Сумерки Мемфиса

Калликсен едва не погиб в первом же плавании, хотя флотилия из трех кораблей, снаряженная несколькими навкрариями*, ходила в Карию с торговой, а не военной целью. Азиатская Греция не вела сейчас войн, вообще предпочитая избегать их, покуда возможно. Но на пути назад афинские моряки столкнулись с двумя персидскими триерами, одна из которых чуть не протаранила афинский корабль: видимо, ожидая нападения или в жажде поживы. Но потом афиняне подали сигнал, что идут с миром, и персы не тронули их. Хотя и греческие, и персидские корабли были приспособлены для сражений, персы не были склонны ввязываться в битву самовольно, без приказа своего верховного правителя. Греки не знали, считать это дисциплинированностью или трусостью, - эллины редко упускали случай показать свое бесстрашие и попытать удачу в бою, по приказу или без. Однако начальник кораблей в этот раз проявил политическую мудрость. Или мудрость проявили персы, оценив превосходство эллинов в силе. Калликсен, стоявший у борта, с сожалением проводил взглядом персидские суда. Его сосед, бывалый моряк, прищурив глаза, взглянул на белокурого юношу. - Жалеешь, что не вышло подраться, а? - Да... то есть нет, - Калликсен густо покраснел. - Я не трус, и я бы очень хотел сразиться! - поспешно воскликнул он, мертвея при мысли, что его могут уличить в трусости. - Но я понимаю, что сейчас нам это нельзя! - Ты неглуп, мальчик, - усмехнулся его собеседник, поправив головную повязку, которая не давала ветру бросать сизые кудри в покрытое красным морским загаром и морщинами лицо. - Правильно говоришь, нельзя нам сейчас их трогать. Этих было только два, и мы бы их потопили, клянусь Посейдоном, - моряк вздохнул, - но мы каждый свой корабль ценим в десять их. У персов людей без счету, а флот такой, что нам и не снилось! Калликсен кивнул: зная, как дорого городу обошлось построение и снаряжение даже этих трех кораблей. - Зато мы удачно сплавали, - улыбнулся брат Аристодема, - и теперь у нас будут таланты*, чтобы построить еще! Пятнадцатилетний юноша был очень горд собой: хотя ему так и не случилось подраться, ни на мечах, ни даже обстрелять противника, ни даже поглядеть на морской бой, о которых он столько слышал. Однако ему было теперь что порассказать своим сверстникам в Афинах и даже многим старшим! Калликсен с удивлением подумал, что старший брат, которого он давно не видел, был совсем рядом с ним, в Ионии. Хотелось бы знать - может ли эта Иония сравниться с Карией по богатству и красоте! Калликсен знал, что Аристодем уехал в Милет на свадьбу своего друга из Коринфа, который брал персиянку, родственницу царя Камбиса: царский род, правивший Ионией, пресекся еще до персов, но теперь Камбис сместил и собственного персидского наместника, передоверив Ионию греку. Калликсен не понимал, как можно водить дружбу с таким предателем, но брат был философ и всегда себе на уме. Калликсен надеялся, что Аристодем расскажет, когда вернется, о чем думал, уезжая на эту свадьбу, и что повидал в Ионии. Юноша улыбнулся, вспомнив о доме и матери: эта память посреди моря была как теплый очаг. Пока он был свободен, Калликсен поспешил проверить, не исчезли ли подарки, которые он купил матери и брату Хилону. Простому матросу очень трудно было найти на корабле закуток для вещей, и еще труднее - сохранить его нетронутым: Хилон, напутствуя младшего, советовал ему прежде всего позаботиться об этом. Но Калликсен нашел такое место под верхней палубой, между ящиками с пряностями, которые везли из Карии: он увязал в узелок керамический флакончик с маслом, которое, по уверению торговца, чудодейственно излечивало боли в спине - от них давно страдала мать. И еще кинжал из черной бронзы с выпуклым посередине лезвием и рукояткой, изображавшей какую-то древнюю богиню: это уже брату, Хилону. Не столько затем, чтобы защищаться им: драться, если придется, конечно, лучше мечом! Просто Хилон любил редкости и древности, как и Аристодем, а кариец уверял, что этому кинжалу не меньше тысячи лет, и привезен он с Крита. Юный афинянин, конечно, никак не мог проверить слова торговца, но вещь выглядела старинной. Пусть брат сам разберется, коли уж это любит. На себя у Калликсена денег не хватило - но его огорчение, когда юноша обнаружил это, быстро прошло: гораздо приятнее было порадовать мать и брата, показать, что он уже взрослый. Он еще купит себе что захочет, в следующий раз - не в Карии, так где-нибудь еще! Мир так велик, а он так молод! Прибрав кинжал, Калликсен вздохнул, думая, что мечты о сражениях, наверное, так и останутся пустыми мечтами. У него даже меча с собой не было - только нож, который он спрятал в набедренную повязку. Многие матросы были вооружены только ножами или вовсе никак; хотя опытные, нанятые с целью охраны груза и команды воины на кораблях были, по пятьдесят на каждом. Но от этих же воинов юный афинянин знал, что когда начинается настоящая битва, в нее ввязываются все, кто смел... Дома, разумеется, Калликсен учился обращаться с мечом, как подобает гражданину Афин, но разве можно сравнить учение с боем! Жарко краснея, он в последний раз провел рукой по ребристому ржаво-черному лезвию братнина кинжала и поспешно спрятал подарок. Калликсен бегом поднялся по лестнице наверх, чтобы быть на месте, если он понадобится. До сих пор юный матрос не вызывал нареканий у старших, и был намерен не оплошать до самого конца плавания. Дома мать ждала своего младшего сына - за прялкой, одна: она осталась совсем одна после того, как умер ее муж, а Хилон женился и зажил своим домом. Эта уроженка острова Коса по имени Каллироя - "прекрасноструйная", от которой все четверо братьев унаследовали светлые волосы, отказалась видеть в своем доме невестку-афинянку: хотя ее муж был потомственный афинянин и очень уважаемый гражданин славного города. Калликсен подумал, увидев одинокий огонек в материнском окне, - Аристон женился в Навкратисе на какой-то гречанке с островов, Аристодем тоже присматривался к чужим женщинам... уж не хочет ли мать, чтобы и младший ее сын поискал себе жену в другой земле? Почему она так не любит афинянок? И неужели не боится оставаться совсем одна, не считая пожилой рабыни? Но когда старая Хлоя открыла ему калитку, ахнула и всплеснула руками - а потом резво, как девушка, убежала сказать хозяйке, что вернулся ее сын, Калликсен позабыл обо всем. Он побежал к матери со всех ног, и перехватил ее на полдороге. Он был еще не так силен, чтобы носить мать на руках, как хотел бы, - но мог прижать ее к груди так крепко, чтобы она почувствовала, что ее младший сын уже мужчина. Каллироя долго обнимала его, без слов, без слез, - а потом посмотрела в лицо влажными голубыми глазами и улыбнулась. Юноше вдруг стало досадно: ему хотелось, чтобы мать заплакала от радости и слабости при виде него, но он тут же одернул себя. - Здравствуй, мама. Каллироя долго смотрела на него - так, точно видела перед собою не сына, а какую-то свою воплотившуюся мечту. В чем же могут быть мечты женщины, как не в сыновьях? Потом она опять улыбнулась юноше. - Иди в дом, сынок, Хлоя сейчас согреет воду. Ужин готов... мы с Хлоей как будто знали, что ты вернешься сегодня! Мать повернулась, и Калликсен успел увидеть, как она приостановилась на несколько мгновений, взявшись за поясницу. На ней был теплый платок, несмотря на лето. Юный мореход быстро проверил, не потерял ли свой флакончик с чудесным маслом, а потом поспешил за матерью. Каллироя, несмотря на свои годы и болезнь, легкой поступью удалившаяся внутрь дома, неожиданно напомнила ему Афину - как богиня, обернувшаяся бессильной старухой, испытывала милосердие героя Язона перед его решительной встречей с царем Пелием. Когда он вымылся и сел ужинать за стол у очага, мать устроилась рядом со своей прялкой. Обычно она работала у себя в комнате, в гинекее, но теперь пересела в ойкос, чтобы не оставлять вернувшегося сына ни на миг. Но даже любуясь сыном, Каллироя продолжала прясть. - Расскажи мне, - попросила она, когда юноша отодвинул миску. - Расскажи, что ты видел... что делал. Каллироя тепло посмотрела на него, наконец оставив работу. И как только мать замечала все, что он делает, занимаясь своим? Ее собранные в узел светлые с серебром волосы сейчас казались совсем седыми. Калликсен поспешно встал с лавки, вспомнив о своем снадобье: на миг ему показалось, что он сейчас ударится головой о потолочную балку. Каким тесным и бедным показался ему отцовский дом после всех приключений, после всех особняков и дворцов, что он видел! А теперешний дом Хилона, а Аристона, в Навкратисе! - Мама, я привез тебе волшебное масло... от этого. Калликсен смущенно похлопал себя по спине. Мать звонко засмеялась. - Вправду волшебное? Юноша сбегал и принес свой флакончик из глазурованной глины. Довез он его, не разбив, и вправду чудом! Он вручил лекарство матери, которая встала из-за стола, со смущенной улыбкой. На несколько мгновений их ладони встретились, обхватив горлышко сосуда; а потом мать и сын снова обнялись. - Благодарю тебя, милый, - сказала Каллироя. Она поцеловала его, потом утерла глаза и, отвернувшись и отойдя, села на лавку, где Калликсен только что сидел и ел свою похлебку. - Иди сюда, ко мне, и расскажи мне все! Примостившись рядом с матерью, а потом все же отодвинувшись от смущения на край лавки, Калликсен начал рассказывать. Вскоре застенчивость оставила его, и он, увлекшись, заговорил так, как делился бы пережитым с товарищами. - А когда мы плыли назад, мы чуть не подрались с персами, - прихвастнул он под конец; и только тут спохватился. Можно ли так пугать старую мать! Но Каллироя не казалась испуганной. Она, придерживая на плечах свой серый овечий платок, неподвижно смотрела на сына, будто он рассказал ей о каком-то сбывшемся пророчестве. Может, они со служанкой и гадали тут без него, кто знает! - С персами?.. - наконец переспросила мать. - Это были две триеры, и они разминулись с вами? Тут настал черед Калликсена изумиться до крайности. Он вскочил и воскликнул: - Как ты узнала?.. - Я слышала, что говорят на агоре, хотя я и редко покидаю дом, - ответила Каллироя. Она сделала сыну знак снова сесть; и тот повиновался, не отрывая глаз от матери. Но тут пугавшее его выражение наконец исчезло из ее голубых глаз. - Говорили, будто знаменитый торговец рабами, киренеянин по имени Стасий, наконец отплыл из Эвбейского залива. У него две персидские триеры, это все знают, и на службе у него персы, - сказала мать. - Не он ли вам встретился? Калликсен сглотнул. Его бросило в жар, и он обеими руками взъерошил волосы. Как знать! Может, напрасно начальник не отдал приказа атаковать персов?.. - Может, и он, мама, - сказал юноша. - А ты что-то о нем слышала? У него кто-то из наших?.. Каллироя усмехнулась с гадливостью и ненавистью, исказившими ее спокойное, обычно приветливое ко всякому лицо. - Он мог захватить кого угодно, - ответила мать. - Спартанцев он продает в Афины, а афинян в Спарту! И тех и других продает персам! Такие негодяи не имеют ни родины, ни чести, ни совести... и мутят всю Элладу, мешая нам объединяться против врагов! Калликсен опять изумился: голос его кроткой матери зазвенел, точно голос самой Афины Паллады. - Жаль, что мы его не потопили! - воскликнул юноша, сжав кулаки. На лице матери мелькнула грустная усмешка. - Теперь уж поздно об этом говорить. Она встала и, подойдя к столу, поправила фитиль в лампе - плошке с маслом. - Я слышала, что несколько месяцев назад этот Стасий из Кирены продал в Марафон несколько спартанцев, - вдруг прибавила Каллироя. - Весь город только об этом и говорил. Он подобрал их умирающими в пустыне - эти воины отстали от своих, возвращаясь из похода в Египет! Мать подняла голову, и Калликсена опять голубым огнем обжег гневный укор в ее глазах. - В Египет? Ну так значит, они были наемники, - сказал он наконец, будто себе придумывал оправдание, даже не Стасию из Кирены. - Значит, эти спартанцы все равно пропали для своего полиса! - И стало быть, этих храбрейших из греков можно продавать, будто скот? - воскликнула Каллироя. - Можешь ты представить, как лакедемоняне теперь возненавидят нас вместе с нашими соседями? Они могли бы быть нам неоценимыми союзниками, а сейчас не захотят даже разговаривать, если не объявят войну! - Но как они узнают? - отпарировал Калликсен. Он вздохнул, пытаясь успокоиться сам и найти доводы, которые успокоили бы мать. - В самом деле, мама, как лаконцы узнают, что случилось с этими солдатами? У них много воинов уходит в наемники и пропадает без вести! Каллироя горько улыбнулась. - Эти пропали не без вести. Стасий позаботился... ты слышал, что один из марафонцев хвастает спартанцем с необыкновенно мощным и красивым телом, которому стал покровителем? Хозяин этого атлета всем говорит, что он свободный человек, который просто получил покровительство, как ты от своего полемарха*, мой сын... но по Марафону давно ходят слухи, что лаконец метэк* - вольноотпущенник, если не раб по-прежнему. Граждане Марафона даже ссорились из-за этого спартанца, потому что покровитель выставлял его на играх как свободного борца и заработал на своем атлете славу и немало талантов. А теперь спартанец заинтересовал нескольких наших художников, и с него делают статую! Мать прервалась. - Да как же ты всего этого не слышал? - спросила она юношу с искренним удивлением. - Я не собираю слухи, мама, - сказал Калликсен. Но уже понимал, что это не обыкновенные базарные сплетни и что он, мечтая о чужих краях, совсем не обращал внимания, что делается дома. - Я... расскажу обо всем Хилону, - сказал младший из сыновей Пифона, вставая и делая шаг к порогу. - Завтра расскажешь. Теперь уже темно, не пугай его жену, и сам ложись спать, - остановила его Каллироя. - Кстати, у Хилона для тебя письмо от Аристодема. - Вот как! - воскликнул Калликсен. Теперь послание от брата могло рассказать ему много нового... о чем он не задумался бы прежде. Юноша помедлил, посмотрел в сторону двери... потом опять сел. - Хорошо, мама, я сейчас пойду спать. Калликсен наконец почувствовал сонливость. Возбуждение от встречи с матерью и от такого необыкновенного разговора сменилось многодневной усталостью. - Я... пойду. Он встал, зевнул и пошатнулся. Каллироя быстро подошла к нему и погладила по голове. - Иди отдыхай, милый, Хлоя тебе уже постелила. Калликсен кивнул и, переставляя отяжелевшие ноги, поплелся в спальню, которую раньше делил с Хилоном. Завтра нужно будет... непременно... Он уснул, едва только повалившись на постель. Юноша уже не слышал, как к нему вошла мать; она бережно укрыла его шерстяным покрывалом. Потом взглянула на котомку, которая осталась валяться в ногах у юного моряка. Немного поколебавшись, Каллироя распустила шнурки и заглянула внутрь сумки. Увидев кинжал, она замерла в удивлении и испуге... потом улыбнулась, все поняв. Конечно, это для Хилона. Хилона занимали все редкости из чужих стран и все новое, что можно было узнать на агоре, особенно касающееся искусства. Про марафонских спартанцев он давно слышал. Каллироя поцеловала своего младшего мальчика и пожелала, чтобы завтрашняя его встреча с братом привела к добру. * Территориальные подразделения Аттики, отвечавшие за снаряжение военных кораблей. С началом греко-персидских войн, после значительного расширения флота, предпринятого Фемистоклом, навкрарии были заменены триерархиями - обязанностью для богатых граждан (триерархов) снаряжать военные корабли, содержать их в боевой готовности и командовать ими в течение года. * Крупная денежная единица в Греции и эллинистической Азии. * Неполноправные жители Аттики, в число которых входили иностранцы и отпущенные на волю рабы. Метэки существовали также и в некоторых других греческих областях. * Высший военачальник в Греции.