Сумерки Мемфиса

Аристодем, конечно, спешил, как всякий мужчина, охваченный любовным нетерпением. А может, спешить сына Пифона вынуждала еще какая-то причина, о которой афинянин умалчивал? Позже, когда Поликсена вновь пригласила его к себе, он рассказал возлюбленной в подробностях о свадьбе ее брата и о том, как идут дела и устроено управление в его сатрапии: Поликсена не сомневалась, что рассказ поклонника правдив, но, вместе с тем, была уверена, что он составил о виденном свое собственное представление, которого не открывал никому. Таков этот философ был во всем: как бы искренне афинянин ни говорил, в душе его всегда оставался тайник, в который лучше было даже не пытаться заглянуть. Этим он напоминал коринфянке и Филомена, и самого Пифагора. А также ее любимую покровительницу, великую царицу. Нитетис не скрывала радости, узнав о согласии подруги. Но так же египтянка радовалась, когда Поликсена уступила Ликандру. Может, это была знакомая всем женщинам радость сводничества - неосознаваемое стремление к любовному соединению всего и вся, когда каждая женщина словно бы вновь отдается новому мужу вместе с сосватанной своими стараниями подругой-невестой! А может, царица имела собственные виды на этот второй брак своей наперсницы. Но, как бы то ни было, и Поликсена, и сама Нитетис заставили Аристодема подождать со свадьбой. - По крайней мере, несколько месяцев, - сказала великая царица. - Конечно, мы обсудим, как сможем видеться и где вы будете жить... но он все равно увезет тебя, а я не могу расстаться с тобой так скоро. Египтянка улыбнулась, но слезы задрожали в уголках черных удлиненных глаз. - Я ведь люблю тебя, как не люблю больше никого! Ни одну женщину или мужчину! Поликсена бросилась ей на шею. - Я всегда буду твоей, госпожа, ты знаешь это... И мой брат, который мне дороже всех на свете, кроме тебя, теперь под рукой Камбиса! Нитетис утерла слезы, как недавно сама Поликсена плакалась ей. - Много ли и надолго ли удержит эта рука! Поликсена встревожилась. - Ты получила от богини какой-то знак? Нитетис отвела глаза. Она оставалась усердной жрицей Нейт, и, по крайней мере, в этом была совершенно искренна. - Нет. Но у меня дурное предчувствие. Поликсена, разумеется, превосходно знала, как обстоят дела у царя царей и верховного владыки Египта. Камбис со своей персидской гибкостью давно освоился и сжился с египетскими обычаями и с обязанностями фараона, и дела государства опять словно бы пошли так, как шли при всех сынах Амона и тех немногих царях-азиатах, которые занимали трон Та-Кемет прежде Камбиса. Стране случалось переживать и голод, и мор из-за азиатских войн: как и предсказывал царский казначей, собственная армия наемников и солдаты Камбиса очень обременили народ, хотя на положении господ это мало сказалось. Но Камбис позаботился о стране, чем нередко пренебрегали ее собственные цари, в соответствии с зороастрийской справедливостью - правдой недавних скотоводов и племенных вождей... Значительная часть войска была отправлена назад в Персию - сами воины, оторванные от дома и незанятые делом, уже давно роптали; и Египет, избавившись от стольких лишних ртов и разорителей, вздохнул свободнее. Сын и египетский наследник Камбиса оставался в добром здравии и рос и воспитывался, как все царевичи Египта до него. Камбис не препятствовал великой царице ни одевать мальчика в соответствии со священными предписаниями, ни учить его египетскому языку - для мужского воспитания и воспитания в какой-нибудь вере Хор в гнезде был еще слишком мал, но с первых дней жизни дышал воздухом благословенной родины, колыбели богов своих египетских предков, и посещал с матерью храмы... Яхмес оставался единственным сыном Камбиса - больше Нитетис не беременела, и хотя наложницы-персиянки несколько раз зачинали от него, но выносили детей только две, которые принесли ему девочек. Впрочем, царь царей не отличался большим сладострастием, и размеренная жизнь развила в нем любовные обыкновения, которым он всего охотнее следовал: чаще всего он проводил ночи с великой царицей, изучившей все его привычки, и, казалось, сам не имел уже никакой сильной жажды потрясений или завоеваний. Египет поистине был могилой всех новых начинаний - превосходным хранилищем старого, но даже в прирожденном завоевателе эта страна усыпляла мужское начало. Камбис же был сыном своего отца, и немногим более того - хотя царь царей и очень завидовал великому родителю, он уже не мог бы и не имел сил повторить деяния Кира или хотя бы уподобиться ему. Камбис вступил в возраст, когда жнут, а не сеют, - прежде всего, те, кто и в юности не имел могучей способности к созиданию и разрушению, отличающей великих мужей. Для Та-Кемет, конечно, это было лучше, чем попасть под руку тирана, который изводил бы покоренный народ просто от неутихающего стремления к самоутверждению. На Камбиса находили порой припадки бешенства, как вначале, - но они уже не кончались так ужасно, хотя он и казнил после Роксаны нескольких из приближенных, кто вызвал его гнев. У Камбиса, к тому же, усугубилось пристрастие к вину, что, по-видимому, сказалось разрушительно на нем самом, на его мужской силе и рассудительности, но едва ли способствовало укреплению его царской власти. Иногда царь персов запирался от всех, даже от жены, допуская к себе только магов - это были приступы священной болезни, которые халдеи пытались истолковать в благоприятном или дурном смысле. К Нитетис перс был почти неизменно добр и уважителен, а к сыну ласков: не считая припадков, когда он гнал от себя всех. Но никто, считая и царицу, и египтян, и собственных персов, не чувствовал в этом азиатском фараоне такой уверенности, как в его отце или фараоне Амасисе. - Мой муж не может ничего решить - так, чтобы его слово упало, как слиток золота, подобно сыну Амона. Он не может творить судьбу Та-Кемет, как Яхмес Хнумибра или мой отец! Камбис недолго продержится! - сказала Нитетис Поликсене. Молодые женщины увидели в глазах друг друга одну и ту же мысль. Маленький Яхмес, будущее Египта. Конечно, никто не допустит этого мальчика к персидскому трону: на это было бы мало надежды, даже будь Нитетис персиянкой царской крови. Но сможет ли Яхмес притязать на престол Хора, если Камбис безвременно умрет?.. Тогда обеспечить его права будет некому! - Может быть, Уджагорресент... - сказала Поликсена. - Может быть, - сказала Нитетис. Она приобняла эллинку за шею. Все еще прекрасная, как нечеловеческое божество египетского храма: хотя царю царей и приелась эта красота. - Но я прошу тебя остаться со мной, пока все не решится, филэ. Поликсена несколько мгновений смотрела на царицу, а потом поцеловала ее в губы, ощутив вкус ее слез. Потом они опять обнялись и долго не размыкали объятий. - Я останусь, - сказала коринфянка. Царица улыбнулась, погладив ее тонкими пальцами по щеке. - Эллины счастливы! - сказала она: радость и смутная зависть послышались в ее голосе. - Вы свободны, как никогда не могли бы быть дети моей земли. Та-Кемет замкнута сама на себя, и теперь, когда мир так стремительно меняется, это превратилось в проклятие... Маат можно перевернуть только великим насилием, уничтожив нас и наших богов на корню! Нитетис прикусила накрашенные пальцы. - И однажды это случится. Но надеюсь, что не при нас с тобой. - Нет, - Поликсена опять обняла ее. - Персы этого не сделают! Азиаты, чтящие мать богов, как ее ни называть, не разрушат эту страну! Знаешь, кто мог бы это сделать, царица? Нитетис качнула головой, не сводя с эллинки глаз. - Какие-нибудь совсем дикие кочевники, презирающие женщин и лишенные логики, вроде арабов! Если однажды их объединит сильный вождь и какая-нибудь такая же нетерпимая вера - например, вера в единого бога, как Ахура-Мазда! Нитетис побледнела и нахмурилась. - Это правда. Но пока арабы к такому неспособны, для этого нужно сильное государство и сильная дисциплинированная армия! - Прежде всего, для великой священной войны нужно божественное пламя, которое сейчас храните вы и персы, - сказала Поликсена. *** Аристодем, узнав о сомнениях Нитетис от Поликсены, наоборот, советовал ей поспешить. Уже не столько ради себя, сколько из опасений за свою подругу. Хотя они сами не поняли, когда их стремления стали общими. - Что бы ни было в Египте после гибели Камбиса... а он, скорее всего, и вправду долго не продержится... будет опять война! - сказал афинянин. - А в войну ты неизбежно станешь жертвой, как бы прочно ни казалось твое положение при царице! Подумай о своем сыне! Аристодем сжал губы. - Не думаешь ведь ты, что твои знатные египетские друзья придут к тебе на помощь в случае серьезной опасности?.. Поликсена неподвижно смотрела на поклонника. - Ты можешь предложить мне что-то лучшее, чем сохранить верность моей госпоже - после того, как я отреклась от мужа? - холодно спросила она. - Не ты ли сам говорил, что действовать на земле могут только люди? Аристодем хотел приблизиться, но у Поликсены был такой неприступный вид, точно перед ним вдруг оказалась сама царица Спарты. Он склонил голову. - Я обдумал, как нам быть... если ты позволишь мне сказать. Поликсена холодно кивнула. - Я хотел предложить тебе переехать со мною в Навкратис. Ты знаешь, что там мой дом и брата, - сказал афинянин. - И это совсем рядом с Саисом, ты будешь близко к царице, ведь я знаю, как вы любите друг друга! А потом, если придет такая нужда... Поликсена усмехнулась. - Что? Аристодем глубоко вздохнул. - Я думаю только о тебе, ты знаешь это! - ответил он с упреком. - Я подумал, что мы могли бы отправиться в Ионию, к твоему брату! Там мы стали бы держаться все вместе, как нам и следует! И мы сочетались бы с тобой по греческому обряду! Поликсена невесело рассмеялась. Аристодем знал, что с Ликандром они даже не венчались, только составили договор, как делали египтяне. - Что, домой в Афины плыть ты уже не решишься? - спросила она. - Нет, - честно ответил Аристодем. - Мне там уже не место. И ведь Иония наполовину греческая земля, гораздо больше, чем Египет! - прибавил он, сделав шаг к возлюбленной. Она наконец позволила взять себя за руку. Он гладил ее пальцы, ладонь, пока ее пальцы наконец не шевельнулись в ответ. - Что ж, - произнесла она в задумчивости. - Может, твое предложение не лишено смысла. Аристодем откинул с шеи ее черные волосы, которые Поликсена носила теперь, как когда-то в девичестве, - частью собрав узлом на затылке; потом тихо поцеловал ее, вдыхая аромат алтея и жасмина, ее собственный горьковато-пряный женский запах, ставший сильнее после замужества и рождения ребенка, и замирая от украденного счастья. Поликсена не ответила на поцелуй, но и не воспротивилась. - Я тебя люблю, и мы предназначены друг другу. Вот единственное, в чем я сейчас уверен, - пылко сказал поклонник. Он сжал ее руку, и Поликсена сжала его пальцы так же крепко: хотя все еще избегала встречаться с афинянином взглядом. - Скажи... - неожиданно произнесла коринфянка: и наконец посмотрела на него. - Тебе, случаем, не стало известно ничего нового о моем муже? Только отвечай честно! - Нет, - Аристодем опустил глаза, потом опять посмотрел на подругу и покачал головой. - Мне ничего нового не известно. Поликсена еще некоторое время пытала его взглядом, но потом первая отвернулась. Афинянину показалось, что доискаться до истины во что бы то ни стало она не стремится сама, и он улыбнулся правильности своих предположений. Поликсена уже тяготилась своей верностью далекому спартанцу, хотя когда-то, несомненно, любила его... а сам Аристодем почти не солгал, отвечая ей. Ничего нового о сыне Архелая он в эти месяцы действительно не узнал. - Я поговорю с царицей, - сказала в конце концов Поликсена. - Может, она и даст свое согласие отпустить меня с тобой в Навкратис. Но я останусь в Египте, пока... пока ничего не стряслось. Тогда, может быть, я понадоблюсь моей госпоже по-настоящему! Аристодем кивнул. - Хорошо, пусть так и будет. Он опять обнял Поликсену и поцеловал, и в этот раз она откликнулась, и даже позволила себе забыться в его руках. Аристодем ласкал ее, пока не почувствовал, что должен отступить: иначе сейчас может все погубить! - Я буду ждать! - воскликнул он, когда Поликсена выскользнула из его объятий и убежала прочь. Она тоже была одурманена и распалена, и надеялась, что золотоволосый сын Пифона не почувствовал, как ей хочется, чтобы кто-нибудь унял ее желание. Но он почувствовал: и гораздо больше, чем стремился овладеть ею, Аристодем был счастлив, что Поликсена влечется к нему всем существом. К тому же, по своему опыту Аристодем знал, что у женщин страсть и тела, и сердца длится гораздо дольше, чем у мужчин. Но он не хотел, чтобы это кончалось. Только бы боги позволили им уехать вместе! Нитетис почти не удивилась, услышав, что предложил Поликсене афинянин. - Хорошо, я отпущу вас, - сказала она после небольшого раздумья, которое даже не показалось эллинке тягостным. Может, великая царица посовещалась со жрецами или магами? - К тому же, ты и в самом деле будешь рядом. Поликсена улыбнулась. Нитетис уже обдумывала возможность спасения для себя и своего сына. Что же, разве великая царица не заслужила, чтобы ее милостники и милостники Камбиса помогли ей? - Я приеду к тебе месяца через два после свадьбы, - сказала эллинка. - Аристодем согласен. Он научился относиться к женщинам по-египетски! Нитетис рассмеялась. - Это и в самом деле славно. Может, потому он и не хочет назад на родину. И у обеих возникло удивительное и окрыляющее чувство, что сейчас создается какая-то великая новая империя. Не в Египте, не в Персии и не в Элладе: а в умах людей этих стран! Сознание этого было как путь по последнему мосту в Гародману, в обитель единого и величайшего бога, - этот мост мог как стать широким и удобным, так и обратиться в острейшее лезвие, с которого недостойные низвергнутся в ад.* Поликсена еще раз посетила храм Нейт вместе с царицей, царевичем Яхмесом и своим сыном. Подруги принесли большую общую жертву. Потом Поликсена вернулась домой и приказала укладывать вещи. Она брала с собой няньку-египтянку, нескольких египетских слуг, - первую из них, конечно, Та-Имхотеп, - и пятерых воинов охраны, из которых четверо были ионийцы. Как будто нарочно все сходилось! Аристодем в это время был в Навкратисе с братом, готовя все к прибытию невесты; но когда она написала ему, что готова соединиться с ним, тут же приехал назад в Саис. Эти города и вправду были близки как братья. Поликсена в последний раз навестила во дворце госпожу, а потом со своим новым избранником отправилась в главный греческий город Та-Кемет. * Концепция попадания в рай через Мост Чинвад (разделяющий), существующая в зороастризме, как и вера в посмертный суд, представляющий собой подсчет и взвешивание добрых и злых деяний: сходная с египетскими верованиями, хотя египетская религия в этом и в других отношениях переусложнена. Христианство, как можно видеть, не принесло ничего принципиально нового, кроме понятия "спасения через Христа", что привело ко многим губительным искажениям изначального апостольского учения.