Сумерки Мемфиса

Псамметих правил в Мемфисе пять месяцев: считая от смерти отца. На независимое его царствование приходилось еще меньше времени, и, конечно, после того, как персы и азиатские шпионы наводнили страну, у последнего египетского фараона Черной Земли мало осталось возможностей для маневров. Разумеется, Камбис знал о греческих наемниках Псамметиха, но не видел никакого их преимущества перед собственными греческими воинами – перевес же сил в сторону азиатов был огромен: Камбисовы греки служили сейчас победителю, и других народов, которые воевали на стороне персов, было не счесть. Поэтому персидский царь, едва отдохнув от победы над Египтом, решил пойти войной на Куш – страну эфиопов, о которой слышал много басен. Страна эфиопов лежала на севере Нубии: земли золота, как переводилось это название с египетского языка. Камбис давно еще готовился к походу вглубь Африки, и с этою целью основал на Юге, в Верхнем Египте, несколько укрепленных городов, чтобы получить при нужде подкрепление и иметь тыл. На построение новых городов были разобраны многие старые памятники Та-Кемет: Нитетис узнала об этом, но приняла как неизбежное зло. К тому же, не один только завоеватель-азиат поступал так. Фараоны божественной крови, сыны Амона, многократно уничтожали наследие своих предшественников, используя для сооружения своих заупокойных храмов, обелисков и колоссальных статуй готовый тесаный гранит, мрамор, порфир, диорит. Но Камбису было не до внушительности и долговечности новых городов, и на строительство пошел известняк и кирпич, столь привычный и широко используемый в Азии, как и в Египте. После покорения Ливии и Кирены, возмечтав покорить себе всю Африку, Камбис послал войско на завоевание оазисов: но его постигла страшная судьба. Тысячи персов были застигнуты в пути песчаной бурей и засыпаны заживо. Персидский царь долго горевал и неистовствовал, бия себя по голове и взывая то к Ахура-Мазде, то к персидским и египетским богам. Потом Камбис принялся приводить в готовность армию, которую намеревался возглавить сам. Прожив со своей новой царицей не более двух месяцев, он забыл ее во имя овладения всем миром, как завещал своему старшему сыну Кир Великий. Орел Ахеменидов должен был укрыть своими крыльями всю землю.* Персидский царь чрезвычайно полюбил дочь Априя, но даже не простился с нею, когда садился на коня впереди своего войска. Не больше внимания Киров сын уделил и Роксане, супруге и родной сестре, женщине дома Ахеменидов: едва ли он вообще заметил, что его младшая царица ждет ребенка. Нитетис так и не удалось зачать до того, как ее персидский супруг и господин выступил в поход, и она не знала, к добру это или к худу. Теперь, в отсутствие царя, Саис оставался под властью Уджагорресента – и ее, великой царицы. Нитетис опять пригласила во дворец Поликсену: ей так нужны были советы и любовь подруги! Живая богиня Та-Кемет тщательно проверяла греческую стражу, которой окружила себя и подругу, и назначила новых людей, чтобы обезопасить себя и Поликсену от отравления. Царственные особы в Та-Кемет издревле держали при себе слуг, которые пробовали их пищу: хотя и отравители изощрялись со временем. Нитетис взяла одного такого преданного и безропотного египтянина в свои покои, и он пробовал пищу прямо перед ее глазами. Поликсене было жутковато видеть это, но покинуть царицу она не могла. Вместе египтянка и эллинка еще раз подробно обсудили возможные шаги, которые мог предпринять Филомен против Камбиса: как союзницы, согласные во всем. Ничего сейчас не могло быть хуже, чем опять разжечь пожар войны, который только-только приугас! Поликсена очень боялась за брата, и знала, что и Нитетис полюбила смелого и талантливого эллина, молодого воина-философа; Нитетис до сих пор хранила в своем сердце благодарность к человеку, который, возможно, спас ее от надругательства и гибели в день пленения воинами старого Амасиса. Но, несмотря на это, Поликсена взяла с великой царицы слово, что, если Филомен будет схвачен живым и попадет в руки Нитетис, дочь Априя его пощадит. "Схвачен живым!.. " Как страшно было произносить это даже мысленно: но таков обыденный язык войны. Поликсена усвоила свои уроки и крепко помнила, как политики поступают даже с теми, кого любят. Но она верила Нитетис. И царица дала ей слово пощадить брата, поклявшись Маат, самым святым, что имели в сердце каждый мужчина и каждая женщина Та-Кемет: пусть даже уроженцы разных мест почитали разных богов. Нитетис опять заслала людей в Мемфис на розыски коринфянина, и наконец узнала достоверно, что Филомен возглавил греческое войско Псамметиха, заняв место, так никем и не занятое после предательства галикарнасца Фанеса. Филомен привел в порядок как греческие части, так и египетские, собрав рассеянные силы фараона и укрепив их сломленный дух. Поликсена много бы дала, чтобы узнать, какие слова ее возлюбленный брат произносил перед строем. И не меньше бы дала, чтобы узнать, что сказал на происходящее Пифагор, который теперь жил под защитой Псамметиха! Ведь великий философ не мог не понимать, чего добивается один из лучших его учеников! Но узнать больше о планах наследника Амасиса пока ничего не удалось; хотя Поликсена была счастлива услышать, что Филомен жив и соблюдает осторожность. До сих пор Псамметих не превысил своих полномочий наместника Камбиса – а приводить в готовность армию было его прямой обязанностью. Однако подать весть брату из Саиса эллинка, конечно, никак не могла. Если только кто-нибудь из персов в Саисе – а еще ужаснее, сам Камбис - прослышит о ее ближайшем родстве с Филоменом… Пока о том, чья она сестра, кажется, знали только греки и египтяне из дома Нитетис: и все эти люди держали язык за зубами. Между тем, поступили вести о продвижении Камбиса в пустыню. Вести были удручающие: невоздержанные во всем персы, услышав о положении своего царя, перемежали проклятия с рыданиями, а великая царица не знала, радоваться или рыдать вместе с азиатами. Камбис, давно замыслив поход, неважно – вернее сказать, ужасно позаботился о снабжении своей великой армии! У персов на середине пути кончилось продовольствие, и дошло до того, что воины царя стали по жребию убивать и съедать каждого десятого.* Египтяне были потрясены, узнав о преданности и самоотвержении, на которые было способно азиатское войско; не зря персы в мирное время наедались мясом животных до отвала! А Нитетис и Поликсена поняли, что настал решительный час. Именно сейчас Камбиса можно было разбить! Поликсена, окажись она рядом с братом, страстно нашептала бы это ему на ухо. Но чем обернется такой шаг? Не отомстят ли персы за бунт десятикратно?.. Роксана заперлась в своих покоях, и только ближайшие служанки видели ее растущий живот, судьбу Персии – и, возможно, Египта. Хотя сейчас Нитетис уже не так опасалась этого наследника. Скорее всего, наследник Камбиса, если Роксана ждет сына, примет смерть еще в детстве, от своих или от чужих. И до того, как дитя вырастет и сможет вступить в свои права, пройдет очень много времени! А если Камбис вдруг решит сделать сестру великой царицей… Нет, это невозможно: просто невозможно. Завоеватель может стать чужим царем, пока берет свое силой оружия; а неподготовленная женщина, которой недоступны такие способы борьбы, как мужчинам, чужой царицей никогда не будет. А тем паче – в Та-Кемет. Уджагорресент, несмотря на все эти в высшей степени разумные предположения, несколько раз тайно посетил великую царицу и уговаривал ее бежать, пока еще можно. Нитетис сделала все, что было в ее силах, и больше неспособна укротить сумасбродного завоевателя и помочь своей несчастной стране! Кто только мог знать, на кого обрушится ярость перса, когда он вернется в Саис, горько досадуя на самого себя и сокрушаясь о своем бездарно загубленном войске! И ведь сколько бы ни погибло персов в походе – их по-прежнему что песчинок в пустыне, и все они подвластны одной воле! Нитетис, хотя ей было страшно как никогда, отказалась послушаться любившего ее царского казначея. - Если мы побежим и Камбис найдет нас, все будет стократ ужаснее! А наше бегство может разъярить его больше всего остального… именно твое и мое! – сказала царица. – И как раз сейчас боги могут улыбнуться нам! Уджагорресент не знал: говорит ли Нитетис о поражении царя всей Азии, которому она отдалась и которого полюбила, или же о поражении Псамметиха и воцарении Камбиса на троне Амасиса в Хут-Ка-Птах. Несравненная дочь Априя могла подразумевать и то, и другое. А потом из Мемфиса прилетели еще более грозные вести. Псамметих со своими египтянами и греками наконец поднял восстание! Поликсена бросилась в храм Нейт, возвышенный Камбисом. Она давно уже не могла молиться собственным богам, которые тем более теряли силу, чем дольше эллины жили вдали от родины. Ведь боги питаются соками родной земли и становятся именно такими, как люди молятся им! Поликсена, подобно египтянке, простерлась перед матерью всего сущего и долго молила ее даровать победу брату – или хотя бы оставить ему жизнь и свободу… Египтяне и греки, поднявшись против врага неожиданно и с великим ожесточением, перебили персов, находившихся в Мемфисе, и двинулись к Саису. Поликсена знала, что войско повстанцев растет. Она так и видела их перед глазами: впереди своего воинства на боевой колеснице едет храбрый фараон Псамметих, а позади своего египетского царя на уже ставшем легендарным черном Фотиносе, во главе греческой конницы, скачет ее брат. За Филоменом, среди всадников, следует неразлучный Тимей. Поликсена призывала на их голову благословения всех богов. Ликандр, знавший о продвижении греков от своей госпожи, бесновался, больше всего мечтая присоединиться к восставшим. Спартанца удерживало на месте и охлаждало только то, что ему выпало защищать и любить сестру греческого полководца. И тут стало известно, что Камбис возвращается из похода. *** Персидский царь узнал о восстании еще до того, как пересек границу Египта. Но Камбис, наученный опытом, не поскакал навстречу Псамметиху: у его воинов уже не было на это сил. Они вошли в один из персидских городов, наскоро построенных Кировым сыном на юге, и там опять набили животы и сумки, залечили бесчисленные раны и язвы. А пока царь набирался сил, он отправил навстречу восставшим войско, ждавшее своего часа в городе. Псамметих и его воины встретились с азиатами на полпути к Саису: персам подошло подкрепление и из самого города Нейт. Была страшная битва, несравненно страшнее того сопротивления что оказал персам порубежный Пелусий. Египтяне дрались так, как не сражались со времен Рамсеса Великого*; греки же бились с неистовством и бесстрашием, которые приводили в ужас и изумление тех, кто не знал этого народа. За каждого убитого грека персам приходилось отдавать по десятку своих. Земля вокруг покраснела от крови, и ни один сын Та-Кемет не задумался о том, как будут погребены их тела. Но в конце концов Псамметиха задавили числом – фараон был захвачен живым; и живым взяли его военачальника, Филомена. Бросив аркан, персы стащили молодого героя Эллады с коня. Черного скифского коня, внушавшего им восхищение и страх, подобно злому духу-дэву, воины Камбиса тоже взяли живым, подранив его стрелой, а потом спутав ему ноги. Камбис присоединился к своим победительным воинам уже после того, как египтяне были разбиты. Персидский царь с торжеством двинулся на Мемфис, и там выместил свою ярость на всех жителях столицы, правых и виноватых. По приказу Кирова сына две тысячи знатнейших египетских юношей из окружения Псамметиха были казнены – сам молодой фараон был оставлен в живых и наблюдал это. Всевозможным пыткам и казням были подвергнуты также мирные жители, которых персы хватали без разбору, врываясь в дома, где поджигали все, что могло гореть; и наконец-то Камбис позволил азиатам разрушать и разграблять мемфисские храмы. Многие только этого и хотели. Персы убивали жрецов, глумились над статуями богов, плюя в них, откалывая им носы и уши. Но через несколько дней этого беспросветного для египтян ужаса гнев царя царей поутих, и к нему вернулось прежнее жестокое азиатское здравомыслие и своеобразное чувство справедливости. Велев прекратить бойню и оставив обескровленный и опозоренный Мемфис в покое, персидский царь двинулся к Саису, везя с собой множество пленных. Филомен, верховный военачальник Псамметиха, остался жив и цел, не считая полученных в бою ран: по непонятному персам приказу царя его особенно оберегали в пути, и Камбис никому из своих людей не позволял издеваться над коринфским царевичем, как азиаты мучили других пленных. Никто теперь не знал, что царь персов думал про себя насчет этого эллина. * На штандарте Ахеменидов, принадлежавшем Киру Великому, был изображен орел. Фаравахар, символ зороастризма, - крылатый диск с верхней частью тела человека, - тоже ведет свое происхождение от стилизованного образа летящей птицы, который использовался в различных культурах от глубокой древности. * Каннибализм в войске Камбиса - исторический факт. О гибели огромного войска Камбиса, захваченного врасплох песчаной бурей, также свидетельствует Геродот: это полулегендарная история, как и многие свидетельства, оставленные современниками персидского царя. О "величайшем ужасе", начавшемся после вторжения Камбиса, однако, рассказывает Уджагорресент в надписи, сделанной на статуе царского казначея: есть основания полагать, что жестокости персов явились реакцией на восстание Псамметиха. * Рамсес II, один из фараонов Нового царства, при которых империя достигла наивысшего расцвета.