Сумерки Мемфиса

Филомен не появлялся дома уже две недели* и не виделся с Поликсеной, хотя его сестра посещала дворец после праздника еще три раза, по приглашению своей госпожи. В первые два раза они вели только ученые разговоры – Нитетис взялась изучать персидский язык и звала свою наперсницу не столько ради помощи, сколько ради ее общества. Априевой дочери, как видно, хотелось вовлечь единственную подругу во все свои дела, чтобы они стали совсем родственными душами… Нет, конечно, - далеко не во все дела. Они с Нитетис уже многое понимали друг о друге. Их связала не столько филия – искренняя греческая дружба-любовь, не оставлявшая места тайнам, сколько восточный любовно-политический союз. Нитетис едва ли не больше всего ценила в новообретенной подруге ум и способность молчать и умалчивать всегда, когда это необходимо. К Нитетис для занятий персидским языком приходил чернобородый переводчик-вавилонянин по имени Арианд – Поликсене показалось, что это тот самый, который на пиру забавлялся с черным мальчиком-рабом. Но, конечно, Поликсена ничего не говорила; азиат же держался маслено-учтиво, без конца кланяясь и пересыпая свою искаженную египетскую речь множеством цветистых любезностей, обращенных к обеим подругам. В третье свое посещение Поликсене пришлось утруждать не ум, а тело – царевна позвала ее поплавать в дворцовом бассейне и позаниматься гимнастикой вместе. Нитетис жадно выспрашивала и смотрела, какие упражнения любит сама эллинка. Грубые силовые упражнения, которым Поликсену обучил брат, Нитетис не понравились; Поликсене же не понравились текучие, замедленные движения египетской гимнастики, хотя она уже знала, что отточенность таких движений у египтян считается высшим совершенством. Но они с удовольствием позанимались вместе, несмотря ни на что. Когда они мылись после занятий, Поликсена спросила госпожу о брате – где он, как он сейчас. Коринфянка знала, что с Филоменом все хорошо, хотя брат и избегал ее. Будь с ним неладно, она поняла бы по лицу царевны: Поликсена уже достаточно научилась читать по лицу Нитетис, хотя египтянка искусно вводила в заблуждение тех, кто ее не знал. И в самом деле, в ответ на ее вопрос Априева дочь спокойно улыбнулась и сказала: - Филомен здоров и будет стоять в карауле завтра с утра. Но я думаю, что пора бы послать его на настоящее дело. Поликсена отступила от египтянки – как была, обнаженная. - Настоящее дело?.. - Я прекрасно вижу, что Филомен тяготится и оскорблен своим положением, как не был бы оскорблен на его месте никто другой, - ответила Нитетис. Она вздохнула. – Конечно, твоему брату не нравится возвышение сестры! Я посоветовалась с царским казначеем, и мы решили отправить твоего брата в важный поход, чтобы Филомен показал, чего стоит. Царевна усмехнулась. - Охранять мои двери в доме его величества, полном наших воинов, - конечно, почетная служба, но слишком скучная. И на нее я могу взять любого! Увидев ошеломленное выражение лица Поликсены, Нитетис холодно нахмурилась. - Ты ведь не думала, надеюсь, что фараон раздает свои милости просто так? Поликсена качнула головой, пытаясь прийти в себя. - Но куда вы пошлете его?.. - На Самос, к тирану Поликрату, - ответила Нитетис. – Его величество Яхмес по-прежнему дружен с вашим царем, а тот опять запросил военной помощи… против персов или собственных подданных, ему не дают покоя и свои, и чужие. У счастливого Поликрата все совсем не так благополучно, как у нас! Алые губы Нитетис скривились. И в Египте все было далеко не благополучно – но, конечно, Черная Земля по-прежнему оставалась источником великого богатства и всеобщего вожделения. - Если Филомен вернется с войском, хорошо исполнив свое дело, царский казначей подарит ему землю где-нибудь в Дельте. Там самая лучшая земля. И, может быть, даст чин военного начальника в нашем греческом войске – чтобы ваша прославленная греческая храбрость не оставалась невостребованной! - Так вы… Поликсена прикрыла рот рукой. "Так вы хотите навеки разделить меня с братом и навеки сделать нас своими должниками, чтобы мы пустили корни на вашей земле", - хотела сказать эллинка. - Что? – спросила царевна, пристально глядя на наперсницу. Лицо прекрасной Нитетис было спокойным и очень холодным. Поликсена опустила глаза. - Ничего. "Вот это и называется восточной политикой… Это даже не египетская, а азиатская, персидская политика! Вот что они делают со всеми эллинами!" Нитетис подошла к ней и провела рукой по влажным волосам коринфянки. - Ты недовольна? Поликсена покачала головой. - Нет, госпожа. В этот раз египтянка ее не поправила. Она улыбнулась. - Вот и хорошо. Тогда идем сейчас обедать, а потом меня ждут обязанности в храме Нейт. Ты ведь помнишь, что я жрица? Поликсена поклонилась. Потом, выпрямившись, она замерла, глядя в обрамленное прямыми черными волосами бледное лицо царевны, казавшееся в полумраке купальни особенно нездешним. - Скажи мне, царевна… если тебя не оскорбит мой вопрос… Нитетис кивнула. - Спрашивай. - Ты по-прежнему веришь в богов Та-Кемет? Нитетис улыбнулась. - В матерь богов Нейт я верю, - сказала египтянка. – Именно Нейт дала мне то, что отличает меня от других… И скоро мы с тобой поедем в священный Саис, где я воспитывалась, где седалище Нейт, - ты, надеюсь, помнишь? Поликсена снова поклонилась. Они с Нитетис молча оделись и так же молча направились обедать – как всегда, в уединении собственных комнат царевны. Перед расставанием Поликсена попросила разрешения увидеться с братом, и получила его. *** Филомен после столь долгой разлуки показался сестре и словно бы постаревшим, и присмиревшим. Он больше не обвинял ее ни в чем, а только расспросил, как у нее идут дела, и улыбался, когда сестра рассказывала о своих успехах у Априевой дочери. Но у Поликсены только усилилось чувство, что брат очень от нее далек – и тот, кто с такой восточной учтивостью внимает ей сейчас, не настоящий Филомен, а его личина, которую видят египетские начальники. Лишь перед расставанием брат обнял ее с прежней сердечностью, а Поликсена всхлипнула в его сильных руках. - О Филомен! Может быть, тебя убьют!.. Брат обхватил ее лицо ладонями и взглянул в темные глаза. Улыбнулся. - Может быть. Но думаю, что останусь жив, милая сестра, - чувствую, что моя слава и моя погибель не в этом походе. Он поцеловал ее в лоб и прижал к груди, как бывало. Они долго не размыкали объятий. - Береги себя… и царевну, - наконец сказал молодой эллин. Он усмехнулся. – Ты ведь с ней тоже куда-то поедешь? Поликсена кивнула. Отвернувшись, коринфянка смахнула слезы. Они разошлись, пообещав друг другу найти случай проститься. Как Поликсена уже отпускала брата в Саис, но это было совсем другое дело. А сейчас – даже старый плащ, сестрин подарок, он снял с себя, вместе с покровительством Артемиды. Проводить брата Поликсена отправилась вместе с Ликандром и двоими воинами охраны. Она подумала, как давно уже не видела пифагорейцев. И как Поликсена могла бы увидеть их, если теперь почти не ходит пешком! Она вместе с другими мемфисцами увидела, как отплывают царские корабли, - но брата ни на одном судне не разглядела. С острой болью в груди Поликсена поняла, что рада этому. Воителя не годится провожать слезами. Филомен, однако, видел сестру среди провожающих – он стоял, облокотившись о борт корабля, рядом с верным другом, и смотрел назад, пока розовый гиматий не затерялся на берегу. Потом коринфянин повернулся к Тимею. Филомен сплюнул в священный Нил. Со своей черной бородкой и усами, сменившими юношеский пух, в египетских бронзовых доспехах и широком белом египетском плаще коринфянин выглядел бывалым солдатом. - Тебе не кажется, что мы с тобой счастливцы, друг? Могучий Тимей улыбнулся. Ветер расшевелил копну его светлых волос. - Как Поликрат? Его филэ до сих пор не получил никакого повышения – и Филомен чувствовал, что и дальше египтяне будут продвигать по службе его одного: если, конечно, станут. Но, как бы то ни было, покровители коринфского царевича твердо намерены разрушить их диас*. - Ты мне не завидуешь? – неожиданно спросил Филомен. Тимей покачал головой. Он взял друга за руку. - Нет, и никогда не завидовал, филэ. У тебя особая судьба, Филомен, как и у твоей сестры. Ты ведь знаешь, как все мы дивимся на вас обоих! Но кому боги дают много, у тех много и отнимают, - вздохнул его друг. Филомен кивнул. Он снова сплюнул в великую реку. И ничего больше не сказал, продолжая, прищурив темные глаза, смотреть на удаляющийся Мемфис. * Египетская неделя длилась одиннадцать дней. * Диас – союз воинов-любовников у греков.