Сумерки Мемфиса

Поликсена скоро успокоилась: она сама изумлялась, как быстро примирилась со смертью первого возлюбленного, услышав о ней из уст брата мужа. Может быть, потому, что коринфская царевна давно похоронила своего воина мысленно. Хоронить мысленно спартанца было легче, чем кого-нибудь другого... больше она боялась, что Ликандр все еще может жить и страдать в неволе. Правда, Калликсен сказал, что плен Ликандра был в своем роде почетным, и он прославился своей силой в Марафоне. Или кто-нибудь солгал Калликсену об участи спартанцев? В Афинах это могло случиться с легкостью! Но пока она была не в силах думать о том, чего никак не могла выяснить. Поликсена отправилась навестить царицу, когда у нее округлился живот: врач-египтянин, которого Аристодем приглашал по просьбе жены и к советам которого сам внимательно прислушивался, сказал супругам, что во второй половине беременности ребенок в меньшей опасности - если, конечно, не путешествовать перед самыми родами. Эллинка уже знала, что персидская жена ее брата успела родить ему сына, которому дали имя Дарион. "Маленький Дарий" - персидское имя, переиначенное и уменьшенное на греческий манер. Раньше Поликсена не усомнилась бы, что это имя предложено ее брату предусмотрительными родственниками Артазостры, - Дарий, обещавший стать столь же могущественным, как Кир, был первым персидским царем с таким именем. Но теперь она уже не знала, что и думать. Филомен теперь опять писал ей по-гречески, но ее не оставляло подозрение, что любимый брат изменился гораздо сильнее ее мужа - который оттолкнул от себя почти всех родственников-афинян. Она надеялась поговорить об этом с Нитетис: мудрая египтянка, конечно, посоветует подруге, как себя вести. Написав письмо Нитетис с просьбой приехать, эллинка тотчас получила радостное приглашение. В гости к царственной подруге Поликсена брала с собой Та-Имхотеп, которая очень оживилась и обрадовалась, видимо, надеясь вымолить у царицы дозволение остаться при ней и своей сестре. Сына же Поликсена оставляла дома, с отчимом: впервые она разлучалась с ним на столь долгий срок, но остаться в Навкратисе мальчику, конечно, было безопасней. Хотя до сих пор египтяне не подняли восстания, - видимо, Уджагорресенту удавалось сглаживать недовольство в разных уголках страны и даже в самых отчаянных сеять сомнения в успехе мятежа, - но никто не мог ручаться, что в конце концов Та-Кемет не возмутится этим ярмом. Ведь остались еще в Черной Земле у власти мужчины - те, кого даже греки могли бы называть мужчинами! "Я слишком оберегаю сына. Хорошо, что Ликандр не знает, как я воспитываю его: а если Никострат попадет под власть моего брата?" - думала Поликсена. Аристодем был во многом противоположностью Ликандру, он отличался от ее первого супруга так же, как Афины от Спарты. Хотя Поликсена не могла бы сказать, что афинянин хуже, - но она до сих пор не знала, какой путь для ее сына предпочтительней. Не говоря уже о третьем пути - выборе Филомена... Аристодем на прощанье, видя метания своей подруги, сказал ей: - Положись на судьбу, как всегда. Ты ведь помнишь, сколько раз наши сомнения разрешались без нашего участия! Сын Пифона улыбнулся. - Будь уверена только в том, что я тебя люблю. И верю в твои силы! Они крепко обнялись. - Береги Никострата, - серьезно попросила Поликсена. Аристодем пообещал: - С ним ничего не случится, будь покойна! С мальчиком жена оставила только двоих из своих наемников, но Аристодем не позволил ей оставить больше воинов, сказав, что в Навкратисе гораздо безопаснее, чем в Дельте. Он сам бы поехал с женой к царице: но афинянина никто не звал, и он понимал, что ревнивая царица приглашает свою любимую подругу не затем, чтобы терпеть присутствие ее мужа. Такие женщины, как эта великая египетская госпожа, бывают очень большими собственницами. Аристодем, к тому же, отдавал себе отчет, сколь многое в судьбе Эллады сейчас зависит от Нитетис - и, значит, от его жены. И он, и Поликсена понимали, что Поликсена едет почти что на переговоры... А может, и как соглядатай: дружбу и политику им сейчас очень трудно разделить. Поликсена чувствовала себя грязной, когда сознавала свое возможное положение, но ее утешало то, что и сама Нитетис понимала это положение ничуть не хуже приближенной эллинки. Аристодем сам посадил жену в легкую, но закрытую повозку. До усадьбы Нитетис нельзя было добраться прямо по реке: предстояло углубиться в Дельту, двигаясь на юго-восток, правда, к счастью, ненамного южнее. Такой жары, как в Фивах, южном "Городе Амона", сейчас почти пришедшем в запустение, на земле Нитетис никогда не было. Сама царица переносила такую засуху с трудом: и писала, что гранатовые и пальмовые деревья в ее усадьбе дают много тени, а собственное озеро много воды, о которой горожанам приходится только мечтать. Поликсена в последний раз пожала руку мужа, поцеловала сына, которого он ей поднес, и, захлопнув дверь, откинулась вглубь повозки. Когда возница тронул лошадей, эллинка улыбнулась. Ей предстояло приключение, к которому ее муж не имел никакого отношения! Какая из жен Аттики могла этим похвастать? Она весело улыбнулась устроившейся в ногах у госпожи Та-Имхотеп, которая радовалась поездке и, вместе с тем, стыдилась своей радости. - Что, думаешь, великая царица возьмет тебя к себе? - Я надеюсь на это, - смело сказала египтянка. Тут же рабыне стало неуютно рядом с госпожой от своей дерзости, но Поликсена не рассердилась. - Может быть, - весело сказала эллинка. - Может быть! По пути их несколько раз останавливали патрули - все египетские солдаты, но никаких персов. Эти люди держались с знатными проезжающими почтительно, как всегда вели себя египетские воины, но отсутствие персов почему-то встревожило Поликсену: как предгрозовое затишье. Однако до царицы эллинка добралась без происшествий: дорога заняла два дня. Так мало разделяло их! Но в Та-Кемет, сделав всего несколько шагов, можно было очутиться в совсем другом, враждебном, мире. Как и в Элладе. Когда наконец гостью остановила стража великой царицы, потребовав, чтобы Поликсена предъявила письмо с печатью Нитетис, Поликсена ощутила себя так, точно окунулась в прошлое. В свое минувшее и прошлое всей Черной Земли: как в прохладное озеро во владениях этой египетской жрицы, из которого никогда уже не выйдешь прежним. Все народы почитали воду священной. Эллинка послушно вышла из повозки и дальше пошла пешком в сопровождении своей свиты и стражников Нитетис. Они углубились в пальмовую рощу, почти нетронутую рукой человека. Знал ли Камбис, какую землю дарит своей египетской жене, - или это уже Уджагорресент позаботился о том, чтобы так расширить ее владения?.. Вскоре деревья разошлись, и взору Поликсены предстало озеро, а чуть подалее - белая стена, полускрытая платанами. По берегу озера расхаживали цапли, будто здесь никогда никто не жил: будто Нитетис похоронили в этом месте заживо... Самая лучшая египетская усадьба могла навеять такие мысли! А потом гостья увидела, как навстречу ей спешит женская фигурка в голубом платье: Нитетис казалась удивительно маленькой среди своих деревьев и стен, но, как и везде, притягивала к себе все внимание. Слуги Поликсены при приближении царицы опустились на колени, уткнувшись лбами в траву: конечно, так полагалось делать, но Поликсене это почему-то неприятно царапнуло сердце. Воины-египтяне, в белых полотняных шлемах, почтительно вытянулись и замерли, а ионийцы Поликсены переглянулись. Впрочем, греческие наемники поклонились Нитетис. Однако она ни на кого, казалось, не обращала внимания, кроме дорогой подруги: царица на глазах у всех обняла ее за шею и поцеловала. Нитетис пахла водяной лилией, тяжелым женственным ароматом, и была все так же хороша - и стройна, как и раньше, хотя недавно вышла замуж. "Неужели ее поразило бесплодие?" - впервые пришла в голову Поликсене дерзновенная мысль. Потом Нитетис заглянула своей эллинке в глаза, и та постаралась прогнать все подобные догадки. Нитетис казалась безразличной к знакам почтения, но, без сомнений, замечала их все, как и любое неподобающее поведение. И мысли в глазах подруги она читала все так же легко. - Как я соскучилась, если бы ты знала! - воскликнула Нитетис. Вдруг по спине у эллинки пробежал холодок, когда она в полной мере ощутила окружающее безмолвие; но Поликсена заставила себя рассмеяться в ответ. - Я тоже очень скучала, великая царица. - И тебя уже можно поздравить! - воскликнула египтянка, любуясь ее изменившейся фигурой. Нитетис неожиданно положила ей руку на живот и погладила, совершенно как ее муж, и Поликсена очень смутилась: хотя это было необыкновенно приятно, точно от руки царственной жрицы исходили какие-то токи. - Ты очень хорошо сделала, что приехала! Здесь ты и твое дитя будете в безопасности. Ты чувствуешь, какое это место? Поликсена кивнула, не в силах объяснить словами: это было очень египетское место. Земля, которой хотелось поклониться, как только что сделали ее слуги. Нитетис взяла ее под руку и повела вперед, по дорожке, которая шла вдоль стены. На царице не было сегодня никаких знаков отличия, кроме нескольких серебряных браслетов и серебряной ножной цепочки со скарабеем, и ноги были босы, что вдруг поразило Поликсену. Для великой царицы было немыслимо ходить так, поскольку обувь для египтянки была одним из главных признаков знатности. Неужели Нитетис хотела напитаться силой земли, как делали эллинки во время древних женских обрядов? Скоро молодые женщины увидели калитку в стене, и вошли, из девственной пальмовой рощи сразу попав в сад, который был чудом искусства: аккуратные клумбы, засаженные ландышем и алыми маками, и рукотворные прудики с берегами, заросшими синими болотными розами. Их окружали подстриженные деревья, высаженные в таком же правильном порядке, как колонны окружали храмовые дворики и молельни. Свита в молчании следовала за ними - все слуги и греческие воины Поликсены. Египетских солдат у Нитетис в усадьбе хватало. Садовники и рабы при приближении божественной хозяйки бросали работу и, поворачиваясь к ней, становились на колени и утыкались лбами в землю. Поликсена невольно содрогнулась, давно отвыкнув от такого. - А где твой муж... Уджагорресент? - спросила она египтянку. Нитетис, теперь шедшая впереди, обернулась. - Он сейчас в Саисе, и я здесь полная хозяйка! Впрочем, я и не переставала быть здесь полной хозяйкой. Это моя усадьба. Войдя в дом через низкую квадратную дверь, Поликсена увидела золотое изображение Нейт в нише перед входом: она поклонилась богине. В зале с колоннами и расписными стенами, где хозяйка пригласила эллинку сесть, их встретили домашние слуги царицы - все египтяне. - У тебя тут ни одного перса! Ты совсем не любишь их? - спросила Поликсена, полушутя. Она только наполовину шутила. Нитетис поправила туго скрученные над висками косы, от которых, видно, побаливала голова. - Может, я и полюбила их немного... у персов немало настоящих достоинств... но мои слуги и воины не потерпят их здесь. Поликсена кивнула. Она проследила за тем, как устроили ее ионийцев, а потом госпожа повела ее мыться: они искупались вместе с помощью двух служанок-сестер, как когда-то мылись девушками. Поликсена, глядя, как вода, которую на них лили сверху, обегает изгибы безупречно стройного медного тела египтянки, все порывалась спросить великую царицу о новой беременности: но боялась, что та оскорбится. Потом, закончив туалет и накинув просторные белые платья, обе сели обедать в огромной трапезной, где все слуги были предназначены только для них. И наконец Поликсена задала госпоже мучивший ее вопрос: - Хорошо ли ты живешь с царским казначеем? Вы не ссоритесь? Нитетис не писала об этом: но могла счесть, что такие вещи не следует доверять папирусу. Сейчас египтянка некоторое время задумчиво молчала, а потом сказала: - Нет, мы ни разу не ссорились. Уджагорресент любит меня настолько, насколько вообще способен любить. Ты знаешь, что я после нашей свадьбы долго жила во дворце в Саисе, Уджагорресент помог мне сохранить власть над городом: но сейчас мы с моим мужем решили, что мне и Яхмесу лучше опять удалиться в тень. Царский казначей боится... - А где Яхмес? - спросила Поликсена, опять ощутив страх. В таком поместье ребенок мог легко совсем потеряться! - С нянькой, в другой половине дома. Скоро мы пойдем к нему, - Нитетис улыбнулась, искоса взглянув на подругу удлиненным глазом. Поликсена сделала глоток вина и отважилась на главный вопрос. - Госпожа, ты не думала о других детях? Или ты... Нитетис подняла руку. - Я поняла тебя. Конечно, я много раз думала... ты знаешь, как оскорбительно для детей моей земли, если богиня родит ребенка от смертного? - усмехнулась египтянка. Она поджала ярко-оранжевые от хны губы. - Но я больше не зачинала. Мой врач ничего не делал. Нитетис прямо посмотрела на эллинку. - Кажется, Нейт защищает меня. Поликсена кивнула, опустив глаза: так она и чувствовала. Вечером Поликсена отправила письмо Аристодему, в котором подробно описала дорогу и то, как встретили ее в поместье Нитетис. Эллинка не жалела, что приехала: им с Нитетис было очень хорошо вместе, как раньше, и она чувствовала, что отдыхает от домашних хлопот и жизни оживленного греческого города, как Нитетис отдыхала от забот правления. Они вдвоем обнаженными купались в озере, и Поликсена ощутила обновление сил. Потом Нитетис сама купала в озере сына, который восторженно смеялся, войдя во вкус, хотя вначале маленький перс ежился и жался к матери, будто побаивался воды и собственной наготы. Поликсена, глядя на этого мальчика, заранее жалела его и тревожилась за него, как и за собственного сына. Но Никострата защитит Аристодем. А этого царевича?.. Однако они с Нитетис провели в таком уединении несколько спокойных и блаженных дней, пока в усадьбу не примчался гонец со страшной вестью. В Хут-Ка-Птах опять поднялось восстание против персов и против вавилонского наместника. Пользуясь смутой в империи Дария, египетские военачальники в Пелусии попытались закрыть границу! Уджагорресент, приславший к своей супруге и царице вестника, приказал ей ни в коем случае не покидать пределов поместья. И выходило, что Поликсена теперь заперта посреди объятого пожаром войны Египта вместе со своей покровительницей.