Сумерки Мемфиса

Когда Артазостре пришел срок родить, Поликсена была рядом с ней. Она сама уложила роженицу в постель и, присев рядом, подбадривала ее. Артазостра боялась, хотя пыталась это скрыть, и мучилась; но скрывать и то, и другое скоро стало невозможно. Роженица чуть не сломала пальцы эллинке, сжимая руку подруги во время схваток. Хотя жаловалась, что ей сводит не живот, а спину и ноги. Врач-египтянин, которого по просьбе царицы привезли из Навкратиса еще два месяца назад, кивал и говорил, что так бывает. Артазостра рожала этого ребенка дольше, чем первых двух, - может быть, сказались волнения, потеря любимого мужа и защитника. Но все же она справилась и произвела на свет третьего мальчика! - Славный, сильный малыш, - сказала Поликсена, радуясь вместе с подругой. - Как жаль, что брат не дожил до этого дня! Артазостра, обнажившая смуглую правую грудь для кормления, подняла глаза. - Да, жаль, - сказала персиянка. - Но у нас редко женщины получают столько, сколько досталось мне! Гораздо чаще на многих благородных жен приходится один мужчина! Поликсена усмехнулась. - Верно говоришь. Конечно, подразумевались не только жены и наложницы, - но и родственницы, жившие на содержании у одного кормильца; но Артазостра была права. Многоженцев среди знатных персов было гораздо больше, чем среди знатных эллинов. И азиатки, имевшие мужей, часто ничего не знали об их жизни, - как и те о жизни своих женщин... Артазостра скоро уснула, раскинув руки по бисерному покрывалу; мальчик остался спать у нее под мышкой. Чтобы мать не приспала его, случайно придавив, Поликсена осторожно забрала дитя; Артазостра нахмурилась, дернулась в забытьи, но тут же снова расслабилась и затихла. Эллинка, устроив ребенка на сгибе сильной руки, несколько времени смотрела на родственницу в какой-то невеселой задумчивости. Потом улыбнулась с усилием и, наклонившись, поцеловала Артазостру в щеку. - Храни тебя твой Ахура-Мазда, - прошептала она. Потом передала дитя няньке - разумеется, персиянке, которая пестовала и первых двоих сыновей Филомена. Поликсена вспоминала, что сам брат говорил о воспитании детей. Артазостра как-то сказала своему мужу, что женское воспитание не важно: главное - кто будет учить отроков мужской науке... Конечно, азиатка хитрила с Филоменом, говоря такое: и умный Филомен тоже понимал, что это лесть и хитрость. Но ему приятна была такая лесть, и он доверил своих сыновей персидским нянькам. Только старшего, Дариона, в последний год начал посещать учитель-эллин. А может, Филомен и сам с заносчивостью эллина верил до сих пор, что женское воспитание для будущих мужей не важно?.. Поликсена пошла прочь из спальни, где рабыни уже убирались и мыли. В дверях царица остановилась, глядя на персиянку. - Конечно, ты лукавишь и со мной, как с братом, - прошептала она. - Было бы странно ожидать другого. Но ты знаешь, что простительно со мной, с женщиной, - а что нет! Поликсена сдвинула низкие скорбные брови, и едва наметившиеся морщинки на лбу сразу резко обозначились. - Я прошу тебя, милая подруга... - прошептала она. - Прошу о том, к чему не в силах принудить! Ударив ладонью по косяку, эллинка быстро ушла: ее ждало множество дел, которые царица Ионии отложила ради Артазостры. На другой день, с самого утра, Поликсена снова зашла проведать мать и дитя; персиянка опять кормила сына. Посмотрев на Поликсену, Артазостра улыбнулась сияющей улыбкой. - Бог благословил мое чрево! - сказала она. - Как прекрасно женщине, которая имеет много сыновей! - Вовсе не всегда так прекрасно, - рассмеялась Поликсена. Царь Персии, оставляющий множество сыновей, мог быть уверен, что они зальют землю кровью, пытаясь извести друг друга... Божественность царя в Та-Кемет защищала его от многих посягновений; обожествление же властителя Персии по нововведенному обычаю египтян только сделало борьбу за трон еще более кровавой. Но Поликсене и вдове ее брата, - двум соправительницам, - пока не стоило ни вспоминать, ни напоминать друг другу об этом. Царица присела на постель к персиянке. - Как ты назовешь его? Артазостра подумала несколько мгновений: хотя Поликсене вдруг показалось, что она давно решила это. - Аршама. Поликсена встала и отступила на несколько шагов. Она ожидала чего-то подобного. - Одного сына моего брата уже зовут персидским именем, другого - полуперсидским! Теперь и последнему ты хочешь дать такое имя! - резко сказала она. - Неужели ты не питаешь уважения к памяти своего мужа? Артазостра улыбнулась, глядя на эллинку: немного удивленно, с оттенком подобострастной ласковости. - Конечно, ты царица и ты можешь запретить мне, - сказала персиянка. - Но ведь ты спросила меня, чего желаю я сама! Я всем сердцем чту память моего мужа, и хотела бы порадовать его дух... однако я не знаю, какое из эллинских имен лучше подошло бы моему сыну. Поликсена кивнула. Поведение азиатки уже в который раз неприятно царапнуло ее, но царица промолчала. - Ты хотела бы почтить память моего брата, но затрудняешься, - сказала она, стараясь быть великодушной. - Что ж, хорошо, я выберу за тебя! Пусть моего младшего племянника зовут Кратером - "смешивающим". Мой брат умер во имя этой цели. Вдруг голос Поликсены сел, и она спрятала лицо в ладонях. - Полгода не прошло, как Филомен умер, а мы уже вновь скалим зубы!.. Посмотрев на Артазостру затуманившимися от слез глазами, коринфянка вдруг испугалась, что сейчас снова услышит от нее что-нибудь уклончивое, если не притворное. Но Артазостра тоже плакала, без всякого притворства. - Пусть будет Кратер, - смягченным слезами голосом сказала персиянка, глядя на малыша, посапывавшего на одеяле. - Как сосуд для смешения воды с вином... имя, исполненное мудрости. Она схватила руку царицы и пылко прижала эту руку ко лбу и к губам. - Благодарю тебя за все твое добро! Кроме тебя, у меня никого не осталось! Подруги обнялись. - Не плачь, - прошептала Поликсена, посмотрев азиатке в лицо. - Тебе нельзя плакать, молоко пропадет. Отдыхай. Поднимаясь, она запечатлела царственный поцелуй на лбу Артазостры, а та улыбнулась и еще раз поцеловала руку своей покровительницы. В этом не было фальши, только ласка и покорность. Но все же... "Все же я помню, кто ты", - думала Поликсена, уходя. Дарион и Артаферн уже почти ничем не напоминали своего отца - это были красивые и смышленые маленькие персы. Можно было стать азиатским греком, как Филомен и сама Поликсена теперь, - но быть наполовину азиатом оказалось невозможно. Персия пожирала всех, кто отдавался ее власти. В коридоре Поликсена столкнулась с Анаксархом. Верный начальник охраны был там один. Увидев лицо царицы, рыжий иониец спросил в тревоге: - Как там персиянка с ребенком? Поликсена вздохнула. - Отдыхают. Посмотрев в глаза воину, она неожиданно для себя обняла его. Анаксарх прижал госпожу к своему крепко пахнущему кожаному доспеху и похлопал по спине. - Твои персы там прохлаждаются, пока мальчишки малы и ты им нужна, - проворчал старый наемник, - а как подрастут, плохо тебе придется! Поликсена печально улыбнулась. - Знаю, мой друг. И Артазостра знает, что это неизбежно... она понимает, чего я хочу для Ионии и для моего сына. Эллинка вздохнула. - Надеюсь только, что она не нападет со спины. Ведь она и вправду меня любит. Ответное молчание Анаксарха было красноречивее любых остережений. Немного постояв рядом с ионийцем, Поликсена сказала: - Я не хотела сегодня упражняться, устала... но сейчас раздумала. Ты готов? Анаксарх улыбнулся. - Ты могла бы и не спрашивать. Царица рассмеялась. - Ну тогда я сейчас оденусь. Жди меня на площадке. Она быстро ушла. Анаксарх некоторое время оставался на месте, глядя госпоже вслед. Недавно Поликсена после деревянного попробовала настоящий меч - прямой греческий, и надела настоящие доспехи. Анаксарх, конечно, всячески хвалил царицу и поощрял, и поддавался ей так, чтобы не обидеть... хотя она была умная женщина и понимала, что преподать ей воин сможет немного. В настоящем бою Поликсена уже могла бы, пожалуй, выжить - если стать в фалангу, в задние ряды. И если бой продлится недолго и состоится здесь, в стенах города. Но о том, чтобы отправиться в поход или стяжать боевую славу, разумеется, женщине нечего и думать. Впрочем, и Анаксарх, и Поликсена понимали: главное, что охранитель сможет преподать ей, - не воинское мастерство, а сила духа и твердость, способность не растеряться перед врагом. Так же учили и спартанок! Когда Анаксарх пришел на утоптанную площадку, которую царица облюбовала для упражнений, госпожа уже ждала его там. Она научилась сама облачаться в доспех. Анаксарх приостановился при виде нее. Поликсена недавно приказала выковать для себя полный доспех, из коринфской бронзы, привезенной афинянами. На ней был коринфский закрытый шлем - форму этого шлема позаимствовали спартанцы: нащечники и наносник почти полностью скрывали лицо. Наручи и поножи ловко обхватывали руки и ноги, а панцирь был подогнан по женской фигуре. Сам Анаксарх никогда не надевал шлема во время уроков с госпожой, потому что шлем ограничивал обзор, а коринфский шлем - сильно ограничивал. Но иониец отлично понимал, почему Поликсене захотелось облачиться как для боя. Она занималась четыре месяца и, будучи женщиной крепкого сложения, с детства привычной к гимнастике, уже довольно легко носила и доспех, и оружие. Когда рыжий иониец приблизился, Поликсена наклонилась и подобрала с земли свой легкий меч и круглый дубовый щит, обтянутый кожей. - Ну, нападай! - приказала она. Анаксарх разглядел, что госпожа улыбается под своим шлемом. Он обнажил меч - щита у ионийца не было; и, примерившись, ударил сверху. Поликсена приняла удар на щит и отбросила противника без большого труда. Потом атаковала сама, и ее удар был тяжелее... Анаксарху потребовалась сила, чтобы отразить его. Меч Поликсены был, конечно же, затуплен, как и учебное оружие Анаксарха; но охранитель знал, как тяжело новичку, а особенно женщине, учиться убивать. Нельзя научить только обороняться! Еще до того, как оружие понадобится в сражении, воин должен воспитать в себе убийцу! Иначе из уроков не выйдет никакого толку! Они долго еще топтались по площадке, сжимая зубы, обливаясь потом; оружие лязгало, у учителя и ученицы вырывались вскрики. Все исчезло для каждого из двоих, кроме противника. И наконец Поликсена достала Анаксарха, рубанув по плечу. Воин почти не почувствовал удара, но сразу же ощутил слабость противницы; Анаксарх выбил меч из женской руки. Утомленная Поликсена почти что сама выпустила оружие, желая прекратить урок... но причиной слабости было и другое. То самое. Царица стащила шлем, пот катился градом; черные волосы налипли на лицо. - Сильно тебе попало? - спросила Поликсена. - Синяк будет. Ничего, это хорошо, - ответил Анаксарх, улыбаясь. Поликсена кивнула, улыбаясь в ответ. - Я хорошая ученица? Анаксарх кивнул. Потом утер пот со лба и сказал: - Присядь, госпожа, я кое-что тебе скажу. Поликсена послушно села на каменную скамью, стоявшую под стеной. Охранитель сел рядом. - Тебе трудно бить меня, но ты преодолеваешь себя, - это очень хорошо, - сказал он, посмотрев на царицу. - Тебе трудно, потому что я твой старый друг и защитник. Но когда перед тобой стоит враг, ты не думаешь о нем, как о человеке! - Вот как? - воскликнула Поликсена. - Именно так, - ответил Анаксарх сурово. - Перед тобой не равный тебе - а бедствие, которое несет смерть и муки тебе и тем, кого ты любишь! Это бедствие нужно отразить! Если ты говоришь с противником, узнаешь его, он входит тебе в душу и поднять против него меч уже труднее... но это бывает нечасто, и воинов учат так, как я тебе сказал. Поликсена долго сидела притихшая. - Я и не думала, - наконец сказала она. - Мне представлялось, что мужчинам легко убивать, потому что они убийцы по своей природе! Она осеклась, глядя на Анаксарха. Однако тот не оскорбился. - Воин не равен убийце, - серьезно заметил ее наставник. - Мужчины другие, это верно, и много среди воинов тупых и жестоких. Они как животные, и думай о них так же! Особенно варвары, - жестко прибавил Анаксарх. - Но тех, кто умен и великодушен, тоже немало... и их учат сражаться так, как тебя. Поликсена порывисто обняла его и поцеловала. - Кто умен и великодушен - так это ты! Анаксарх улыбнулся с отеческой гордостью. А потом опять помрачнел. Он поднял голову и осмотрелся, точно опасался, что кто-нибудь наблюдает за ними сверху, из окон дворца; потом опустил глаза. Руки ионийца сомкнулись на рукояти меча, который он поставил между колен. - Берегись персиянки, царица, - сказал он, помолчав некоторое время. - Ты говорила, что персам их учение не велит лгать... но твое дело совсем другое. То, что азиаты делают эллинам, они не считают за ложь. - Неужели? - тихо произнесла Поликсена. - Они никогда не будут как мы, - сказал старый иониец. - Пусть эта женщина любит тебя... но когда придет время, ты увидишь, что она такое! Поликсена отвернулась. И в уме ее вдруг прозвучало предостережение Нитетис, потерявшей сына, - никогда, ни за что не верить персам... - Я запомню твои слова, - сказала царица наконец. - Но Артазостре я буду верить, пока она мне верна.