Сумерки Мемфиса

Через два месяца Месут-Ра, - его величество, жизнь, здоровье, сила, - вдруг объявил, что возвращается в Саис и передает мемфисский трон наместнику: наместником же, отныне сатрапом Египта, был объявлен никому не известный вавилонянин по имени Арианд. Тот самый, который когда-то учил царевну Нитетис и ее греческую подругу персидскому языку. А великая царица отныне устранялась от всяких государственных дел: Камбис по причине какого-то никому не известного неудовольствия решил подвергнуть жену заключению в старом саисском дворце, на женской половине, - вместе со старыми наложницами Амасиса и привезенными с собой и надоевшими персиянками, брошенными в гареме подобно изношенному платью, под надзором жирных и обленившихся евнухов. Хотя до сих пор поручать охрану невольниц и женщин высокого положения кастратам у египтян не было принято. Само по себе это изволение царя царей было не так ужасно: Нитетис прекрасно знала, как скоро самые лучшие женщины надоедают пресыщенным и избалованным мужчинам. Но то, что вместе со своею милостью муж лишил ее всех привилегий царицы... И она догадывалась о причине этого... - Камбис понял наш обман - мой и Уджагорресента. Может быть, давно, - сказала она любимой подруге, которой, как и раньше, позволялось навещать Нитетис и проводить с нею время. - Но только сейчас мой муж решил покарать меня! - Отчего же он не устранил от дел царского казначея? - изумилась эллинка. Нитетис склонилась к ней, зловеще и всезнающе улыбаясь. - Оттого, филэ, что Уджагорресент мужчина! Мужчины редко делают женщин друзьями себе, но всегда подозревают их в притворстве, - прошептала египтянка. - Азиаты готовы к обману всякий миг... и для них это правило жизни. Но друг другу мужчины прощают ложь намного легче, чем нам! Помолчав, Нитетис прибавила: - Кроме того, Камбис не может так просто сместить столь высокого сановника. Даже он научился ценить... порядок в покоренных землях. Не потому, что Камбис вдруг полюбил мой народ, - холодно улыбнулась великая царица, - но себя самое и свой покой наш новый бог очень любит! - Может быть, потому перс и удалил тебя, - заметила Поликсена. - Ты слишком хорошо его понимаешь и слишком умна! - Возможно, дорогая, - согласилась Нитетис. Эллинка опустила взгляд на живот подруги. - Ты так спокойна. А я как подумаю, что... - Камбис не будет больше убивать, - сказала Нитетис. - Его и так днем и ночью жгут ненавидящие взгляды! Конечно, можно быть самым ужасным тираном, оставаясь мягким в домашнем кругу... но на мать своего ребенка Камбис руку больше не поднимет. Она улыбнулась. - По правде говоря, я даже радуюсь, что больше не вижу его. И что Камбис оставил за себя этого пройдоху Арианда. Конечно, тот будет лгать и воровать все время, как делают все в его распутном городе, - но, по крайней мере, от этого вавилонянина нельзя ждать таких приступов бешенства, как от царя! У Камбиса ведь это от самолюбия, как у всех мужчин, которые чувствуют, что не столь хороши, как их величают! Эллинка накрутила на руку смоляную косу. - Но ведь это может быть непоправимо! Великая царица улыбнулась. - Непоправимо только одно, дорогая, - смерть. Она опустила глаза и стала рассматривать кольцо из электрума, которое никогда не снимала. Поликсена знала, что это за кольцо, - она помнила, что Камбис до сих пор не выучился и не счел нужным выучиться читать по-египетски: меднозагорелые пальцы Нитетис гладили иероглифы, составлявшие имя Уджагорресента. *** До родов Нитетис оставалось всего два месяца, и для нее и в самом деле сейчас ничего не могло быть лучше саисской благодатной тишины, напоенной хвойными ароматами стройных садов богини. А еще лучше было бы удалиться в свое поместье, которого Камбис ее не лишил: по забывчивости, быть может, или по милосердию. Благородным египтянкам обычаем предписывалось во все время беременности наблюдать только прекрасное: чтобы дитя получилось красивым... Нитетис много времени проводила в храме Нейт, как раньше, и Поликсена сопровождала ее. Эллинка полюбила дом великой матери, предначальный покой, страшивший ее прежде. Когда они попадали внутрь, начинало казаться, что мира за стенами не существует. - Мне теперь кажется, что я верю в твою богиню больше, чем во всех, кому молилась прежде... Больше, чем во всех наших богинь, - чистосердечно сказала Поликсена царице. Служительница Нейт улыбнулась. - Ваши богини прекрасны и телесно мощны. Они существуют затем, чтобы восхищаться их женской статью. А наша матерь богов истинна! Египтянка, одной рукой поддерживая задрапированный живот, другой показала на невысокую статую в нише, перед которой на жертвенном столике горели благовония в медной чашке. По всему храму было множество изображений Нейт в разных видах, в камне и металле, но Поликсена нечасто задерживала на них взгляд: и из страха... и потому, что ими просто не хотелось любоваться. - Можешь ли ты назвать Нейт прекрасной? - спросила живая богиня Та-Кемет. Задумавшись на несколько мгновений, эллинка мотнула головой. Она не считала владычицу Саиса безобразной - просто никогда даже не задумывалась о ее облике! Нитетис торжествующе улыбнулась. - Это потому, мой друг, что предпочтения людей разнятся, и представления о красоте тоже - а истина одна! Когда богов много, невольно начинаешь играть ими, а не поклоняться им, - прошептала египтянка, устремив взгляд на изображение Нейт перед собой - почти безликое, напоминающее многих жен Та-Кемет и, вместе с тем, ни одну из них: в высокой круглой и плоской короне Севера, покрывающей, скорее всего, бритую, как у жрицы, голову, с равнодушной улыбкой на полных губах и большими слепыми миндалевидными глазами, которые повторялись в тысячах священных изваяний. Таков был канон священной скульптуры Египта - и множество божественных жен выходили как одна... Ученица Пифагора была поражена этой такой очевидной мыслью, которая, однако, была осознана ею только теперь. "Не есть ли Нейт женское лицо единого истинного бога, и не потому ли с Камбисом совершались здесь все те вещи, которые изумляли нас?" - подумалось эллинке. Она посмотрела на царицу. Та уже ушла в молитву, став на колени перед Нейт и склонившись до земли. После того, как они обсуждали Нейт, подобно оценщикам на рынке! Поликсена тихонько пошла прочь, стараясь не смотреть по сторонам. Она дождется госпожу во дворе храма: там сейчас пусто, потому что в доме Нейт много внутренних дворов и переходов. После прохладного храмового полумрака, одинакового днем и ночью, Поликсена оказалась в перистой тени кипарисов. Облокотившись на шершавый известняк сплошной стены, эллинка подумала, что так и не попросила Нейт за Ликандра. Соединенная армия выступила уже два месяца назад, за которые могло случиться что угодно. Где он, ее милый?.. Жив ли? Не попал ли в рабство, что хуже смерти? И еще хуже, чем в Азии, было рабство в Элладе. А спартанцу оказаться в неволе в просвещенных Афинах, с которыми Лакедемон особенно враждовал... Эти два могущественных полиса не спускали друг другу ничего! Нет, Нейт здесь не поможет! Совершенно неожиданно Поликсена подумала об Аристодеме, белокуром красавце Аристодеме, умнике и преуспевающем купце: об отвергнутом поклоннике, который вставал перед нею на колени и позже упорно добивался своей избранницы, пытаясь выкупить ее у брата в самые отчаянные для Египта дни. Сказал ли Аристодему о ее свадьбе кто-нибудь из философов? Наверняка! Навкратис, как она слышала, нажился на разорении Египта! Жители греческого города Дельты, населенного выходцами из всех частей Эллады, теперь поставляли нужнейшие товары и египтянам, и томящимся в Египте персам, которые не могли никуда уйти без приказа царя царей - и которым уже давно не хватало ни зерна, ни вина, ни коней, ни оружия, ни рабов! Поликсена обняла руками свой живот и понадеялась от всей души, что афинянин забыл ее. Что он женился. Хотя чувствовала: нет, не забыл и не женился. Сильный спартанский ребенок толкнулся внутри, и эллинка поморщилась. Ей оставалось три месяца до родов, и она так и не решила, хочет сына или дочь. *** Камбис до окончания девятимесячного срока совершенно не виделся с великой царицей, но когда пришло время, Поликсена, неотлучно бывшая при госпоже, узнала, что царь поблизости. В Та-Кемет роды божественных жен проходили при свидетелях, имена которых заносились в списки: и несмотря на всем известную опалу царицы, множество знатных египтян расположились за дверями опочивальни, ожидая исхода не из соображений собственной выгоды, а из чистой преданности. Слуги притащили для придворных ящички с косметикой, игральные доски, кувшины с вином, домашних любимцев, от кошек до обезьянок, - все, чтобы приятно скоротать время; но умы приглашенных были заняты только тем, что происходило в покоях дочери Априя. Камбис со своими персами расположился поодаль, со всей приличествующей основательностью, - но его посланные то и дело шныряли между египтянами, чтобы не пропустить ничего. Поликсена, примостившись около родильного стула* госпожи, наблюдала то, что ей самой предстояло пройти всего через месяц. Нитетис, вся мокрая от пота, зажав в зубах деревяшку, держалась стойко - но время от времени испускала стон, которого не могла заглушить. Минмес сидел рядом, но пока ничем не мог помочь - только ждать. В стороне собралась кучка придворных женщин. Одинокий жрец Таурт, имевшей обличье бегемота покровительницы рожениц, о которой в обычные дни никто из египтян и не вспоминал, читал заклинания, держа в протянутой руке курильницу. Нитетис промокали полотном лоб и шею, Поликсена шептала ободряющие слова, но понимала, что сейчас Нитетис не слышит ее: всецело отдавшись той борьбе, которую всякая женщина ведет с подземным миром в свой час один на один. Это продлилось два часа - совсем не так страшно, как представлялось до сих пор эллинке, и быстро для первых родов; только под конец, когда царица, повинуясь своему врачу, стала стонать в голос и тужиться, Поликсена испугалась, но разрешилось все очень скоро. Женские стоны смолкли, и раздался детский крик. Здоровый, голосистый ребенок, с черными волосами обоих родителей и обычной краснотой, которая скоро превратится в медный отлив кожи матери! Мальчик!.. Поликсена сидела теперь у постели роженицы, которая слабо улыбалась ей из подушек, сознавая, что, быть может, для них обеих сейчас переменилось все. Когда царица приложила малыша к груди, в спальню, пропахшую женским потом и перегоревшими благовониями, вступил Уджагорресент. Его пропустили свободно. - Восславим Нейт, владычицу всех вещей, - воздев руки, прошептал царский казначей, даже не вспомнив о злосчастной бегемотообразной Таурт. Увидев его счастливое лицо, Поликсена почти простила этому перебежчику, что было прощать. Опустившись на колени у постели великой царицы, Уджагорресент поцеловал сначала лобик мальчика, потом руку своей повелительницы: все еще красивое и моложавое лицо этого сорокалетнего человека скрыли длинные черные волосы. Нитетис ласково пожала руку царского казначея: хрустнул в ее пальцах длинный рукав, так обильно расшитый золотом, что не было видно материи. - Ты молился за меня? Я это чувствовала, - сказала она. Тут оба подняли глаза, ощутив чужое присутствие; Поликсена невольно отодвинулась к стене вместе со своим табуретом. У порога столпились персы - знатнейшие длиннобородые мужи, с золотыми цепями и таблицами на груди, чьи ниспадающие до пола шелковые одежды укрывали сапоги, стоившие не дешевле породистой лошади. Один из персов подошел к ложу царицы и, низко поклонившись Нитетис, воззрился на голенького младенца. А потом отпрянул, будто обжегшись, и быстро вернулся к остальным. Персы заговорили все разом, перебивая друг друга, - а потом так же внезапно замолчали и покинули спальню, с трудом протиснувшись все вместе в широкие двери. А через небольшое время - Поликсена ждала этого - вошел царь царей. Камбис приблизился к постели царицы с той кошачьей неуверенностью, которая была свойственна даже рослым и сильным азиатам: а этот перс был весьма рослым и сильным мужчиной. Он был простоволос, волосы у него опять отросли до плеч, глаза были подкрашены; и Поликсена поймала себя на мысли, что Камбис так же хорош собой, как Уджагорресент. Только тут эллинка заметила, что никто в комнате не пал ниц, все не сводили глаз с перса, - и он даже не обратил внимания на такую непочтительность. Склонившись над сыном, царь долго глядел на него. Потом он поцеловал ребенка в лоб, долгим поцелуем. А потом, нагнувшись к Нитетис, что-то прошептал ей на ухо, отчего губы египтянки тронула улыбка. Когда Камбис выпрямлялся, Поликсена увидела в его черных глазах слезы. Перс быстро вышел. Еще несколько мгновений в комнате никто не говорил и не двигался - а потом придворные возбужденно заговорили между собой, как недавно персы Камбиса. Царица опять оказалась наедине с собой, как во время схваток - схватки с демонами, у которых вырвала жизнь этого ребенка. Поликсена, улучив мгновение, спросила шепотом: - Что он сказал тебе? Великая царица с нежностью поцеловала дитя, потом улыбнулась подруге, посмотрев на нее запавшими от усталости глазами. - Он сказал, что теперь я могу просить у него всего, чего только пожелаю. Поликсена согнулась на своем табурете, стиснув зубы: ее собственный ребенок как раз напомнил о себе. Эллинке стало легче... но совсем немного. * Египтянки во время родов усаживались на специальный табурет с дыркой, откуда принимали ребенка.