Сумерки Мемфиса

Тураи больше не увидел царицу Атоссу - и даже не мог заключить ничего о своем проводнике-персе: замешан тот в похищении эллина или нет. Перс просто-напросто завел египтянина в одну из пустующих хижин в квартале горшечников, с которым смыкался дворец, и велел ждать его там. - Я скоро вернусь и приведу помощь, - обещал азиат. - А ты никуда не уходи! Бывший жрец Та-Кемет как никто другой понимал, как вероломны бывают высокие властители и их подручные. Он быстро шагнул к персу. - Как я могу знать, что ты вернешься?.. "Или что ты не враг, и не приведешь сюда моих убийц", - мысленно закончил Тураи. Азиат в ответ рассмеялся, открыто и нагло, - как показалось отчаявшемуся египтянину. - Тебе придется мне поверить, - сказал перс и быстро скрылся. Тураи осмотрел комнату, посреди которой его оставили, - было плохо видно, но он понял, что здесь нет ничего, похожего на оружие. Только вытертый коврик на полу, на который Тураи уселся в привычной позе писца, скрестив ноги. Египтянин крепко задумался, обхватив голову руками. Может быть, сбежать отсюда прямо сейчас - и попытаться отыскать экуеша самому?.. Или просто уйти, пока не поздно? - О великая владычица всего, что есть, и всего, чего нет, благословляющая обеими руками, - прошептал Тураи. Он ударил себя по лбу, потом встал и принялся расхаживать по своему убежищу. Подойдя к крошечному окошку, выглянул наружу. В серебристом свете все вокруг казалось драгоценным - и обманным, как сказка, которой усыпляли детей ремесленники, чьи нищенские дворы сейчас окружали его. Сказки сбываются только для сильных, не для маленьких людей! А он, Тураи, жрец Хнума и слуга ее величества Нитетис, здесь вообще никто, только тень человека... Тяжело вздохнув, Тураи отошел от окошка. Он был с детства научен презрению к чужеземцам - но никогда до сих пор не думал испытать его на самом себе. Несчастный экуеша! А каково ему оказаться в Персии в плену - одному и почти без языка, ведь Менекрат даже не учил его! Тураи долго ломал голову над своим положением и положением товарища; но так ничего и не надумал. Бежать, может, было бы разумнее, чем остаться, - но Тураи чувствовал, что это означало бы предать своего друга... как бы ничтожна ни была надежда вызволить его. Египтянин сидел и молился, шевеля губами и закрыв глаза, когда в хижину вошли. Тураи вскочил, пытаясь приготовиться к худшему. Он увидел перед собой троих человек, в числе их своего проводника. У двоих оставшихся были закрыты повязками лица, а на поясе желтых штанов с ромбическим орнаментом висели кривые мечи - акинаки. За спиной у каждого был лук. Тураи не пожелал бы проверять их меткость... и он был уверен, что под обычными хлопковыми рубахами у этих персов панцири. Воины, убийцы - и к какому разряду их причислить? Тураи уже знал, что одежда разных подразделений великой персидской армии, созданной Ахеменидами, различается цветами и узорами: и одни могли с легкостью маскироваться под другие... - Мы пришли за тобой, - сказал Тураи проводник. - Эти воины помогут тебе покинуть город. Один из лучников сделал знак египтянину приблизиться: оружие мешало ему самому войти через низкую дверь. И только тут Тураи понял, что ему предлагают. - Покинуть город? - воскликнул Тураи. Судьба брошенного грека в эти мгновения вырисовалась перед ним со всею ясностью. - А что же будет с моим другом?.. Перс воздел кверху обе руки - как только что делал сам Тураи. Египтянин возненавидел его за этот жест покорности и отречения. - Один только бог знает, что будет с этим человеком, - сказал азиат. - Я уведомил великую царицу о свершившемся злодействе, и госпожа сделает все, что возможно, дабы спасти ионийца. Больше ничего сделать нельзя. Египтянин сложил руки на груди. - Я никуда отсюда не уйду без Менекрата, - сказал он. Проводник смерил его взглядом. Азиат нисколько не был удивлен его ответом; как не был и нисколько впечатлен. - Ты уйдешь, а потом уплывешь в свою страну, потому что таков приказ великой царицы, - сказал перс. Потом он усмехнулся. - Ты можешь покинуть Персию живым, а можешь умереть здесь, и достанешься шакалам! Тураи содрогнулся. Он вспомнил вдруг, как персы обходятся с мертвецами, избегая хоронить даже собственных родственников! Слуга Нитетис отвернулся и крепко выругался на родном языке. Он был совершенно бессилен против этих людей; и даже если бы ему позволили остаться в Сузах ради скульптора, он не добился бы для своего друга помощи ни у кого. Властительные особы - хазарапат*, царские родственники - даже не приняли бы чужеземца, не говоря о том, чтобы выслушать его и постараться ради какого-то эллинского художника!.. Тураи поджал губы и подошел к персидским воинам. - Я согласен, идемте, - сказал он. Проводник улыбнулся. - Ты поступаешь разумно. Выйдя наружу и увидев, как блестят золотые насечки на рукоятях кривых мечей персов и дорогие убранства их коней, египтянин вновь ощутил ужас: теперь за себя. Откуда ему знать, что эти люди не прикончат его, отвезя туда, где никто его не услышит?.. Он сел на коня, которого оставил привязанным к столбу. А потом он и двое воинов поскакали прочь. Тураи слышал, как звенит у него под боком, в сумке, его доля золота. Он получил это золото в уплату за помощь экуеша - которого теперь бросил неведомо где на погибель!.. Что он скажет ее величеству, когда Нитетис потребует отчета? По пути Тураи весь истерзался мыслями о своем друге и о себе самом; но, судя по всему, кто бы ни послал ему провожатых, этот человек хотел, чтобы египтянин добрался до своей повелительницы и дал ей знать о случившемся. Однако это мог быть как друг, так и враг. Тураи доставили в гавань и посадили на корабль. У него хватило персидского золота, чтобы расплатиться за обратный путь; и осталось еще много. Когда корабль, плывший в Египет, отчалил, Тураи не покинул палубу, хотя с трудом выносил море. Он еще долго всматривался в землю, где остался мучиться его друг - или где он погиб. Менекрат очнулся на полпути неизвестно куда - он был безжалостно привязан поперек конской спины, а на голову ему натянули мешок. Эллин слабо застонал: голова его от боли, казалось, распухла до огромных размеров, а сам художник от тряски ощущал себя так, точно его долго избивали. Он где-то в горах?.. Тот, кто вез его, казалось, не обратил ни малейшего внимания на то, что пленник пришел в себя: а может, не заметил. Художник прислушался к стуку копыт: этот грохот, который десятикратно отдавался у него в ушах, говорил о том, что его везут несколько всадников. Менекрат, несмотря на весь ужас своего положения, попытался сообразить, куда они скачут и что его ждет. Едва ли его убьют... иначе уже убили бы: никто бы его не хватился. Весьма вероятно, что его вывезли за пределы города и теперь хотят доставить в поместье какого-нибудь из персидских аристократов... из тех, кто бывает при дворе и вхож к царице Атоссе... А если это сама царица приказала так обойтись с ним?.. Больше эллин не в силах был думать; и тело его превратилось в сплошной источник мучения. Скоро ли они доедут? Точно в ответ на его мысли, человек, везший его, вдруг остановился. Менекрат услышал, как остальные персы подъехали ближе и тоже остановились. С головы у Менекрата сдернули мешок: так резко, что он вскрикнул и зажмурился. Милетец зашипел от нежданной боли: стаскивая мешок, у него вырвали клок волос. Эллин проморгался - было все еще темно: он висел вниз головой и не видел ничего, кроме ног и хвоста лошади, к которой был прикручен. Его грубо похлопали по щеке, и он мотнул головой. - Живой? Это спросили по-гречески: Менекрат кивнул и задергался, пытаясь добиться, чтобы его развязали или хотя бы ослабили веревки. Через несколько мгновений он почувствовал, как всадник, который вез его, пилит веревку сзади. А потом художника стащили на землю и поставили на ноги. Если бы один из персов тут же не схватил его за шиворот, пленник бы упал: так был измучен. - Куда вы везете меня? - хрипло спросил Менекрат, оглядевшись. Он плохо видел лица своих похитителей, хотя те были открыты: еще не рассвело. Однако месяц уже спрятался. - В хорошее место, - ответил ему тот же человек по-гречески. Он засмеялся; и остальные, хотя, по-видимому, не понимали языка Менекрата, засмеялись тоже. - Я теперь... Менекрат осекся: и так было ясно, что он в плену и едва ли его скоро выпустят. - Я хочу пить, и очень устал, - сказал эллин. Тот азиат, который все время отвечал ему, - не тот, кто его вез, - ответил и на этот раз. - Уже недалеко, дальше пойдешь пешком. Перс говорил спокойно и словно бы сочувственно. Эллин стиснул зубы от унижения: он опустил голову, поклявшись себе больше ни о чем не спрашивать и не просить у этих разбойников. Персы же, посчитав, что разговор окончен, связали его снова: руки Менекрату стянули спереди, и конец веревки схватил тот всадник, который вез его. Остальные, тоже вскочив на коней, окружили пленника, и все тронулись дальше. Поехали не спеша - должно быть, опасаться было более нечего. Менекрат, который вначале прихрамывал, вскоре пошел бодрее: он начал присматриваться к окрестностям, видневшимся все отчетливее, и ощутил даже какую-то надежду. Всадники, которых было четверо, закрывали ему обзор: но все же Менекрат понял, что они и вправду поднимаются куда-то в горы, поросшие карликовыми соснами и кипарисами. Воздух вокруг, хотя и холодил, был целительным. Однажды они пересекли поток, который эллину пришлось перейти, замочив ноги по колено; но он почти обрадовался этому купанию. Совсем скоро впереди и вправду показался большой дом - из кирпича, как и следовало ожидать: кладка была покрыта синей и желтой глазурью. Дом с одной стороны окружал яблоневый сад, а с другой виноградник. Пленника подвели к высоким воротам. Один из его похитителей постучал; и ему почти тотчас открыли. Менекрат почти не слушал, о чем персы говорят между собой: он жадно осматривался, пока была возможность. Уже почти совсем рассвело! А потом его втолкнули в ворота, и те захлопнулись. Менекрат увидел просторный двор, с правой стороны которого были какие-то глинобитные постройки. Там же, к своему изумлению, он увидел женщину - персиянку в платке, в некрашеном платье, которая, присев, доила белую козу! Эллин увидел, что встало солнце: и женщина с козой тоже посмотрела на солнце. Обернувшись к пленнику, эта служанка или рабыня улыбнулась, показав ровный ряд зубов: и Менекрата обдало ужасом от ее улыбки. Персиянка прекрасно поняла, кто он такой, - и улыбнулась, потому что была довольна поимкой художника!.. Ждать сочувствия и помощи здесь было не от кого. Но тут Менекрату развязали руки: он почти забыл о них, и с наслаждением принялся разминать распухшие кисти. Как эти разбойники обращались с его руками - разве не знали, как скульптор должен беречь их? Или, может, его искусство больше никому не понадобится? Но тогда зачем столько хлопот с ним?.. Менекрат опять почувствовал, как он устал. Эллин провел руками по бокам, почти ни на что не надеясь: как и следовало ожидать, его нож забрали. И все его имущество, - и инструменты, и деньги, и одежду, - тоже отняли!.. Поискав, куда сесть, художник увидел груду кирпичей около амбаров; подошел и опустился на нее, чувствуя себя безмерно несчастным. Казалось, на него никто больше не обращает внимания. Но Менекрат видел, что ворота поместья уже заперты: и какие-то вооруженные люди расположились с другой стороны двора. Он закрыл лицо руками, сквозь зубы посылая всем персам проклятия. И вдруг ощутил, как его дернули за плащ. Эллин быстро выпрямился: он изумленно воззрился на служанку, про которую совсем забыл. Персиянка, доившая козу, склонившись к Менекрату, протягивала ему глиняную кружку с парным молоком!.. Она что-то сказала, улыбнувшись; эллин ничего не понял, но благодарно улыбнулся и кивнул в ответ. Он и вправду умирал от голода и жажды. Ему дали еще и сухую пшеничную лепешку. Когда Менекрат принялся жевать ее, запивая горячим козьим молоком, он подумал, что в жизни не ел ничего вкуснее. Но ему не дали долго наслаждаться этими остатками свободы. Допив свое молоко, эллин прикрыл глаза, отдыхая; и открыл их, неожиданно ощутив чье-то угрожающее присутствие. Кто-то навис над ним, заслонив от него солнце. Менекрат поднял глаза и обмер. Кружка чуть не выскользнула у художника из рук. Перед ним стоял вельможа из тех, которые могли служить только самому царю, - рослый и красивый перс в златотканой рубашке с вертикальной пурпурной полосой и алом плаще, сколотом огромным желтым топазом; на ногах у него были шафранные шаровары с ромбическим орнаментом, а руки украшали золотые крученые браслеты. На голове была золотая шапочка с плоским верхом, полностью скрывавшая волосы... если они оставались. Хотя Менекрат сразу подумал, что этот человек лыс. Но не это изумило его больше всего: а то, что у неизвестного вельможи отсутствовала борода! Но прежде, чем иониец успел все это осмыслить, перс отрывисто приказал ему по-гречески: - Встать. Скульптор поднялся, растерянно держа свою кружку. Почему-то Менекрату вдруг жизненно важно показалось сохранить ее: единственное, что он успел приобрести в плену. - Больше ты никогда не будешь сидеть передо мной, - продолжил властительный перс, хорошо говоривший по-гречески. И эллин услышал, что голос этого человека высоковат для мужчины, почти женский. Перед ним был царский евнух!.. Не тот ли, от которого они с Тураи пытались бежать? - Зачем меня сюда привезли? - спросил скульптор, как можно спокойнее. Евнух усмехнулся. - Тебе скоро расскажут. А теперь следуй за мной. Менекрат пошел за своим новым хозяином, завороженно глядя, как переливается его одеяние. "Я теперь раб?" - спросил скульптор себя. Персы, видимо, посчитали, что да! Но тут царский евнух распахнул дверь в какое-то длинное строение, откуда пахнуло глиной и ветошью. Менекрат прищурился, всматриваясь в темноту: а потом вскрикнул против воли. Перс засмеялся, очень довольный его испугом. И было отчего. В хижине сидело несколько человек, без сомнения, эллинов. Все они были одеты в лохмотья, и все безобразно искалечены. У одного отсутствовал глаз - голая глазница не была ничем прикрыта; у другого вырваны ноздри, у третьего отрублена правая кисть и правая ступня... - А этот лишился языка, потому что дерзил, - спокойно и мягко сказал перс, показывая Менекрату на последнего пленника. - Но все они отличные ремесленники, и продолжают делать свою работу! Ты можешь говорить со всеми, кроме немого! Евнух засмеялся собственной шутке. Менекрат несколько мгновений не мог выговорить ни слова в ответ от ужаса и негодования. А потом произнес: - Меня тоже? Вот так?.. Он мотнул головой в сторону своих несчастных сородичей. - Нет, - улыбаясь, ответил евнух. - Пока ты... не дашь повода. И жить ты будешь в другом месте. Дверь в хижину снова захлопнулась. Менекрат ощутил невольное постыдное облегчение. - Но поскольку ты теперь моя собственность, тебя нужно пометить, - сказал перс. Этот высоковатый ровный голос, не мужской и не женский, был ужасен. И Менекрат, слушавший своего хозяина в оцепенении, понял, что с ним хотят сделать, только когда его схватили за плечи двое охранников. Кружка выпала из руки художника и разбилась. Закричав, он стал вырываться изо всех сил; но пленника быстро одолели и уложили лицом на землю. Плащ задрали, закутав голову; со спины у скульптора сорвали хитон. - Вы за это заплатите, паршивые собаки!.. - выкрикнул эллин; но его крик заглушила пыль, набившаяся в рот и нос. Он вычихнул грязь, смешавшуюся с его слезами; а потом завопил во всю мочь, извиваясь в руках воинов. Раскаленное железо обожгло его спину между лопаток: и жгло целую вечность. А потом его оставили лежать на земле, всхлипывая и бормоча проклятия. Сил на борьбу уже не осталось. Менекрат не сопротивлялся, когда его снова вздернули за шиворот и потащили куда-то - туда, где ему теперь предстояло жить. * Начальник гвардии персидского царя, одновременно осуществлявший надзор за всеми чиновниками.