Сумерки Мемфиса

Филомену во дворце отвели покои, прежде, несомненно, принадлежавшие сынам фараонов, Хорам в гнезде. Уж не пустил ли здесь кто слушок о его происхождении? Персы очень высоко ценили знатность – не менее египтян: как все народы, которым начинает недоставать смелости… Военачальник уже запомнил дорогу к своим комнатам; и на половине дороги Филомен заметил, что его ведут не в том направлении. - Меня ведут к царю? – спросил он по-персидски сопровождавшего его "бессмертного". Перс скосил на него черный, как у лошади, глаз. - Нет, - ответил стражник сквозь зубы: или так звучал его голос из-под повязки. – Великому царю сейчас недосуг! "Нитетис?" - подумал эллин. Он уже знал, что персы избегают упоминать в разговорах женщин, так же, как избегают их изображать: хотя Филомен слышал, что царица Атосса заказала свой портрет у греческого скульптора. И персидская царица, как рассказывали, весьма благоволила греческим рабам, особенно, должно быть, в отсутствие супруга… Военачальник остановился перед высокими дверями, которые охранялись египтянами. Их гладко выбритые бесстрастные замкнутые лица вызывали у Филомена намного больше уважения теперь, когда он испытал их в бою: даже когда египтяне потеряли все… Двери распахнулись, и пленника овеяло прохладой и жженым ладаном из курильниц, стоявших в углах на высоких треногах. Малый зал приемов, принадлежащий великой царице, понял эллин тотчас же, увидев пустое эбеновое кресло на возвышении. Саму Нитетис он узрел несколько мгновений спустя: египтянка стояла у подножия тронного возвышения, будто в раздумье, занимать ей трон или нет. Филомен снял шлем и взял его подмышку; оружие осталось при нем, на поясе, но теперь никому не было до этого дела. Пленник быстро направился к царице; остановившись в нескольких шагах от Нитетис, он низко поклонился, прижав руку к сердцу. Он знал, что Нитетис вполне удовлетворится этим сейчас. Она улыбнулась ему усталой, но любезной придворной улыбкой. Главная египетская царица персидского царя была одета в платье из зеленой переливчатой шелковой материи, похожее на хитон, - если бы не стянутый под грудью плетеный серебряный пояс с алыми кистями и не полупрозрачная накидка с такими же кистями, напомнившая Филомену сирийскую моду. Ее волосы были причесаны так сложно, что и не разобрать, как это сделано: греческий узел на затылке дополняло переплетение множества кос. Нитетис была прекрасна, как всегда, но бледна, а под глазами залегли тени. - Сядь, я желаю поговорить с тобой, пока тебя не потребовал Камбис, - сказала царица гостю без предисловий. Филомен сел на циновку, и Нитетис опустилась на подушки напротив. Им подали вино и финики, но эллин и египтянка даже не взглянули на угощение. - Ты знаешь, что у царицы Роксаны будет ребенок? Теперь она осмелела и похваляется этим, - сказала Нитетис, сцепив руки на коленях. – Она ссорит меня с моим мужем… Что ты об этом думаешь, эллин? Филомен долго молчал, неприятно изумленный новостью. И это после того, что он узнал о любимой сестре! Чего только ждать от женщин!.. - Это зловещая новость, - сказал военачальник наконец. Нитетис засмеялась. - Зловещая новость! После того, что устроил ты! Царица поджала губы. - Я хочу знать, как ты намерен действовать и говорить с царем, - произнесла она. – Как друг Та-Кемет или же как враг? Филомену показалось, что перед ним опять сестра… он почувствовал, что Нитетис догадывается почти обо всем, что он сказал Поликсене. Уж не прослышала ли царица и о Ликандре? - Я намерен действовать на пользу Элладе, - сказал Филомен прямо. – Ты сама знаешь, госпожа. Если Египет останется другом нам, мы останемся в союзе с вами! - Прекрасно сказано, философ, - усмехнулась Нитетис. И Филомену вдруг стало бесконечно жаль ее. Он готов был утешать мнимую дочь Априя, как свою сестру, если бы только можно было вообразить такое поведение с царицей. Но Нитетис не нужны были слова, она превосходно чувствовала его настроение. - Как Поликсена? – спросила она, глядя в сторону. Лицо Нитетис еще больше осунулось и замкнулось в одинокой гордости. Филомен низко склонил голову. Он не мог сказать ей правду, но лгать было еще хуже. - Великая царица, моя сестра… приблизила к себе… Филомен не отважился продолжать; но слово уже сорвалось. - Ликандра? – спросила Нитетис, не упускавшая ничего. - Да, - глухо ответил военачальник. Он ожидал изумления, гнева, взрыва женских чувств, которые готовился переждать, как гонения Геры. Но Нитетис даже не шевельнулась. - Я все знаю, - тихо сказала она. – Мой двойник наконец обрел полноту в соединении с мужем! - Откуда ты знаешь? – воскликнул эллин, чье изумление сменил гнев на осведомленность царицы. Нитетис, как и следовало ожидать, не ответила. Только сказала: - Я позову Поликсену во дворец сегодня же. Надеюсь, я не опоздала! Филомен кивнул: все было ясно. - Но, госпожа… Нитетис вскинула руку. - Я позабочусь о моей подруге, - сказала она. Голос великая царица возвысила совсем немного, но Филомен понял, что речь зашла о предметах, которыми нельзя овладеть силой. Военачальник фараона наконец пригубил свое вино. - Царица, не знаешь ли ты, зачем я мог понадобиться Камбису? Он ожидал каких-нибудь политических намеков, советов – ведь зачем-то Нитетис зазвала его к себе! Но, к его тревоге, египтянка покачала головой. - Я не знаю, Филомен. Камбис не столько политик, сколько человек чувства… он очень непредсказуем! Ты сказал царю, что азиаты не поняли нас, и что мы вам ближе, чем персы, - вдруг произнесла царица. – Ты прав. Вера в умах наших князей и жрецов давно выродилась в холодный расчет, близкий вашему философскому трезвомыслию. Мы намного более политики, чем персы, а они… еще недавно бывшие неотесанными разбойниками горцы, теперь горящие огнем своего единого бога, и Ахура-Мазда может оказаться ужаснее всех богов, перед которыми склонялись мы! Ты понимаешь меня? Эллин кивнул. - И даже когда персы переймут наше тонкое обхождение, если это возможно… внутри они не изменятся. Никогда не говори с азиатом, как говорил бы с египтянином, как бы тот ни рядился! Нам уже тысячи лет известны прямые пути сердца, которые выверены для нас, – их мы называем Маат; а зороастрийцы, хотя и много говорят о добре, воплощенном в едином боге, понимают это добро как только им заблагорассудится. Так что лучше тебе не отворачиваться от нас, экуеша, - холодно улыбнулась царица. - Я клялся в верности Египту, - сказал Филомен. – И я доказал мою верность! Нитетис кивнула. - Если хочешь, можешь сейчас пойти навестить своего мудреца, - неожиданно предложила она. – Пифагор занят в дворцовой библиотеке со своим ученым рабом, они вместе составляют звездные таблицы… Филомен мотнул головой. - Нет, госпожа, благодарю тебя. Нитетис подняла брови, подобные изогнутым черным стрелам. - Чем же занять тебя, гость? – спросила она с холодной и понимающей усмешкой. – Может быть, хочешь поучиться конному бою у воинов нашего царя? Скоро Камбис устроит состязания всадников в Саисе, ты знаешь об этом? Филомен снова мотнул головой. Он облизнул губы, быстро осмысливая слова царицы. - Персы считаются лучшими наездниками в мире, а их коням нет равных! – закончила она. Филомен откинул назад волосы и задал вопрос, который давно не давал ему покоя. - К какой же породе принадлежит мой конь, хотел бы я знать? - К нисейской*, - немедленно ответила Нитетис. – Ты догадался! Скифы, которые не кланяются никому, тоже давно ведут дела с великой Персидой! *** Когда Поликсена прибыла во дворец, она узнала, что Камбис все еще не удосужился встретиться с ее братом. Камбис словно бы забыл, что придержал ценного пленника! Ее провели прямо к Нитетис, в собственную спальню царицы; египтянка устремилась навстречу наперснице и обняла ее, прежде чем та успела поклониться и хоть что-нибудь спросить. Впрочем, Поликсена не хуже брата понимала, насколько трудно ей утаиться во враждебном эллинам - и побежденном городе. Пусть даже ее слуги не раскрывали рта. - Я все знаю! – воскликнула царица, не дав Поликсене даже начать оправдываться. Она посмотрела на эллинку, улыбаясь, полная возбуждения и странной радости. - Я ждала этого от тебя! – воскликнула Нитетис. Поликсена приоткрыла рот. - Ждала?.. - Я ведь знаю, что жена без мужа чувствует себя неполной, - сказала египтянка. – И ты захотела отдаться ему, потому что твой спартанец силен, красив и полюбил тебя! Правда? - Правда, - сказала ошеломленная Поликсена. Она помолчала и прибавила: - А еще потому, что этот шаг и этот выбор я сделала сама! Женщинам, а тем паче девушкам редко удается поступать по себе! - Бедный Ликандр, - рассмеялась Нитетис. – Если бы только он знал, что творится в голове у его царевны! - Мне кажется, Ликандр догадывается, - серьезно сказала эллинка, не ответив на насмешку. – Может быть, он поумнел и созрел, полюбив меня… любовь обостряет все чувства, как война! И ведь я вправду люблю его! Нитетис сжала губы. - Расскажи-ка мне все, мой дорогой друг! Давно это продолжается? Сколько раз?.. Поликсена, покраснев, прервала госпожу жестом и в подробностях рассказала об отношениях с Ликандром. Нитетис кивала, учитывая все; и спросила, когда у подруги были последние крови… - Я приглашу к тебе Минмеса, пусть осмотрит тебя как следует, - сказала великая царица наконец. – Если ты еще не зачала, мой врач знает надежные средства против беременности! А если зачала, это гораздо хуже. Она объяснила: - Нашим врачам известны очистительные яды, но действие их слишком сильно. Вместо очищения они могут принести смерть. Вдруг Поликсена ощутила негодование. - А если я хочу родить ребенка? - Я тебе пока не позволяю, - качнула головой госпожа. – Ты в ответе за многие жизни, не за одну себя! Поликсена склонила голову, снова напоминая себе, на каком она положении. Долго ли выдержит это Ликандр? Но ведь ей некуда деваться, так же, как брату, который сам отрезал себе все пути к отступлению! Вечером Нитетис пригласила к себе Филомена, а также собрала в зале приемов небольшой кружок египетских приближенных. Все очень тревожились об отсутствии Камбиса, который был занят чем-то не то во дворце, не то в городе, - приближенные персы молчали как рыбы: азиаты умели отгораживать своих властителей от женщин и от низших гораздо лучше, чем греки и египтяне. Глуша беспокойство, великая царица предложила гостям сыграть в сенет*, древнюю игру, имевшую магический смысл. - Некогда это было колдовство, пробуждавшее божественные силы, - с улыбкой сказала она. – Теперь только забава! Правила были простые, и эллины запомнили их быстро. Некогда в сенет в Египте играли все, от царей до мелкопоместных господ: теперь же игра была полузабыта. И несмотря на то, что Поликсена и Филомен думали о египетских богах, они сели за доску с некоторым трепетом. Царица скоро выиграла у военачальника, а потом и у Поликсены. Это никого не удивило, но у эллинов сердце было не на месте. И так же неуютно ощущала себя победившая Нитетис. - Помолитесь, - сказала она своим греческим друзьям, отпустив от себя остальных. – Помолитесь тем, в кого верите! *** Эллины заночевали во дворце, Филомен – как царский пленник, а Поликсена - чтобы поддержать царицу и брата. Ей уже очень не хватало Ликандра, и она жалела, что не взяла своего возлюбленного с собой… А наутро к ним в ужасе прибежали слуги, шпионившие в покоях Камбиса, между его сановниками и воинами. Верные египтяне повалились в ноги своей царице, как будто она могла спасти их сейчас. - Царь приказал казнить двенадцать самых знатных персов из своих приближенных, закопать живыми в землю, без всякой причины! Крез, царь Лидии, пытался вступиться за них, и Камбис чуть не убил и его: говорят, слуги его укрыли… не знаем, надолго ли… - Приказал казнить? – воскликнула Нитетис. Она чуть не схватилась за руку Филомена, стоявшего рядом с нею; эллин же наполовину выдернул из ножен меч, и никто не остановил его. - Что происходит? – спросил коринфский царевич сквозь зубы. - Это уже сделано. Их казнили! У перса наступило умопомешательство, - ответил египетский слуга Нитетис, поднявшись на ноги и прямо посмотрев на всех господ. Страх на его лице теперь мешался с яростью угнетенного, который помнил о своей гордости и многовековой избранности своих предков. - Все знали, что когда-нибудь это случится! Этого сына Кира и среди своих называют сумасшедшим! Филомен переглянулся с Поликсеной. - Ну что ж, пока он убивает персов, не так все и худо, - пробормотал военачальник. * Прославленная азиатская порода лошадей, выводившаяся в Мидии на Нисейской равнине. * Одна из любимых в Древнем Египте настольных игр, в свое время очень популярная.