Сумерки Мемфиса

Для состязаний предназначили плац при дворцовых казармах, ныне пустующий: огромную площадку, обнесенную толстыми стенами в несколько человеческих ростов, замощенную камнем и посыпанную песком. На стенах, как и во времена фараонов, стояли стражи-египтяне в полном вооружении – лучники и копейщики в юбках и защитных нагрудниках. Каково этим людям, должно быть, будет смотреть на такое множество врагов у себя под ногами, не в силах что-нибудь сделать! Что это: великая насмешка царя персов или великая предусмотрительность? Поликсена, услышав о том, где состоится ристалище, ощутила огромное облегчение: она сама не сознавала, как боялась, что Камбис вторгнется со своими лошадьми и сатрапами на землю одного из великих святилищ. Но, конечно, в таком случае египтян пришлось бы пригонять на зрелища силой, и неизвестно, чем бы все это кончилось. Люди Та-Кемет были вовсе не забиты, хотя и могли показаться совершенно покорившимися: но они будут подниматься снова и снова, с упорством каменщиков, восстанавливающих исполинский храм, хотя тот многократно разрушался и погребал строителей под своими глыбами. Поликсена, как и другие женщины, прибыла на зрелища в закрытых носилках. Она знала, что персы держат женщин взаперти, допуская разве только до домашних развлечений, и укрывают в шатрах, когда берут с собой в походы: хотя персы гораздо чаще греков брали женщин и все свои семьи с собой на войну. И эллинку удивило, что среди зрительниц не одна и не две персиянки: это были наложницы и даже жены, которых сановники и военачальники Камбиса привезли издалека, желая закрепиться здесь. Азиатки всего дичились, как голуби, ничего не видевшие за прутьями своих клеток, или горянки, выросшие за стенами неприступных крепостей. Они осматривали Саис и египтян из-под своих покрывал своими большими черными глазами с высокомерием и жадностью; их ноздри трепетали, а яркие губы были полуоткрыты, точно персиянки насыщались видом города Нейт. Одеты все эти госпожи были в легкие алые, желтые, зеленые шелковые одежды: несмотря на их покрой и длину, не стеснявшие движений. Конечно, сама Поликсена ни за что не надела бы такое платье добровольно, еще и в египетскую жару; но не могла не любоваться красотой золотого узорочья, цветочных и лиственных орнаментов, отделки рукавов и воротов, отягощенных изумрудом, жемчугом, сардониксом. Вот чем занимались персидские жены в своих комнатах дни напролет – простые и знатные, которым равно не приходилось заботиться о хлебе насущном. Земля персов была так изобильна, что и не снилось Коринфу и даже зажатому между пустынями Египту, чье плодородие было искусственно и чьим единственным кормильцем был Нил, – а тем паче такое не снилось бедной, суровой Спарте! Поликсена бросила взгляд на Ликандра. Казалось, его совсем не трогает роскошь, которую он видит вокруг: спартанец глядел на добро персов, точно на кучу навоза. Долго ли он так продержится? Хозяйка потянула своего охранителя за алый плащ, и Ликандр, быстро обернувшись, встретил ее взгляд и улыбнулся. Поликсена улыбнулась в ответ. Пусть правда этого воина стала больше той, что известна Спарте, - он ей не изменит. Брат явился на ристалище в свите великой царицы. Он был в своих обычных бронзовых доспехах, пусть и начищенных до блеска, и в старом египетском белом плаще; разумеется, без шлема, хотя и при мече. Черные жесткие волосы Филомен опять обрезал по-гречески коротко, хотя с бородой не расставался; и выделялся среди разряженных персов не напускною важностью, а подлинным внутренним величием. Хотя, само собой, Филомен пришел без коня, как пленник и зритель. А на персов стоило посмотреть: Поликсена до сих пор не замечала, сколько среди них гордых, красивых людей. Кони, вычищенные и расчесанные до ушей, с золотыми оголовьями, покрытые алыми попонами с вышитыми на них львами, оленями, хищными птицами; мощные луки за спиной, перевязи мечей, расшитые кружочками меди и золота, панцири самой изощренной ковки и отделки, золоченые, серебреные и вороненые… Плечи у азиатов были уже и сложение не такое мощное, как у эллинов, но на конях всадники держались легко, и видно было, что они сильные, крепкие мужчины. Поликсена толкнула локтем Ликандра. - Ну, каковы они тебе кажутся? Он взглянул на нее со спокойной брезгливостью. - Я ни за одним из них не пошел бы, даже скажи мне оракул, что в них вся правда богов, - ответил лаконец. – А за твоим братом пошел бы хоть сейчас! Поликсена перевела взгляд на брата и заметила, что он присматривается к персам совсем не так, как Ликандр: враждебно, но с интересом, отмечая и запоминая каждую черту. Великого царя и Нитетис Поликсена успокоенно заметила еще раньше: Камбис успел отрастить волосы, но они были все еще короткими, и он немало напоминал ей обликом брата. Еще и потому, что сын Кира, в отличие от своих приближенных, не стал покрывать голову платком или митрой, как следовало царю: это очень бросалось в глаза, но, разумеется, никто не смел и заикнуться о таком нарушении приличий. После того, как Камбис короновался по египетским обычаям и выходил к персам в облике фараона, - и после того, что он учинил над своими подданными всего неделю назад… Кто знает, так ли незаслуженно… Нитетис, в отличие от мужа, больше сливалась с другими женщинами: в таком собрании персов великая царица накинула на голову тонкое покрывало, хотя из-под него выглядывала золотая кобра, как зоркая стражница своей госпожи. Была среди женщин и младшая царица – Роксана выступала в окружении своих служанок с важностью главной жены, гордо оберегая свое чрево. Поликсене вдруг стало жаль ее. Нет, эта персиянка не победит, что бы ей ни представлялось сейчас, несмотря на свою царскую кровь: слишком сильны ее соперницы. В Персии, быть может, Роксана и могла бы победить… но нет, там властвует Атосса. Кроме персов, пришло довольно много знатных египтян: и явились даже бритоголовые жрецы в белых платьях. Правда, вид у служителей Нейт и Осириса, чтимого в Саисе, был неизменный – вид хранителей вечности, потревоженных мирской суетой. Впервые за долгое время Поликсена увидела в свите Камбиса Уджагорресента – царский казначей был одет совершенным персом, только без головного убора и без бороды. Он напоминал ловкого и сильного евнуха… какие порою брали власть в Азии: но, разумеется, честолюбие этого человека было совершенно мужским. Для зрителей были приготовлены скамьи и кресла, расставленные вокруг площадки полукругом: кресла-троны в первом ряду предназначались для царя и царицы. Пробираясь к своему месту вместе с несколькими эллинами, которые должны были сесть сзади, справа и слева, защищая госпожу, Поликсена заметила, как чист песок на плацу: может быть, площадку засыпали свежим… но вернее всего, никто так и не упражнялся на нем до сих пор. Сев на свою скамью, эллинка закрыла лицо руками: так слепил ее искрящийся под лучами Ра белый песок. Ликандр, занявший место по правую руку, тронул госпожу за колено: испугался, что ей дурно… - Глаза устали, - сказала Поликсена, посмотрев на него и улыбнувшись. – И плохо видно, - прибавила она, посмотрев поверх голов в высоких персидских уборах и египетских париках. - Хорошо бы построить здесь театр! Лаконец кивнул, подумав: когда игры будут в разгаре, наверняка зрители повскакивают с мест, напирая и давя друг друга. "Я уведу ее раньше", - подумал он, переводя взгляд с госпожи на задние ряды и оценивая, как это сделать. Тут вдруг иониец Анаксарх, сидевший позади хозяйки, похлопал ее по плечу и громко шепнул: - Гляди! Пифагор! Поликсена обернулась: самосский философ как раз пробирался между скамьями, в сопровождении нескольких воинов-греков, - поближе к царским креслам, но, разумеется, туда, где сидели другие греки. Мудрец был облачен в белоснежную хламиду, темные кудри и борода тщательно расчесаны, а в волосах тонкий золотой венец: точно некоронованный царь непризнанного государства в государстве… Сам ли Пифагор выбрал себе такое отличие, или ученики настояли? Скорее второе! Хотя как знать! Поликсена опять взглянула на своего любовника и увидела, что он уже внимательно разглядывает приготовления на площадке: в дальнем конце ее устанавливали мишени, кольца для стрельбы и щиты с нарисованными изображениями дичи. - Лучше бы просто круги нарисовали, так гораздо нагляднее, - сказал Ликандр. Он вдруг засмеялся. – Не удивлюсь, если персидские цари у себя дома охотятся на такую дичь! Поликсена фыркнула в руку. Может, так и есть. Хотя, конечно, царь царю рознь и нельзя по нескольким неженкам судить обо всех персах! И тут громко запели трубы: зрители зашикали друг на друга, призывая к тишине. Начинались состязания. И начались они с соревнований колесниц: одна, потом вторая и третья ослепительно разукрашенные колесницы выкатили в широкий проход, оставленный для участников. Они были запряжены четверками, и головы коней были украшены плюмажами из алых и белых перьев; в каждой повозке стояли возница и лучник. Поликсена так и вспомнила о знаменитых "косарях" - смертоносных азиатских колесницах с серпами, толпами косивших людей на поле боя. Сперва колесничие состязались в скорости, пустив коней по кругу: передние зрители, особенно египтяне, стали с криками откидываться назад, несмотря на живое заграждение из персидских воинов, поставленное царем. Но персы правили с такой ловкостью и умением, что для сидящих на скамьях не возникло никакой опасности. Поликсена взглянула на Ликандра, не в силах сдержать восхищения: серые глаза лаконца были презрительно сощурены. - У нас тоже проводят колесничие гонки, и мы это делаем лучше! – сказал гоплит. –Никакими ремнями не привязываемся, и гоним по-настоящему! У нас и женщины соревнуются с мужчинами! Но тут увиденное заставило Ликандра замолчать и даже привстать на месте: лучники начали стрелять по мишеням на полном скаку, причем ни один не промахнулся. Персы били в самое сердце нарисованным львам и косулям. Сжав губы, лаконец сел обратно. - Наука трусов! – сказал он. Конечно, Поликсена знала, что спартанцы больше всего уважают битвы в строю, в фаланге, и поединки пеших бойцов, лицом к лицу, в которых невольно покажешь всю свою силу и отвагу, не надеясь на коня, на расстояние и на дальнобойность лука. Такой же бой превыше всего ценили и другие греки. Но оспаривать искусство персов при всем желании было нельзя. Потом на арену выехали всадники: сперва они гарцевали, выделывая на своих конях головокружительные трюки, потом стали бросать друг другу на копья драгоценные обручи, подхватывая и перебрасывая наконечниками. Потом начали, разгоняясь, стрелять на полном скаку в кольца и метать дротики в мишени. Потом опять их сменили колесничие: и теперь даже спартанец не мог упрекнуть их в трусости. Возницы, раззадорив коней, спрыгивали на землю и вскакивали обратно в колесницы. - Неплохо! – мрачно сказал воин, на чью оценку Поликсена сейчас почти полностью полагалась. Во время представления зрителям разносили прохладительные напитки, гранатовый сок и воду с лимоном. Этот фрукт привезли сюда персы, и Поликсена его уже пробовала: эллинка нашла, что кислое лучше утоляет жажду. Перед ней остановился персидский мальчик-слуга с подведенными как у девушки глазами и бровями, - должно быть, евнух, несчастный: он предлагал наперснице царицы напиток. Ликандр хотел остеречь госпожу, но Поликсена взяла кубок, и юный перс с поклоном исчез. Коринфянка сделала глоток, и допила до половины; затем протянула и Ликандру. Увидев, что кубок полупустой, атлет без колебаний осушил его. От всего не убережешься! И, как бы то ни было, - что ждет возлюбленную, то с радостью примет и он! А под самый конец ристалища перед зрителями выступил сам Камбис. Поликсена не знала, дозволено ли царю персидскими приличиями такое поведение: но, конечно, царь делал все, что ему угодно. Киров сын красиво прогарцевал перед персами и египтянами на гнедом коне, трижды метко выстрелил в нарисованного льва, уже истыканного стрелами, - Поликсена скоро упустила из виду, куда именно вонзились царские стрелы. Потом Камбис ловко поймал на свое копье два обруча в виде свитой виноградной лозы, - золотой и серебряный, - и, подскакав к женщинам, бросил оба венца на колени Нитетис! Все ахнули и захлопали: Поликсена била в ладоши так, что заболели руки. А потом наступила тишина: великая царица встала с места. Что она сделает?.. Нитетис недрогнувшими руками возложила золотой венец себе на голову, и сдержанные египтяне закричали от восторга. Греческие воины, поддерживавшие египетскую царицу, буйствовали как на львиной охоте. А второй обруч… Нитетис, повернувшись к персиянкам, сидевшим позади, на глазах у всего собрания послала серебряную корону Роксане! Несчастной беременной царице и без того стало дурно при виде почестей, оказываемых сопернице; Нитетис этим знаком внимания добила ее, подобно охотящейся Сехмет, демону египетской пустыни. - Как жестоко и как мудро, - прошептала Поликсена. – Не зря же Камбис подарил ей две короны! Наверное, перс того и ждал! Когда пожалованный обруч оказался в руках Роксаны, младшая царица встала, держа его, точно ядовитое животное, с которым не знала, что делать. Ее живот, полускрытый льном и шелком, теперь особенно выставился. А потом азиатка вдруг с криком зашвырнула подарок на площадку, под ноги конникам и самому царю! Все вскрикнули разом: серебряный обруч упал и погрузился в песок, сразу потерявшись. Лошадь Камбиса фыркнула и отпрянула, а на самого властителя персов было страшно смотреть. Поликсена не выдержала и зажмурилась, прильнув к своему возлюбленному: Ликандр окаменел на месте, глядя на происходящее. Нитетис села назад в кресло, бледная и торжествующая, - ее незаметно взял за руку Уджагорресент, сидевший позади царицы; служанки Роксаны были почти в обмороке от выходки госпожи. Едва ли Камбис спустит ее так легко, как первую, когда Роксана сломала веер. Младшая царица рыдала, закрыв лицо руками; служанки окружили ее тесным кольцом, испуганно и неуклюже пытаясь успокоить. Камбис с площадки прожигал взглядом жену, сидя на своем коне подобно статуе. Потом он резко хлестнул коня плетью и унесся прочь с арены, мимо ошеломленных зрителей. Поликсена почувствовала, как Ликандр сжал ее руку выше локтя. - Пора уходить, госпожа, - непреклонно сказал спартанец.