Сумерки Мемфиса

Давняя мечта Уджагорресента осуществилась. Хотя он не знал - не назвать ли эту мечту теперь похожей на безумие старых жрецов из Иуну*, пытающихся совокупляться с мертвецами? Уджагорресент был назначен, как когда-то зодчий Сенмут при Хатшепсут, опекуном маленького Яхмеса, сына своей возлюбленной царицы. Но прежде, чем мальчик будет отлучен от женщин гарема и ему понадобится воспитатель, пройдет года три, не меньше. А царский казначей сомневался, что у них есть даже эти три года. Придворные халдеи и персидские предсказатели, которых за прошедшие полтора года в Та-Кемет развелось не меньше, чем в Персии, пророчили своему царю удачу на долгие годы, а женам его плодоносность; потомству же процветание. Уджагорресент только усмехался степени человеческой трусости и лживости, которые, впрочем, преобладали при любом дворе; но в Персии достигали чрезвычайности. Удача на долгие годы! Плодоносность жен! Если Камбису вообще суждено вернуться к Атоссе, пустит ли она его опять в свою постель? Слухи о том, что происходит в Египте и о том, что случилось с ее сестрой, конечно, достигли этой персиянки: а в Сузах и Пасаргадах найдется множество тех, кто поддержит царицу в борьбе против брата, пожелай она освободиться от него так же, как сам он от их общего брата Смердиса... Женщины Азии, при таком укладе жизни, как в персидской империи, могут быть страшными врагами - еще более, чем были в свое время царицы Египта. Понимал ли Кир, какое пагубное наследство оставляет сыну, и что начнется между Ахеменидами после его смерти? Наверняка да: но не мог не стремиться к величию, к званию царя среди царей, - и при Камбисе или при других правителях, Ираншахр достигнет всемирного значения. Египет прошел все это, и теперь наступил закат Египта - такого, каким многие хенти* знали это государство люди в его блаженной неизменности. Та-Кемет всегда была ограничена своими пустынями и своими богами - это была неизменность, не терпевшая правды широкого окружающего мира и отторгавшая чужое, пока была еще способна ему противостоять. До сих пор! А неизменность Персии гораздо хуже: это неизменность, способная к преобразованиям и к приятию чужого - без того, чтобы это чужое подрыло изнутри ее устои! Порою царский казначей ужасно жалел, что не родился в Персии. Но матерь богов судила своему слуге родиться в Та-Кемет. Матерь богов не умрет, когда на поклон к ней пойдут вереницы других народов; в отличие от множества прочих покровителей Та-Кемет, чьи имена скоро останутся только в памяти их жрецов, уже теперь захиревших от недостатка содержания. Что ждет Та-Кемет? Полное преображение - если его страна хочет жить. Может быть, Уджагорресент дождется того, чтобы персы ушли... своими глазами увидит смерть Камбиса, которая может наступить совсем скоро! Почему бы и нет? Что в Египте, что в Персии - придворные гораздо чаще переживали царей, чем наоборот: особенно царские любимцы. Возможно, в сумятице, что возникнет после смерти великого перса, опекуну царевича Яхмеса удастся устранить вавилонского вора, которого персы посадили на трон Хут-Ка-Птах... но даже если и нет, Уджагорресент вполне еще способен править этой страной долгие годы вместе с Ариандом, как Амасис с Априем. И у него тогда будет Нитетис. Уджагорресент знал, что занимает мысли великой царицы более, чем какой-либо другой мужчина, после персидского царя; и брак, который они заключат после ухода Камбиса, конечно, не будет только политическим соглашением... Им будет хорошо друг с другом: так, как Уджагорресент совершенно представлял себе уже сейчас... Но тут царский казначей спохватывался. Боги завистливы - он усвоил это у эллинов, чьи боги были завистливы до крайности, тогда как боги Та-Кемет гораздо чаще выступали справедливыми судьями человеческих поступков и даже помышлений... именно поэтому жрец Нейт чувствовал, когда следует укрепить свое сердце и сдержать свои похоти. Уджагорресент обещал Нейт большую жертву, если хотя бы часть войска вернется из Сирии. Очень много людей всегда погибает в таких походах, как бы хорошо они ни были спланированы. С одной стороны, это и лучше, потому что Та-Кемет, вместе с людьми Камбиса, скоро нечем будет кормить столько собственных наемников, и даже сохранность казны, о которой Уджагорресент знал лучше кого-либо другого, положения не спасет. Египетское золото опять обесценилось, несмотря на новый брак Камбиса и его египетского наследника. Следующий год будет голодным, хотя Хапи* поднялся, как всегда. Быть может, персы сами захотят уйти, поняв, что большего удоя от этой коровы не дождаться, сколько ни грози. Но нужно, чтобы вернулась назад хотя бы половина войска, - лучше даже греки, чем египтяне! Уджагорресент знал, конечно, чего ждет от этого похода Нитетис, кроме двоякой пользы для страны, - маленькая страсть великой царицы: и воспитатель дочери Априя молился и за нее тоже. *** Армия вернулась через полтора месяца - вернулся передовой отряд, частью морем, на вместительных персидских триерах, поступивших в распоряжение египтян вместе с персидскими корабельными командами, а частью через пустыню, на верблюдах и пешком. Вьючные животные и корабли привезли богатую дань. Сирийцы не умели объединяться так, как египтяне и греки, пусть греки пока еще сплочались только в строю: но, несмотря на все разногласия, противники не сумели дать им отпора, и сирийцы опять оказались под пятой Та-Кемет, многие хенти державшей их в покорности. Следом за передовым отрядом потянулись назад в Египет и остальные: только пешком, у кого хватило сил дойти. Ликандра не было среди первых воинов и начальников, прибывших с удобствами: Поликсена так и думала. И она ждала, в тоске, в надежде, которая становилась все слабее, - и теперь только тлела, как чадящая лампа бедняка. Сколько лучших эллинов осталось лежать в песке, а сколько досталось на корм рыбам - не считая тех, кто был убит в честном бою или предательски, или попал в плен! А такие истории уже пересказывались во множестве теми, кто вернулся. Поликсена сама говорила со спартанцами, бывшими среди египетских наемников: она знала, что спартанцы держатся друг друга гораздо сильнее, чем другие греки, хотя и меньше прочих странствуют. Как раз в дни подготовки к походу ее муж нашел себе настоящих товарищей! Но эти воины Лакедемона только удрученно качали головами в ответ на вопросы коринфянки. - Нет, госпожа, мы ничего не знаем, - говорили они, называя ее так же, как когда-то беззаветно влюбленный атлет. - Ликандр, сын Архелая, был с нами почти до конца и бился храбро. Но на пути назад многое разлучило нас. Многие эллины еще не дошли, и спартанцы тоже! - Кто последний из вас видел его? - воскликнула Поликсена, в отчаянии переводя взгляд с одного лица на другое. Это были мужественные, чистые, открытые лица - такие же, как у ее мужа. Но лица мужа среди них не было. - Я видел его в числе последних, - вдруг выступил вперед один из гоплитов, рыжеватый и с голубыми глазами. - Мое имя Неоптолем! Я не был Ликандру другом, но хорошо его помню! Он не раз отличался, и брал с бою хорошую добычу, которую никогда не требовал себе, а оставлял только то, что ему присуждали! Поликсена обеими руками вцепилась в край липкого пропахшего прокисшим вином стола, разделявшего их. Для разговора со спартанцами она зашла в бедную саисскую пивную, где эти люди, которых никогда не баловала жизнь, праздновали свое возвращение с чужой войны. - Что случилось с моим мужем? Говори!.. - потребовала коринфянка. - Во время последнего перехода через пустыню, которая отделяет Азию от Египта, нам понадобилось разделиться, - ответил лаконец по имени Неоптолем. - Еды и воды на всех не хватало, и те, кто первыми двинулись к колодцу, выкопанному на караванном пути, должны были вернуться с водой к остальным! Ликандр оказался среди оставшихся, он был ранен и не мог осилить такой переход! - Вы их бросили в пустыне? - воскликнула Поликсена, сжав кулаки. - Не бросили. За ними вернулись, но другие, - сурово возразил лаконец, отбросив рыжие волосы с изрезанного морщинами загорелого лба: морщинки в уголках глаз были белые, от привычки щуриться на свирепом солнце. - И что дальше приключилось с твоим супругом, мне неведомо, госпожа! Он поклонился нарядной молодой женщине, одетой по-гречески и в египетских драгоценностях. - Мне очень жаль. Поликсена, понурившись, вышла из полутемной пивной. Для разговора с другими греками она не решилась бы зайти в такое заведение одна - но спартанцы даже здесь пили мало, и, конечно, никому не позволили бы тронуть эллинку и жену своего соплеменника, попытайся кто-нибудь ее обидеть в отсутствие мужа... В отсутствие мужа! Поликсена до сих пор не могла осмыслить, что, возможно, потеряла его навек - этого простосердечного, но храброго и умного воина, своего первого возлюбленного и отца своего сына. Лаконца, который тронул ее сердце так, как не сумел больше никто. Но еще хуже было сознавать, что, возможно, она до конца жизни не узнает, вдова она или по-прежнему мужняя жена... Филомен, дожидавшийся сестру снаружи вместе с начальником ее охраны Анаксархом, - светло-рыжим, как спартанец Неоптолем, - все понял, только посмотрев на нее. Подойдя к Поликсене, Филомен коснулся ее локтя, смугло просвечивавшего под покрывалом. - Идем домой. На обратном пути, который брат и сестра проделали пешком, они не сказали друг другу ни слова. Дома Поликсена сразу же уединилась с сыном, и долго занималась им. Филомен не слышал, чтобы сестра плакала, - а он прислушивался... Что ж, он кое-что понял для себя в этой ее свадьбе и любви. Поликсена... поспешила, и Филомен понимал, почему. Когда царевна опять вышла, ее глаза были красными, но слез Филомен по-прежнему не увидел. Она посмотрела на брата с удивлением. - Зачем ты здесь меня ждешь? - Пойдем, нам нужно поговорить, - Филомен жестом пригласил сестру в ее комнату, смежную с детской. Когда он закрыл дверь, то начал, не дожидаясь, пока Поликсена сядет. - Я предлагаю тебе ехать со мной в Ионию. Не приказываю, я помню, что ты в воле царицы, - он поднял руку. - Но это может быть для тебя лучшим выходом! Поликсена обеими руками заправила за уши жесткие волосы, которые выбивались из любой прически. - Ты так уверен, что Ликандр погиб?.. Несчастная! - Вовсе не уверен, - сказал Филомен. Он усмехнулся. - Твой муж может сейчас быть прикован к триере или ломать камень для какой-нибудь стены вроде этой. Эллин кивнул на террасу, откуда были отлично видны стены храма Нейт. Под египетским солнцем и вечно ясным небом эта незыблемость и строгая геометричность огромных сооружений вселяли в жителей города чувство радостной уверенности... и, несомненно, на строительстве храмов, вдохновляющих живых, трудилось множество людей, мечтавших о скорой смерти. Больше ли первых, чем вторых, - и насколько?.. - Думаю, со своей спартанской выносливостью он может протянуть на такой работе лет десять! - сказал Филомен. Поликсена зажала себе уши. - Тебе нравится мучить меня?.. Она кусала губы, ее лицо подрагивало, но она так и не заплакала. Филомен понимающе кивнул. - Тебе больше по нраву мысль, что Ликандр мертв! И так, скорее всего, и есть! Я же говорил, что этот гоплит тебе не пара! Он прибавил: - Все же надеюсь, что ты согласишься на предложение афинянина. Аристодем согласен ждать, а значит, истинно любит! Аристодем уехал от брата и сестры, увезя с собой свой жениховский подарок - малахитовые бусы, с которых все началось... - Пока же мне просто страшно за тебя и твоего ребенка, если я оставлю тебя здесь с персами! - сказал Филомен. - Я долго жила здесь без тебя, - возразила сестра. - Тогда у нас обоих не было выхода. Теперь он появился! И разве тебе не страшно отпускать меня одного? - прибавил брат с неожиданной просительной улыбкой, какой Поликсена никогда не замечала у Филомена прежде. Она отступила от военачальника и села, не сводя с него глаз. - Уж не хочешь ли ты взять меня с собой, как Камбис Роксану? - тихо спросила эллинка. - Ты что! - вырвалось у Филомена с таким негодованием, что у нее похолодело в животе. Поликсена поняла, что не ошиблась... в отношении тайных помыслов брата. Может быть, ее возлюбленный Филомен никогда не сделает ничего, что обесчестит его или сестру... если не считать таким бесчестьем наместничество на земле Камбиса. Но когда она попыталась вообразить будущее брата, Поликсене живо представилось все то, что стряслось с Камбисом после того, как он изменил вере и обычаям предков. Может быть, такова месть богов или единого бога, кто бы из них ни был истинным, - человека за прегрешения против своего духа и наказывает его собственный дух, как верят египтяне? Может быть, именно в этом египтяне правы?.. - Так ты поедешь со мной? - повторил брат. Поликсена медленно покачала головой. - Не могу. Даже если бы хотела - и ты знаешь, почему! Филомен прекрасно знал все ее доводы, и не хотел вновь их выслушивать. Он только кивнул и, толкнув плечом дверь, быстро вышел, чтобы не потерять достоинства и не сделать что-нибудь непоправимое. Он страдал от отказа Поликсены больше, чем мог бы кому-нибудь показать. Даже самому себе! - Если бы Аристодем похитил ее, я и то был бы счастливее, чем сейчас! - страстно прошептал коринфский царевич, привалившись к стене. Он расшиб о стену кулак, потом ударил снова, не думая, что пугает сестру, - и пошел прочь, не чувствуя боли. Филомену впервые в жизни нестерпимо хотелось напиться до бесчувствия. Но он знал, что сдержится железным усилием: как это удавалось ему во всем. Как говорила ему царица Нитетис? Найти жену-друга? Может быть, боги помогут ему и в этом, как помогали любимчику Поликрата до сих пор! Филомен не сомневался, что самосский тиран ужасно кончит; готов был и к тому, что его самого ждет горестная участь. Но перед тем... - Мы еще сыграем! И все это не напрасно, слышишь, учитель? - спросил эллин вслух, остановившись и оглядевшись в пустом коридоре. - Я уже теперь вижу будущее, какого даже ты не можешь вообразить! Филомен знал, что Ликандр не вернется. Он дожидался, пока подойдет все войско, вместе с сестрой; и Ликандр не пришел, как и многие его товарищи. Филомен еще уговаривал Поликсену уехать с ним - но отправился в Ионию один. * Египетское название Гелиополя, древнейшего города культа Ра и так называемой "Великой девятки" богов. * Хенти - сакральный временной период у египтян, равный ста двадцати годам. * Египетское название бога Нила и самого Нила.