Сумерки Мемфиса

Аристодем настоял на том, чтобы отправиться в Ионию, как только Фрине исполнилось полгода. - Я чувствую, что тебе опасно оставаться здесь, - сказал он Поликсене. - И чем дальше, тем опаснее! Поликсена неожиданно знающе прищурилась, глядя на мужа. - В этом ли причина, мой счастливый философ? Может быть, тебе просто стало скучно... и ты захотел на греко-персидскую землю, где больше опасность войны?.. Вы с моим братом очень похожи в этом! Не можете усидеть на месте и ничего не изменить вокруг себя! - Только египтяне могут тысячи лет жить в неизменности. Но я не понимаю, как они так живут, - серьезно ответил супруг. Он посмотрел Поликсене в глаза. - Неужели ты в самом деле хочешь остаться в этой стране? Поликсена потупилась. Она долго думала, а потом сказала: - Я понимаю, что нужно уезжать, пока обстоятельства складываются счастливо... я согласна уплыть, Аристодем. Только прежде того я съезжу в Саис, и попрощаюсь со священным городом и с моей госпожой! Я не могу улизнуть от великой царицы как воровка, или обойтись равнодушным письмом... после всего, что мы испытали! Афинянин вскинул голову, точно хотел отказать наотрез... но только побледнел, глубоко вздохнув. Он пригладил свои солнечные волосы и сказал: - Хорошо. Но мы поедем вдвоем, или я тебя не отпущу! Поликсена кивнула. Посетить Саис было совсем не то, что приехать к Нитетис домой. Больше никто не попытался покуситься на Поликсену... если покушение действительно было, в чем эллинка все сильнее сомневалась. Но когда она увидела великую царицу во дворце, - после разлуки длиннее, чем в год, - эллинке показалось, что божественная Нитетис изменилась к худшему. То, что не может двигаться вперед, к вершине, должно скатываться назад... если речь идет о людях, а не о таком великом и прекрасно отлаженном государстве, как Та-Кемет. Эта страна погребала под множеством священных условностей наиболее талантливых и своеобычно мыслящих людей - уничтожая их, если не получалось обтесать по требуемой форме. У Нитетис потухли глаза, у губ обозначились складки - она казалась старше своих лет, хотя была на два года младше Поликсены. И известие, что подруга покидает ее, конечно, не добавило властительнице Обеих Земель радости. - Теперь, когда Уджагорресент лишил меня моих эллинов, почти закрыв им путь в наши города, а ты покидаешь свою подругу... я чувствую, что жизнь вытекает из меня, - сказала египтянка. - Уджагорресент все еще любит меня, меня одну... но так, точно мы с царским казначеем уже вошли в царство Осириса, где все вовеки неизменно! Такое вечное блаженство, право же, не лучше вашего Тартара! Поликсена утешала любимую благодетельницу как могла. - Тот, кто умнее и развитее других, часто обрекается этим на мучения, - сказала эллинка. - Особенно трудно приходится одаренным женщинам! Но ведь мы с тобой испытываем чувства, недоступные этим другим! Поразмыслив, Поликсена прибавила: - И если существует загробное воздаяние, оно не может быть таково, как ты говоришь! Конечно, у богов больше справедливости, чем у людей, - иначе где искать справедливость еще? Царица бледно улыбнулась, потом произнесла: - Мой Яхмес, мой маленький перс... Он единственный сын царя царей и уже объявлен богом! Льстецы Камбиса находили в нем черты Кира... но я думаю сейчас, что лучше всего моему Хору в гнезде было бы вырасти самым обыкновенным человеком! Поликсена отвела глаза. Она знала, что Нитетис в этот миг завидует ее детям, Никострату и Фрине. Хотя что ждет мальчика... - Никто не знает, что будет! - сказала эллинка. Глядя на царицу, Поликсена, чтобы отвлечь ее, задала вопрос, который давно созрел... и который она не осмелилась задать в письме. - Скажи, Нитетис... а кто сделал эту золотую богиню, которую ты подарила мне? Я даже у наших скульпторов не встречала таких работ! Нитетис улыбнулась. - Я не хотела говорить тебе... это скульптор из Ионии, грек! Он учился своему искусству вначале у ваших мастеров, а потом приехал в Та-Кемет: чуть более года назад. Почти сразу я заказала ему эту статуэтку... я не знаю никого из наших скульпторов, в которых равновелики были бы дарование и смелость для такой работы! - рассмеялась царица. Египтянка посмотрела на подругу. - Этот милетец долго жил под властью твоего брата, а сейчас опять вернулся к нему! Нитетис качнула головой. - Я, конечно же, не просила его остаться и не приказывала... такому большому мастеру место только среди ваших! Поликсена не вытерпела и воскликнула: - А как зовут его? Я непременно хотела бы встретиться с ним! - Когда будешь в Милете? - усмехнулась царица. - Этого мастера зовут Менекрат, и ему нет еще и тридцати лет... возможно, он успел прославиться и в Ионии! Спроси о нем, когда окажешься там! Поликсена смотрела на царственную египтянку с состраданием, поняв, какие чувства сейчас обуревают ее. - Потому ты и подарила мне эту Нейт, ей нельзя задерживаться в Египте, как и ее создателю! К горлу эллинки подступил комок. - Если я уеду, царица, то уже не вернусь сюда! Нитетис печально улыбнулась: но в удлиненных глазах промелькнуло лукавство. - Никто не знает, что будет! - повторила Априева дочь ее собственные слова. - Не зарекайся, филэ! Перед тем, как навсегда покинуть Саис, Поликсена посетила храм великой богини вместе с мужем и маленькой дочерью. Сына Ликандра они не взяли. Смышленый мальчик теперь непременно запомнил бы богиню - и, хотя спартанский ребенок был молчалив, он был очень упорен и не отстал бы от матери, не добившись объяснений, кто такая эта бронзовая женщина в египетском платье и царской короне, которой Поликсена поклонилась. А таким маленьким детям нельзя рассказывать о чужих богах - только о своих! Поликсена вдруг ужаснулась мысли, что брат стал зороастрийцем: хотя это была самая разумная, справедливая и всеохватная вера из всех, с которыми она и Филомен знакомились, нащупывая свой путь. Аристодем был довольно равнодушен к богам, хотя и побаивался Нейт и судьбы; но философам такое отношение было позволительно. Однако воин и могучий деятель, - творец и разрушитель, каким, несомненно, станет Никострат, - не мог быть равнодушен к богам: он должен был быть божественно страстным человеком! Так же, как и художник! Стараясь не загадывать далеко вперед, Поликсена попросила у жреца Ани благословения матери богов для своей дочери. Жрец не отказал эллинке. Взяв девочку на руки, он унес ее вглубь необозримого храма, куда допускались только служители Нейт и те, кто был избран ею. Через какое-то время египтянин вернулся, неся ребенка обратно: и взволнованной, полной благоговения Поликсене показалось, что от светлых волос маленькой дочери исходит сияние. Ани не взял с Поликсены никакой платы за милость Нейт - но и не сказал, какие обряды совершались, какие слова говорились над ее ребенком; а Поликсена не посмела спросить. Так когда-то жрецы вынесли Уджагорресенту маленькую Нитетис... Теперь Поликсене можно было не опасаться царского казначея: она покидала страну, в которой прошла ее юность, и возлюбленную подругу, разделившую с ней годы юности. Нитетис оставалась одна. *** Вытяжка акации и в самом деле помогла Меланиппе, к облегчению всей ее семьи: больше жена Аристона не беременела. Не было больше никаких препятствий к тому, чтобы Аристон продал свой дом и перебрался в цветущую Ионию вместе с братом, как они и условились. Но неожиданно Аристон отказался. - Я вернусь в Афины! - заявил старший сын Пифона. Он никогда не отличался большой любовью к родному городу, так же, как и чувством долга: и Аристодем был изумлен сверх меры. - И что ты будешь делать в Афинах? - воскликнул молодой философ. Аристон пожал плечами. - Не знаю. Но я буду там! Может, пожертвую свои деньги навкрарии, и мы построим еще кораблей, - рассмеялся он. - Если ты вернешься в Афины, тебя заставят это сделать, - заметил Аристодем. - У нас нельзя выделяться богатством безвозбранно! И он вдруг почувствовал, как щеки жжет стыд под взглядом старшего брата - который всегда жил в свое удовольствие: но теперь решил поступить как должно. Аристодем же, с юности мучившийся вопросами всеобщего блага, примеру Аристона не последовал. И более того - собирался в скором времени примкнуть к самому большому изменнику из них всех! - Я не собираюсь перед тобой оправдываться, Аристон, - сказал философ. - Мы оба мужчины! И мы оба знаем, почему поступаем каждый по-своему! Это была не совсем правда: Аристодем все еще не до конца понимал, почему же решил примкнуть к Филомену. Но больше он ничего не прибавил: и Аристон кивнул, понимая, что слова излишни. - Попутного ветра тебе, - пожелал старший брат, невесело усмехнувшись. - И тебе, - сказал Аристодем. Они расстались без объятий. И Аристодем сознавал, что теперь отрезан от всей своей семьи и от своего города больше, чем Поликсена от царицы Нитетис. Афиняне не простят ему никогда... Вернувшись домой к жене, Аристодем с убитым видом рассказал о решении брата. Но Поликсена нашла неожиданные слова ободрения. - Я с самого начала не верила, что твой брат уедет с нами, - сказала она. - Филомен мой единственный брат... и твой лучший друг и пифагореец, он тебе по-прежнему ближе всех, кого мы принимали в нашем доме в Навкратисе! А что Аристон стал бы делать в Ионии? Может, он и остался бы, ради тебя... но это кончилось бы плохо. Аристодем усмехнулся. - Ты думаешь, что для нас все кончится хорошо?.. Жена рассердилась. - Я обязана думать так ради нас всех, ради наших детей! Перестань так вести себя, ведь дети все видят и слышат! Аристодем с огромным трудом совладал с собой. Он улыбнулся жене. - Ты права. И прости мне это нытье. Мы все давно решили! Никострату мать и отчим объяснили, что они поплывут морем в другую страну, - и маленький спартанец почти все понял. Пока мальчик еще не имел возможности узнавать что-нибудь сам... но когда встанет на ноги и осмотрится... Впрочем, до этого еще долго. Поликсена рассчитала нескольких слуг-египтян: у них работали слуги, получавшие плату, как это было издавна заведено в Та-Кемет. Греки держали почти исключительно рабов. Нянька Никострата была свободной женщиной, но, к удивлению и большой радости госпожи, отказалась оставить детей. Брать в семью незнакомую няньку, да еще и второпях, было едва ли не опаснее всего! Мекет, хотя и была невольницей, успела полюбить умную и чуткую хозяйку, и тоже ехала охотно: к тому же, юность быстро забывала свои страхи, и девушка снова горела желанием посмотреть другие страны. Они выгодно продали дом - одновременно с Аристоном, хотя, улаживая свои дела, братья не встречались. Потом Аристодем купил для себя и семьи место на одном из торговых кораблей, который направлялся в Ионию: теперь, во многом благодаря персам, корабли даже проверенными торговыми путями редко ходили поодиночке. Хотя и страх перед бурями заставлял их сбиваться вместе, и прежде персов купцы опасались финикийцев и других пиратов. Ну а торговые пути именно поэтому были самыми опасными. Взяв своих слуг и охрану, Аристодем и Поликсена сели на корабль и вверили себя судьбе. Никто из них достаточно не верил в Посейдона. За несколько дней они спустились по Нилу и высадились в порту, ожидая выхода в море. Супруги молча смотрели, как у них на глазах начальник триеры бросает в воду обязательную жертву. - Мама, что это он делает? - неожиданно спросил Никострат, показав пальцем на греческого моряка. - Приносит дар хозяину моря Посейдону, чтобы тот не потопил нас, - сказала Поликсена. Никострат кивнул и больше ни о чем не спросил. Ему недавно исполнилось четыре года. Аристодем и Поликсена переглянулись, но ничего не сказали. И тут раздались резкие слова команды: свернули и подняли на борт носовой канат, и триера, с двумя своими товарками, стала разворачиваться. Афинянин, качнувшись, когда судно накренилось, шагнул назад от борта, увлекая за собой жену и приемного сына. Нянька, в мешковатом азиатском платье и с головой, плотно обмотанной платком, попятилась с Фриной на руках: египтянка, как видно, очень боялась, но владела собой. Мекет блестящими расширившимися глазами смотрела на суету крепких греческих матросов, одетых в одни набедренные повязки. Хлопнул в высоте парус и развернулся белым крылом. Он выгнулся под ветром, и корабль направился в открытое море. Поликсена прижалась к мужу. - Да пребудет с нами единый бог, как бы его ни звали, - проговорила эллинка.