Сумерки Мемфиса

Как-то, еще почти девочкой, Поликсене довелось издали посмотреть на дворцовый праздник – при дворе Поликрата Самосского. Гулянье, начавшееся в пиршественном зале, скоро перекинулось в сад. Шумное, грубое веселье, грохот барабанов и трещоток и дисгармоничное дуденье авлосов*, пьяные выкрики и разнообразнейшие непристойности, которые творили разнузданные гости, поразили Поликсену и внушили отвращение к пирам мужчин. Казалось, что на всю жизнь. Отец поспешил увести ее, мать и брата, пока их не заметили; но девочка долго не могла уснуть. Дочь Антипатра, рано привыкнув задумываться о жизни, спрашивала себя, ворочаясь в постели, – неужели все могущественные мужчины так развлекаются? Неужели дорога на такие празднества может быть только распутным женщинам, которых мужчины в обычные дни презирают: как и говорил ей строгий и любящий отец?.. Но в саду фараона Поликсена не увидела ничего подобного: хотя подготовка к пиршеству, несомненно, уже шла вовсю. Вдоль дороги, ведущей ко дворцу, так же грозными статуями стояли стражники; правда, среди обвешанных ярко горящими фонарями деревьев было непривычно много людей, которые толпились, разговаривали, уступали дорогу чужим носилкам и давали указания своим рабам. Но все эти люди вели себя чинно – и среди них действительно оказалось необыкновенно много женщин. В длинных белых складчатых одеждах и в тяжелых сложных париках, которые предпочитали знатные египтяне обоего пола, жен легко было спутать с мужами, - но это только на первый взгляд. Приглядевшись, взволнованная Поликсена увидела, насколько многообразны наряды приглашенных, прислушивавшихся к модам разных дружественных Египту восточных стран. Среди гостей немало было мужчин в одних поясах-схенти или длинных юбках, показывавших сильные тела, и женщин в облегающих и ярких платьях, с короткими и длинными многослойными рукавами, даже в нарядах, оставляющих одну грудь обнаженной: подобный наряд Поликсена уже видела на царевне Нитетис. И это были не блудницы – а жены, дочери или сестры высокопоставленных гостей, сами пользовавшиеся большим почитанием: Поликсена поняла это по обрывкам разговоров, по тому, как вежливо египтяне раскланивались с гостьями. Но ей некогда было наблюдать – а следовало как можно скорее пройти в пиршественный зал, чтобы избежать неприятностей, даже несмотря на свою бдительную стражу. Поликсена чувствовала, что чужеземок среди этих столь влиятельных и свободно держащихся египтянок почти нет. Или только на первый взгляд? Но, как бы то ни было, благородные египетские госпожи, несомненно, очень ревниво оберегают свое положение: если так ревниво свое положение оберегают даже египетские служанки… Поликсену тронул за руку начальник ее охраны, тот самый иониец по имени Анаксарх, который в первый день сказал ей о несчастье с Ликандром. Коринфянка улыбнулась, радуясь поддержке. - Госпожа, идем скорее вперед, - сказал ей стражник. – Кто знает, что будет, если тебя заметят! Поликсена кивнула, и они быстро пошли вперед. У распахнутых двойных дверей дворца ее иониец коротко переговорил с египетскими стражниками. Поликсена заметила, что в широком длинном коридоре, кроме слуг, которые спешили туда-сюда с подносами, букетами цветов и факелами, почти никого еще не было, и в доме фараона еще стояла привычная торжественная тишина. "Хотела бы я знать, что здесь творится, когда празднество в разгаре?" - подумала Поликсена. Но почему-то ей представлялось, что даже в разгаре веселья такого, как при дворе Поликрата и других греческих тиранов, в доме божественного Амасиса не бывает. Они зашагали вперед – несколько пар сандалий гулко стучали по камню; Поликсена полностью положилась на своих греков, которые хорошо знали дорогу. Без сопровождения в огромном дворце легко было заблудиться. Несмотря на ранний час, коридоры были освещены; но когда коринфянка вошла в пиршественный зал, ее ослепил блеск огней, игравших на золоте, серебре, камнях, которые были повсюду. И даже люди казались ожившими дворцовыми украшениями. Переблескивали их воротники и браслеты, их умащенные тела. В зале уже были гости, хотя праздник еще не начинался, - египтяне тихо разговаривали и пересмеивались, сидя в креслах, на табуретах или просто на подушках у невысоких столиков, которые обслуживались по отдельности. Гости, казалось, составляли и одно целое, жаждущее наслаждений сборище, и были каждый сам по себе. Это прежде всего бросилось в глаза эллинке – у греков принято было лежать на пирах: а здесь самое убранство зала задавало строгий тон всего вечера. Такого, на котором прилично быть многим благородным женам. "Это возможно только тогда, когда женщины допущены к власти, - неожиданно подумала Поликсена. – Именно жены задают такой тон и порядок…" В зал входили и рассаживались все новые гости; скользившие между столиками красивые юноши в одних набедренных повязках и девушки-рабыни в легких юбочках ставили перед ними закуски и вина и надевали на головы и на шеи венки. Мужчины с удовольствием посматривали на рабынь, но никто их не трогал. Это будет возможно только тогда, когда гости напьются и забудут о приличиях; но до забвения приличий еще долго, и, конечно, оргий в доме живого бога не устраивают… "Где же Нитетис? – подумала Поликсена, все больше волнуясь; она схватила со стола свой кубок, который незаметно для нее наполнили, и сделала большой глоток вина. – Не забыла ли обо мне госпожа?" И тут все в зале смолкло – гости и так не шумели, но внезапно наступила такая тишина, что можно было услышать жужжание мух над светильниками. В тишине прозвучали шаги нескольких людей, входящих в зал, и зычный мужской голос возгласил: - Могучий Бык Маат, Месут-Ра*, Властитель Обеих Земель, его величество Яхмес Хнумибра – да будет он жив, здрав и невредим! Еще до начала объявления царских титулов придворные начали поворачиваться ко входу, будто к источнику священного света, и утыкаться лицом в пол или в свои колени, кто сидел на табуретах; не видя ничего, и Поликсена, сидевшая на пурпурных подушках, распростерлась ниц. Она лежала, прижимаясь лбом и ладонями к холодному мрамору, и ощущала, как общий священный трепет захватывает ее существо. Потом, таким же неведомым образом, она поняла, когда следует выпрямиться. Поликсена впервые в жизни близко увидела фараона. Она знала и видела раньше издали, что Амасис стар, - вблизи он показался еще старее. Но, вместе с тем, показался эллинке и величественнее - она видела, как властен и цепок взор его подведенных черных глаз, как сурово сжаты губы, как хищно выдается нос и подбородок. В этом старческом лице сосредоточена судьба всего Египта, подумала эллинка; и снова вспомнила о своей царственной подруге. Рядом с фараоном шла какая-то женщина – тоже немолодая, но заметно моложе его; тщательно накрашенная и красивая суховатой египетской красотой: готовой замереть в блаженстве вечности. Великая царица, мать наследника. Амасис поднялся на тронное возвышение и воссел в кресло; его супруга заняла место в кресле у подножия трона. Вокруг нее расселись придворные женщины, которые вошли следом за владыками Египта. Амасис резко хлопнул в ладоши, и праздник начался. Зазвучала музыка – переливы одинокой флейты в руках какой-то музыкантши; но главной музыкой были возобновившиеся разговоры и смех облеченных властью людей, которые уже составили несколько кружков в разных углах зала. Блюда и напитки начали разносить во множестве; запахи жареного мяса и луково-чесночных приправ защекотали ноздри. Люди были и вправду голодны, поэтому долгое время смотрели только в тарелки. Поликсена тоже принялась за свою говядину с пряностями, огурцы и салат, гадая, когда же появится царевна. Или она вообще не придет?.. И вдруг внимание гостей привлекло что-то новое. Большая группа танцовщиц и музыкантов вошла в зал – египетские девушки, в длинных колышущихся прозрачных одеяниях и поддетых под платья поясах из разноцветного бисера, и юноши-лютнисты. Люди ахнули от изумления и радости, отодвигаясь в стороны и давая место артистам: предстояло давно знакомое и любимое зрелище. Поликсена не ждала от египетского танца многого – но когда зазвучал нежный перебор струн и смуглые тела девушек начали изгибаться под музыку в необыкновенном согласии, эллинка вместе со всеми затаила дыхание. Египтянки откидывались назад, перебирая руками, как будто посреди зала расцветали огромные живые лотосы; две лютни звучали, будто переливы эфира. Танцовщицы гнулись во все стороны; то расходились, держась за руки и выступая хороводом, то опять соединялись в невиданные фигуры. Каждая соблазняла и увлекала зрителя – но не так, как одна женщина распаляет одного мужчину, призывая овладеть ею, а словно все вместе эти артистки овладели залом, вниманием и мужей, и жен. К лютням присоединились резкие, скачущие звуки гобоя; гости дружно ахнули, такой контраст дикая музыка составила с танцем – и так гармонировала с ним. Плавные движения девушек сменялись резкими – и опять их тела начинали изгибаться и течь. – О Афродита, - прошептала Поликсена, забыв, что говорит по-гречески и призывает свою богиню. – Вот это Эрос невиданной власти! Щеки коринфянки разрумянились, она тяжело дышала, как и другие зрители, чьи взгляды были прикованы к танцу. Но вдруг мелодия гобоя взлетела и замерла со взвизгом; девушки откинулись в разные стороны и замерли на полу, раскинув свои одеяния и простерев руки во все стороны – и молящим, и властным жестом. Египтяне захлопали, засвистели. - Божественно! Божественно! Да славится Хатхор, владычица танца! – выкрикивали и мужчины, и женщины; и Поликсена от всей души хлопала вместе со всеми. Правда, теперь эллинка не открывала рта, вспомнив об осторожности. "Где же царевна?" - вновь подумала она; и тут одна из танцовщиц, в самом центре, встала на ноги. Остальные все еще лежали на полу, как будто побежденные ею и властью Хатхор. Поликсена ахнула, и заахали все остальные; но следом за этим раздался гром аплодисментов. - Нитетис! Да славится Хатхор! Да славится Нитетис, дочь Ра, цветок Те-Кемет! – в неистовстве выкрикивали чинные придворные, хлопая в ладоши и стуча ногами. Хлопал на своем возвышении сам фараон, слегка подавшись вперед и улыбаясь. Одной, и самой главной из артисток, предводительницей танца, действительно была Нитетис. Царевна, в развевающемся белом полупрозрачном одеянии и многоцветном бисерном поясе, тяжелые золотые концы которого свисали между бедер, раскинула руки, приветствуя всех. Потом вышла из круга, прошагав между все еще распростертых женских тел; она могла бы пинать этих девушек ногами. Нитетис опустилась на подушки; совсем рядом с Поликсеной, как будто знала, где сядет эллинка. Грудь Нитетис вздымалась, щеки и глаза горели, и под одеждой был виден сильный разворот прямых плеч и гордая спина. От нее сильно пахло миррой и немного – свежим потом; но Поликсена, ощутив этот запах, почувствовала, что охватившее ее во время танца желание еще усилилось. Коринфянка сглотнула. - Царевна… Нитетис взглянула на нее и непринужденно кивнула. - Прекрасно выглядишь сегодня! Ты и не знала, что я так умею, правда? – спросила она. – Меня давно обучали храмовому танцу для богини – царские дочери у нас нередко бывают жрицами и предводительницами хора или танцев… Поликсена склонилась к ней. - И ваши царские дочери часто… выступают публично? Это все еще казалось ей неслыханным, невиданным. И, к ее облегчению, Нитетис покачала головой. - Нет, это редкость. Знатные девушки часто обучаются танцам и танцуют для богов или дома, для себя и семьи, но нечасто выступают в большом собрании… Но о моем искусстве фараон давно узнал, и дозволил мне радовать им свой двор. Поликсена огляделась – артисты давно покинули зал, а гости опять были заняты едой и вином; правда, придворные теперь говорили и смеялись громче, глаза заблестели от возбуждения, но ее поразило поведение египтян. Греки на месте этих людей, да еще после эротического танца, уже повалились бы в пьяном безумии кто где сидел, увлекая с собою и женщин, и мальчиков… А египтяне словно бы уже забыли, что перед ними только что выступала сама царевна и прекраснейшие танцовщицы страны! - Как у вас… строго, - сказала Поликсена. Она усмехнулась, прижав ладони к пылающим щекам. – Мне казалось до сих пор, что в вас мало жизни, Нитетис, - и что женщины имеют такую власть, потому что когда ты застываешь в безвременье, нет разницы, женщина ты или мужчина… Нитетис хмыкнула. - А теперь ты видишь, эллинка, что мы совсем не застыли – а только владеем собою гораздо лучше вас! Поликсена оскорбленно рассмеялась. - Нет, мне все еще кажется, что в вас просто мало жизни, - прошептала она по-гречески. Египтянка в ответ на это протянула руку и сжала запястье подруги своей жаркой рукой: будто кольцом живого огня. Поликсена ахнула. - Сильные мужчины, жаждущие власти, есть везде, и у нас их предостаточно… но главное, к чему устремляются мужские сердца и как они воспитываются, - прошептала дочь фараона. – Ты это скоро поймешь, как я. Эллинка прикрыла глаза и шевельнулась всем телом, пытаясь освободиться от власти этой девушки. Нитетис усмехнулась алыми губами. - Да что это с тобой? Но, как видно, она прекрасно понимала, что делается с ее наперсницей. Априева дочь отвернулась от коринфянки и, не глядя, громко хлопнула в ладоши. - Подай нам вина с пряностями, - приказала она подбежавшему рабу. – Живей! И еще меда и фруктов! Я хочу есть! - Вечер только начинается, и люди будут говорить и наслаждаться зрелищами, а не только пьянеть, - проговорила она низким голосом, коснувшись щеки Поликсены. Сегодня ладони у Нитетис были не накрашены. – И мы с тобой еще успеем и поговорить, и насладиться. * Древнегреческий духовой музыкальный инструмент, предшественник современного гобоя. * "Сын Ра": титулатура фараона, которую унаследовал Камбис.