Сумерки Мемфиса

Казалось, что в Саисе время течет по-особому, - медленнее, чем в остальном Египте, и, однако же, течение его не замечалось. Здесь можно было прожить всю жизнь, отдавшись в руки матери богов, посвятив себя угодным Нейт занятиям и не вспоминая об остальном мире. - Ваши жрецы умеют изменять ход времени? – не то в шутку, не то всерьез спросила Поликсена, лежа на соседнем с царевной ложе под общим зонтиком. Нитетис по-кошачьи потянулась и, повернувшись лицом к подруге, подняла на нее истомленный взгляд. - Умеют, - сказала она. Усмехнулась. – Время везде течет по-своему, эллинка, и течение его всегда зависит от того, чем ты занимаешься и насколько близки твои дела богам. Ваши боги грубы и нетерпеливы, как вы сами, и так же, как вы, не умеют вникать в суть вещей. Поликсена хмыкнула. - Нам просто некогда этим заниматься, госпожа… Сев на своем ложе, она щелчком пальцев подозвала Та-Имхотеп, которая расположилась в стороне вместе со своей сестрой, Астноферт, под одним навесом. Обе личные рабыни высокородных подруг напоминали статуи – или, вернее сказать, статуэтки-ушебти, изображения прислужников, которые египтяне помещали в свои гробницы, дабы те, ожив, служили своим господам в вечности. Поликсене такая вера казалась наивной и смешной – до сих пор, пока она не начала вникать в священный порядок жизни египтян. Многое, во что верили люди Та-Кемет, конечно, не могло бы быть, как подсказывал Поликсене разум философа; но могло быть многое из того, о чем эллинка до сих пор не подозревала. Ей все еще было почти боязно подзывать служанку так, как это делала царевна; хотя Поликсена знала, что имеет на это полное право. Однако, подставляя свое лицо и тело заботам Та-Имхотеп, Поликсена не могла не думать о том, что обсуждают между собой эти две сестры, когда их не видят госпожи – и, в особенности, когда их не видит она, чужестранка. Та-Имхотеп, по мановению ее руки тотчас поднявшаяся с места и приблизившаяся к наперснице царевны, принесла воды, приготовленной для хозяйки: сначала напиться, а потом облила ее обнаженное тело. Несмотря на защиту от солнца, было очень жарко. Нитетис, с ленивой улыбкой наблюдавшая за тем, как коринфская царевна пытается повелевать людьми с помощью малейших движений столь же естественно, как она сама, подозвала свою Астноферт, которая оказала госпоже такие же услуги. Потом Поликсена встала. - Пойдем вниз, госпожа, - попросила она. – Скоро я стану черной как головешка под вашим солнцем! Нитетис улыбнулась. - Пойдем, - сказала она, прекрасно понимая, что Поликсена просто пожалела свою рабыню. Что ж, это хорошо и правильно – до определенных пределов. Египтянка встала, и обе девушки, как были, нагие, направились к лестнице, которая выходила на огражденную крышу, где они и купались в лучах Ра. Нитетис скоро обогнала эллинку и стала спускаться первой, как и следовало повелительнице. Гранит ступеней приятно холодил босые ноги. Этот просторный и красивый каменный дом, в два этажа, был нанят в Саисе для обитания одной Нитетис – конечно, так лишь говорилось: на самом деле его заняла вся ее многочисленная свита и стража, в сопровождении которой только и подобало путешествовать особе царской крови. Но Поликсену не оставляло чувство, что дом принадлежит лишь им двоим, и все молчаливые слуги и стражники – словно ушебти, существующие только для их нужд. "Это только египтяне умеют добиваться такого повиновения – и такого впечатления", - подумала коринфянка. Она оглянулась – обе сестры-прислужницы, одетые в обычные белые складчатые платья, бесшумно следовали за ними, Та-Имхотеп позади Астноферт, согласно старшинству и положению своих хозяек. Поликсене стало не по себе. Они с Нитетис, не сговариваясь, направились в купальню – для них такой порядок жизни стал своего рода ритуалом. Там каждая из рабынь принялась обхаживать свою госпожу. Действовали служанки, казалось, совершенно бесстрастно, но Поликсена давно научилась угадывать в их заботах скрытую чувственность – слабое подобие той, что возникла между нею и ее повелительницей… После купания они с царевной улеглись рядом на каменный стол, и обе служанки, зайдя справа и слева, принялись умащать их ароматным маслом, растирая тело от шеи до самых ступней. Во время массажа Нитетис коснулась подруги плечом, и рассмеялась, когда Поликсена посмотрела на нее. Поликсена засмеялась в ответ. Удивительное дело – они с Априевой дочерью в действительности не сделали ничего такого, чтобы их можно было назвать любовницами, но, в то же время, Поликсене казалось, что они давно сплавлены Эросом. Любить ведь можно не только тем грубым способом, который предпочитают мужчины, - а и глазами, и прикосновениями, и словами, и воображением... Потом служанки одели и накрасили их. Поликсена и не заметила, когда искусство Та-Имхотеп стало ей совершенно необходимо, – так же, как все египетские господа нуждались в своих слугах. Потом они пошли ужинать, расположившись на террасе и глядя на закат. Конечно, уже вечерело: даже египтянка не могла подолгу лежать на крыше в часы ярости Ра. Только тогда в разуме эллинки мелькнуло смутное беспокойство, память о том, что осталось за пределами Саиса. - Как же мой брат, - прошептала она. Прежде, чем беспокойство переросло в страх, Нитетис удержала готовую вскочить подругу властным жестом. - Дыши! Глубоко дыши, десять раз, - приказала она. – И считай! Помни, чему тебя учили здесь! Царевна улыбнулась. - Если ты будешь так бояться за брата всякий раз, когда он отправится сражаться, сойдешь в могилу раньше него, - сказала она. – Ведь он воин! А мы узнаем о том, что с ним случилось, как только Филомен пересечет границу страны. Уджагорресент сразу же отправит мне письмо. - Послушай, Нитетис, - вполголоса сказала Поликсена. – А ты не боишься, что Уджагорресент… Она успокоилась, выполнив дыхательное упражнение, но теперь ее встревожило другое. - Что казначей бога предаст меня? – спросила Нитетис. Царственная жрица резко рассмеялась. - Если я начну бояться предательства, мой дорогой друг, мне лучше вообще не вставать с постели! Я мало верю людям, но верю богам, и особенно той, под чьим покровительством мы с тобой находимся. Царский казначей тоже готов к предательству… и готов сам изменить, если это будет нужно, - египтянка кивнула своим мыслям. – Но он, как и я, боится богов и любит нашу землю. Нитетис взглянула на эллинку. Поликсена кивнула. Она понимала египтян все лучше и лучше. - И так ваше царство стоит уже тысячелетия, - прошептала она. – А царство персов, хотела бы я знать? Нитетис кивнула, улыбаясь. - Да, они говорят о себе то же самое, что мы, - сказала она. – Будто бы их царству уже многие тысячи лет. Азиаты готовы тут же поверить в то, что наплетут. Но общая вера, вера тысяч людей в течение долгого времени… может претворяться в жизнь. И у персов есть та же способность, что и у нас, но которой нет у вас, диких людей запада, - способность всецело подчинять себя одной вере… - Откуда ты все это знаешь? – спросила изумленная Поликсена. – Ты говоришь порою так, будто тебе самой не одна тысяча лет! - С тобой через меня говорит мудрость Та-Кемет, которой меня долго учили мои отцы, - ответила Нитетис. – Я оказалась прилежной ученицей. Разве твой отец тебя не воспитывал? - Гораздо меньше, чем тебя. У нас на женщин… не возлагают таких надежд, как у вас, даже царевны мало отличаются от других. Все это Нитетис знала, но это было ей так же трудно понять, как Поликсене – понять, как воспитывают детей Та-Кемет. И вдруг Поликсене стало по-новому страшно. - Царевна, а что будет со мной, когда… - Когда я стану царицей Та-Кемет? – спросила Нитетис так, как будто это уже решенное дело. Поликсена кивнула. - Ну конечно, ты по-прежнему будешь при мне, - сказала египтянка. Она издала легкий смешок. – На нашей земле перемены случаются куда реже, чем у вас. Нитетис сделала глоток вина, отрешенно глядя перед собой. Поликсена тронула ее за плечо, не выдержав этой божественной уверенности в будущем. Дочь Априя повернулась к ней и ласково кивнула. - Что? - Ты думаешь, что я… что я тоже могу тебе изменить, как все другие? – горячо спросила коринфянка. Нитетис медленно покачала головой, глядя в ее потемневшее от солнца, по-египетски накрашенное лицо. - Нет, моя милая Поликсена… Во всяком случае, тебе это будет гораздо труднее, чем Уджагорресенту, - теперь дочь фараона улыбнулась печально и искренне. – Вы, эллины, иначе устроены… вы прямые, храбрые люди. Ты такая же, как твой брат. Девушки подались друг к другу в общем порыве и обнялись. Потом они долго молчали, попивая вино и глядя на великолепное солнце, опускающееся за плоские крыши Саиса. И наконец Поликсена высказала то, что ее глодало все эти месяцы и в чем она не признавалась египтянке. - Ты станешь женой, это решено, - коринфянка кашлянула, как всегда, умалчивая о том, что Нитетис метит в жены Камбиса. Это между ними подразумевалось негласно. – А как же я? Нитетис пожала плечами. - Что же мешает тебе? - Моей судьбой располагает брат, ты же знаешь, - горячо ответила Поликсена. – И даже если лишить Филомена этого права, если я теперь не завишу от его слова, - предвидя возражения царевны, торопливо продолжила эллинка, - из кого мне выбирать? - Я могу найти тебе мужа среди наших знатных людей, - сказала Нитетис. – Ты сейчас красива… очень похорошела, - с улыбкой прибавила царевна. – И происходишь из знатного рода, и занимаешь высокое положение! Осознав слова покровительницы, Поликсена ужаснулась. Найти мужа – среди знатных египтян?.. Что скажет Филомен, что скажет учитель… все эллины? Разве можно ей так предавать своих, умножая число восточных варваров?.. Ведь эллинов и так немного в сравнении с ними! Да, да, именно так и будет, если она предпочтет египтянина. Совсем не то, что эллину жениться на египтянке – например, Филомену… - Ты ведь знаешь, кто наши сторонники, - произнесла Нитетис, открыто говоря "наши". – Мы можем найти тебе мужчину, который будет любить все греческое, как мой отец. Вы сможете понимать друг друга и учиться друг у друга, как мы с тобой. Глядя в лицо Нитетис, Поликсена почувствовала какую-то жаркую, постыдно-радостную уверенность в том, что узы Эроса и дружества, сковавшие их, не распадутся и после того, как они обе станут женами. Женщины, ставшие друг другу настолько близкими, всегда остаются близки. Потом вдруг Нитетис лукаво прищурила свои красивые и красиво подрисованные глаза. - Или, может быть, ты выберешь в супруги своего воина? Ликандра?.. Эта мысль вовсе не казалась нелепой, если ее обдумать. Но она была неосуществима. Поликсена покачала головой. - Нет, госпожа, не могу. Он был бы счастлив, конечно, - она улыбнулась. – Но я не могу погубить его. Сын Спарты никогда не сможет жить так, как вы… гораздо менее, чем я и мой брат. Ликандр сейчас живет тем, что служит мне, как служил бы своему полису. Нитетис кивнула. - Значит, ты предпочтешь держать своего атлета при себе до тех пор, пока он не погибнет, защищая тебя. Справедливо, в некотором роде, - усмехнулась египтянка. Даже в сумерках она увидела, как Поликсена побледнела, и тогда дружески сжала ее руку. - Не торопи будущее! Ты, в любом случае, пойдешь замуж только после меня, своей повелительницы, - сказала она. – А когда я получу царскую власть… и до тех пор… все еще может измениться, и не единожды. Поликсена вспомнила об Аристодеме и кивнула. Уже совсем стемнело и даже похолодало - они наконец встали и покинули террасу. Перед тем, как лечь спать, при свете алебастровой лампы, подруги еще раз повторили утренний урок персидского языка: вавилонянин Арианд поехал с ними и исправно исполнял свои обязанности наставника. А Поликсена узнала от Нитетис, что лучше всего запоминается то, что повторяешь перед сном.