выйти из ванны и обернула большим куском полотна, которым с силой растерла. Потом вместо ее собственного платья подала гостье широкое и длинное белое одеяние, которое не было сшито по бокам и имело только горловину, стягиваясь в талии поясом: египтяне носили такие платья в часы отдыха и ночью. Поликсена обулась, радуясь, что ей оставили хотя бы сандалии, и гадая, когда ей вернут ее собственное платье. Вернувшись в спальню, она села в кресло, и на столике перед ней поставили ужин: жаренную с луком и пряностями рыбу, финики, лепешки и вино. Немного поев, Поликсена почувствовала, что ее клонит ко сну – после купания, после всего этого изумительного и утомительного дня. Эллинка подавила зевок, про себя дивясь, как быстро ее перестала впечатлять окружающая красота и роскошь. Наверное, это просто от усталости… а потом она будет вспоминать свое гостеванье у царевны как лучший виденный ею сон. Если вернется из дворца. Холодный страх вдруг овеял ее, и Поликсена увидела свое положение в его настоящем свете. Она – она эллинка у гостях у дочери Априя! Она женщина-философ, исповедующая учение, которое, весьма возможно, уже завтра подвергнется гонению по всей Та-Кемет! И Нитетис хочет от Поликсены, чтобы она поддержала персидскую веру на египетской земле: Нитетис настоящая изменница, если называть вещи своими именами. А как Поликсене называть себя, если она станет союзницей этой девушки – и всех тех, кто вместе с Нитетис рассчитывает склониться перед Камбисом, пусть даже и к выгоде для Египта?.. Поликсена склонилась на руку отяжелевшей головой. Нет, этого слишком много. И каждый новый день ниспосылает неожиданные испытания, не позволяя человеку много гадать о будущем, которое знают одни боги. Коринфянка отправилась в постель, куда ее препроводила та же египетская служанка: истинно царское ложе, огромная кровать с пологом, застеленная тонким и мягким льном и мягчайшими шерстяными покрывалами, с пуховыми шелковыми подушками. Устраиваясь на этом ложе, эллинка задалась вопросом, кто спал здесь до нее. Чьи заговоры и страсти видела эта спальня? Но потом глаза Поликсены закрылись, и она крепко заснула. *** Утром ее тело занемело – она так устала, что проспала всю ночь в одной позе. Но, с наслаждением потянувшись, Поликсена почувствовала, что хорошо отдохнула. И тут же ее одолели все вчерашние заботы и страхи разом. Сев в постели и уткнувшись лицом в ладони, эллинка вспомнила о своем доме и о верном Ликандре, которого она, вполне возможно, подвергла нешуточной опасности; вспомнила о том, где сама находится и кто ее ждет. - Помоги мне, Артемида, - прошептала Поликсена. Но почему-то ей представлялось, что Артемида, охранившая ее брата в бою, не имеет силы здесь. А после того, как Поликсена долгие часы рассуждала с египетской царевной о персидской вере! Она спустила ноги с кровати и, подняв глаза, увидела совсем рядом вчерашнюю служанку. Египтянка поклонилась с невозмутимым видом. "Сколько же власти здесь на самом деле имеют рабы?" - подумала Поликсена. В Египте рабы не приравнивались к вещам, как в Элладе, и среди египтян рабов было мало: преимущественно рабами были пленники-чужеземцы. Значительную часть обслуги дворцов и особняков знати Та-Кемет составляли наемные люди, работавшие за плату. Рабы же были как самые младшие из детей в семье египтян; наиболее незаметные, вездесущие и потому порою самые нужные из прислужников. Никакой раб не был вполне рабом - но и никакой приближенный знатного господина не мог назвать себя свободным человеком. Такая двойственность положения человека свойственна многим древним восточным странам: несомненно, и Персии, хотя об этой новой грозной силе Поликсена все еще знала мало. Служанка подала ей ее собственный наряд – и, ощутив исходящий от платья лотосовый аромат, Поликсена со стыдом поняла, что платье вчера выстирали. Одевшись, эллинка позволила себя причесать – похоже на то, как убирала волосы она сама, но на египетский манер, заплетя на висках несколько тонких кос и связав их на затылке в пучок. По две косички справа и слева оставили свободно падать на шею. И, конечно, ей накрасили лицо: наложив яркую хну на губы и жирно подведя глаза, что делали все египтянки, не только для красоты, но и для защиты от света. Ей принесли легкую еду – фрукты и вино с водой, хотя египтяне вино не разбавляли: но Априева дочь, конечно, знала об этом обычае эллинов. Потом пришел вчерашний стражник и, коротко поклонившись гостье дочери фараона, пригласил ее проследовать к своей госпоже. Подходя к покоям царевны, Поликсена увидела, как оттуда выходит незнакомый ей царедворец… нет, он был ей знаком! Друзья Филомена по просьбе его сестры объяснили Поликсене, кто это: царский казначей Уджагорресент, высочайший благодетель ее и брата. Поликсена поспешно отступила и поклонилась высокому человеку. Выпрямнвшись, она встретилась взглядом с Уджагорресентом: египтянин остановился, глядя на нее густо подведенными черными, лишенными всякого выражения глазами. Когда Поликсена посмотрела царскому казначею в лицо, уголки его накрашенных губ приподнялись в улыбке. Потом он сам слегка склонил голову без парика и проследовал дальше. Войдя в двери гостевой комнаты, Поликсена сразу же увидела радостную улыбку Нитетис, сидевшую в том же кресле, что и вчера. Сегодня на Априевой дочери было свободное полупрозрачное белое платье, похожее на то, что Поликсене дали на ночь: эллинка увидела, что под легкой тканью просвечивают выкрашенные красным соски, и вздрогнула. Дочь фараона встала и поспешила ей навстречу. - Сегодня ты выглядишь лучше, - сказала она, крепко пожав руку Поликсены. – Ты уже завтракала? Поликсена кивнула, борясь со своим смущением. - Я тоже ела. Тогда пусть нам принесут просто вина, - Нитетис улыбалась, казалось, охваченная безудержным и непонятным весельем. – Сегодня я хочу, чтобы ты рассказала мне о себе и своей родине! * Смесь соли и соды, употреблявшаяся египтянами вместо мыла.