Сумерки Мемфиса

Поликсена редко получала письма из Та-Кемет, но знала, почему по-прежнему получает оттуда помощь, - Нитетис, давно отстраненная от власти, заботилась о подруге юности. Нитетис узнала о воцарении эллинки в Ионии так скоро, как было возможно. Конечно, супруга царского казначея узнала бы об этом так или иначе; но Поликсена пожелала уведомить дочь Априя первой. Пусть надежда когда-нибудь свидеться становилась все меньше, эллинка хотела сохранить доверие и любовь старой подруги. Нитетис присылала в Милет египетских врачей, "космет" - особых слуг, обученных тщательному уходу за телом господ, льняные ткани всех степеней прозрачности и писчий папирус. А также непревзойденных бальзамировщиков. Египтяне, переселившиеся в Ионию, не могли обойтись без таких услуг, и многие египетские греки переняли погребальные обычаи Черной Земли: как уже давно переняли их эфиопы и некоторые другие народы Африки, жившие под владычеством фараонов. Поликсена знала, что Уджагорресент, хотя давно стал супругом и повелителем жизни своей воспитанницы, - ведающим пути ее сердца, как говорили в Та-Кемет, - по-прежнему благоговеет перед ее божественностью. Божественность Нитетис тоже была делом рук царского казначея... но лишь отчасти. В своих кратких посланиях Нитетис рассказывала наперснице о своей жизни, о том, как растет ее дочь. В Та-Кемет по-прежнему ничего не менялось. Египтяне и персы научились сосуществовать, не нарушая очерченных ими для себя границ: в этом была большая заслуга Дария. Царь царей, - "перс, который из Персии подчинил Египет", как говорил он сам, - заслужил едва ли не любовь к себе со стороны египтян своим невмешательством в их жизнь. И покровительство Дария, как тень великой пирамиды, охраняло обычаи этой страны. И вот, спустя почти два года после того, как Менекрат отправился в Та-Кемет, делать статуи для заупокойного храма Нитетис, великая царица написала Поликсене, что желала бы посетить Ионию. Причин дочь Априя в письме не объяснила: но эллинка сама могла нагромоздить целую гору предположений, что толкнуло ее царственную подругу на это. Нитетис чего-то боялась, для себя или дочери? Просто истосковалась по Поликсене - или думала о политике? Может быть, Нитетис опять почувствовала происки Атоссы? Так действовали не только персы, но и египтяне, когда властвовали многими странами. Атоссе могло не понравиться, что Иония и Египет опять питают друг друга и могут вновь выйти из повиновения Азии. Разумеется, жена Дария знала, что Поликсена возвысилась с помощью Нитетис, и долгие годы была с нею очень близка! Персы посадили эллинку на трон Ионии: и Атосса не могла позволить эллинке питаться из другого источника! Или женою Дария двигала застарелая женская ревность и злоба?.. Разумеется, царский казначей остался в Та-Кемет... могло ли быть, что Нитетис покидала свою страну без дозволения мужа и без дозволения персидского наместника?.. Царица Ионии тут же, не советуясь ни с кем, написала, что Нитетис может приезжать, когда ей угодно. Проводив вестников Нитетис, Поликсена осталась ждать, исполнившись сладостных и дурных предчувствий. Ответив своей возлюбленной египтянке, она уведомила об этом Артазостру. Азиатка выразила приятное удивление: она сказала, что давно хотела познакомиться с этой властительницей. Разумеется, это было так; хотя персидская княжна, несомненно, испытала ревность. Но ревность для азиатов как острая приправа к привычным, хотя и любимым блюдам, без которой они портятся. Нитетис прибыла во главе маленькой флотилии из четырех кораблей, команды которых составляли только египтяне. Персы научили людей Та-Кемет своей морской науке, и люди Нитетис обучались этому по прямому приказу Дария. Когда спустили мостки, воины великой царицы выстроились на берегу коридором, ради подобающей случаю торжественности. Царица явилась перед ионийцами в таком же виде, в каком они привыкли лицезреть свою собственную правительницу, - в бронзовом панцире, покрытом позолотой. Голову египтянки покрывал синий сложный парик, а надо лбом вздымалась кобра с черными агатовыми глазами. Следом одна из сестер-прислужниц, Астноферт, вывела маленькую царевну Ити-Тауи, голова которой была по-прежнему обрита: кроме детского локона, перевязанного синей лентой. Ионийцы были изумлены видом египетской гостьи, но гул голосов прозвучал скорее разочарованно. Слухи о красоте Нитетис преувеличивали - она больше не походила на живую богиню. Правда, ее шея, стан и руки оставались безукоризненно стройными, походка величественной, а тонкие морщинки на лбу и в уголках рта были различимы только с близкого расстояния. Но старение - это не только морщины, искрошившиеся зубы и седина; это, прежде всего, угасание свечения жизни. Конец той поры, когда все чувства свежи, как только что сорванные фрукты, и когда хочется изведать даже боль! Для царицы на берегу были готовы ее собственные носилки. Поликсена отправилась ей навстречу также в носилках, и подруги встретились на полпути к дворцу. Внушительная свита обеих правительниц заметила друг друга издали и остановилась. "Точно два войска перед сражением", - подумала Нитетис, выйдя наружу. Поликсена явилась из своих носилок, одетая в пурпурный пеплос поверх серебристого ионического хитона с застежками из красных пиропов, скреплявшими одежду на плечах, локтях и запястьях. Получились почти рукава. Египтянка рассмотрела это прежде, чем увидела лицо дорогой подруги. Несколько мгновений они вглядывались друг в друга, узнавали и не узнавали. А потом Поликсена с изумленной улыбкой шагнула навстречу дочери Априя и обняла. - Почему ты надела панцирь? - воскликнула эллинка, посмотрев ей в глаза. - Потому же, почему и ты, филэ, - ответила Нитетис по-гречески. Обе улыбнулись. И им вдруг показалось, точно они расстались только вчера. - Садись в мои носилки, - предложила Поликсена. Нитетис качнула головой. Она чувствовала устремленное на них обеих со всех сторон внимание: должно быть, египтянка ощущала настроения толпы лучше новоявленной царицы Ионии. - Нет, моя дорогая. Со мной ребенок, и, кроме того, я хочу, чтобы меня видели. Люди должны знать, кого ты принимаешь у себя! Коринфянка кивнула. Она вернулась в свои носилки, египтянка - в свои. В сопровождении свиты, ионийских, персидских и египетских воинов, и множества любопытных, валивших гурьбой, обе госпожи направились ко дворцу. Поликсена увидела, что нарядные девочки, в венках из синих и белых анемонов, рассыпают из корзин лепестки под ноги их носильщикам; эллинка выпрямилась и подняла руку. Ионийцы закричали, выкрикивая славословия. А может, кто-то кричал и оскорбления. Простой люд любит устраивать себе праздники, даже если нечему особенно радоваться: просто чтобы позволить себе то, что в другое время нельзя. Поликсена кинула взгляд назад: Нитетис горделиво плыла над толпой, точно Исида в священном ковчежце. Она, чужая в этой стране, казалась гораздо спокойней эллинки. Может быть, потому, что для царей Та-Кемет привычное лицо - это маска, вроде посмертной?.. В дворцовом саду обе женщины вышли из носилок и пошли рядом. Разговаривать было все еще нельзя; но эллинка и египтянка переглядывались и улыбались общим воспоминаниям. - Как хорош твой сад, - произнесла Нитетис. - Я впервые ступила на чужую землю, и эта земля оказалась столь щедра и прекрасна! Царица Ионии несколько смутилась. - Я не слишком много времени посвящаю саду, - сказала она. - Цветами и деревьями занимается Артазостра. В ее стране это любят, даже цари Персии садовничают сами! Нитетис кивнула, ничего не ответив. Но эллинка сразу же почувствовала, какая вражда может разгореться между двумя женщинами, которых она любила. Даже если отставить политику, каждая из ее знатнейших подруг желала безраздельно обладать ее сердцем, быть к ней ближе всех! Они вошли во дворец и поднялись в зал с фонтаном - Нитетис сопровождали только двое египетских воинов. И в зале подруги нашли Артазостру. Персиянка расположилась на кушетке, скинув туфли и подогнув под себя ноги. Она улыбнулась Нитетис, не вставая с места. - Да продлятся твои дни, великая царица, - сказала Артазостра по-гречески. - Да будет твой путь усыпан розами. Я счастлива приветствовать в моем доме такую великую госпожу. Нитетис порозовела. Она услышала в этой речи нечаянное, а, скорее всего, умышленное и тонко рассчитанное оскорбление. Дочь Априя слегка склонила голову и ответила: - Я уже давно не правлю Та-Кемет, я всего лишь первая из благородных женщин моей страны. Потом Нитетис улыбнулась. - Я рада познакомиться с тою, кого так любит моя подруга. Поликсене неожиданно показалось, что она видит перед собой двух змей, готовых зачаровать друг друга. Эллинка шагнула между хозяйкой и гостьей и повернулась к Артазостре, сложив руки на груди. - Мне кажется, наша высокая гостья сейчас нуждается в отдыхе, - сказала Поликсена. Артазостра улыбнулась и встала, скользнув ногами в туфли. - Что ж, тогда я удалюсь. Персиянка поклонилась обеим; потом повернулась и ушла: широким быстрым шагом, без суетливости и угодливости. Поликсена улыбнулась, глядя вслед вдове брата. - Артазостра понимает, что нам нужно побыть наедине. Нитетис грустно усмехнулась; потом аккуратно сняла свой урей и парик, тряхнув освобожденными волосами. - Только с тобой я могу быть такой. Она взглянула на эллинку. - Я разорвала союз с Уджагорресентом. Поликсена изумленно глядела на старую подругу: это прозвучало очень двусмысленно. Нитетис кивнула. - Да, да... Ты правильно поняла. Царский казначей более не мой муж, и я более не могу выносить, как он стелется перед персами! "Уж не от него ли Нитетис бежала со своей дочерью?" - подумала царица Ионии. Подойдя к египтянке, она утерла ладонью ее холодный влажный лоб, а потом принялась расстегивать крепления доспеха. - Зачем ты приехала? Ты чего-то боишься? - спросила она, вытаскивая железные штыри, соединявшие грудную и спинную пластины на плечах. Нитетис стояла неподвижно и безмолвно, пока обе половины панциря не оказались в руках эллинки. И тогда царица Та-Кемет покачала головой. - Нет, я не боюсь. Египтянка рассмеялась. Зубы у нее все еще были ослепительные. - Я знаю, что если меня пожелают убить, меня убьют, и бояться нет смысла. Я приехала, чтобы повидать твою страну... и отдохнуть от моей собственной. И я очень соскучилась по тебе. Поликсена крепко обняла подругу, усталую и пропотевшую после долгой дороги. Потом расцеловала. - Оставайся сколько угодно! Нитетис растроганно и понимающе улыбалась. - Я не стану обременять тебя, филэ, и будить ревность в твоей персиянке, которая уже смотрит на меня зверем. Я поживу у тебя месяц, если ты позволишь, а потом уеду. Поликсена покусала губы, поняв, что уехать для Нитетис совсем не обязательно значит вернуться на родину. Но все это она узнает позже. - Иди сейчас мыться, потом мы поужинаем, - сказала эллинка. - Или ты предпочитаешь поспать? - Я с радостью поем с тобой, моя дорогая, - ответила дочь Априя. - Только пусть сначала позаботятся о моей дочери. Она уже не нуждается в моем молоке, служанки скажут, что нужно... Поликсена прервала ее, подняв руку. - Я все знаю. Иди, Нитетис, ты устала. Вечером они ужинали вдвоем - Артазостра так и не присоединилась к подругам. Поликсена посылала за ней слугу, но была уверена, что персиянка не придет. Эллинка хотела расспросить Нитетис обо всем; но у них получилось говорить только о своих потерях. Обе плакали и пили вино, вспоминая Филомена и Аристодема, и маленького Яхмеса - единственного сына Нитетис и несчастливого завоевателя Та-Кемет. А потом, обнявшись и поцеловавшись, женщины расстались: Нитетис и вправду утомилась и хотела спать. На другой день разговора о государственных делах тоже не получилось. Когда Нитетис и Поликсена показали друг другу своих детей и вдосталь поговорили о них, царица Ионии захотела похвастать своими племянниками, сыновьями Филомена. Для этого пришлось пойти в покои Артазостры, которая все еще оставалась у себя. Азиатка поздоровалась с Нитетис учтиво, хотя и с холодностью; но своих мальчиков показала охотно. Нитетис все трое напомнили Филомена, и Поликсене было больно и странно услышать об этом. Ей самой дети Артазостры куда больше напоминали их мать. Потом Поликсена вынуждена была оставить гостью, ей нужно было разобрать папирусы в кабинете. - Я приду к тебе вечером, и мы еще наговоримся. Надеюсь, ты не успеешь соскучиться! - Ты же знаешь, я умею себя занимать где угодно, - ответила египтянка с вежливым смехом. - А в твоем дворце так много чудес! - Эвмей тебя проводит, куда пожелаешь. Он обучен сопровождать наших знатных гостей, - сказала Поликсена. Эллинка ушла. И когда царица Ионии привычно села за стол в своем кабинете, даже мысли о Нитетис покинули ее. Поликсена не знала, как долго была занята; но ее работу вдруг прервал Эвмей. Молодой раб вбежал в кабинет и остановился так резко, точно запнулся обо что-то на гладком полу. Вид у раба был такой же, как в тот день, когда он принес Поликсене вести о гибели ее мужа и брата. - Что случилось? - крикнула Поликсена. Она вскочила и бросилась к Эвмею. Он не в силах был даже говорить и вытянул руку в сторону двери. - Там... там... Царица бросилась в коридор. За дверью уже столпились люди: ее воины и слуги и египтяне Нитетис. Все были потрясены, возбужденно говорили; а при виде правительницы закричали, перебивая друг друга. - Тише, все вы!.. - вдруг властно перебил их один египтянин. Он подступил к Поликсене, и вид у него, как у других, был горестный и гневный. Эллинка уже начала понимать, что случилось, но отказывалась поверить. - Царица, произошло страшное несчастье, - сказал слуга Нитетис. Это был высокий, сильный и собранный человек; несмотря на то, что у него были собственные длинные волосы, он напомнил Поликсене жреца. "Он приезжал за Менекратом. Его имя Тураи", - вспомнила эллинка. Она все не желала вникать в то, что он готовился сказать... - Погуляв по дворцу, моя божественная повелительница спустилась в сад, - произнес слуга по имени Тураи. - Там она присела отдохнуть и уснула. И к ней подобралась змея. Поликсена молчала, глядя на египтянина в беспредельном ужасе. Нет, нет, этого не может быть!.. А жрец Тураи вдруг рассмеялся сухо и горько. Он оказался самым смелым из тех людей, кто сопровождал Нитетис, - остальные не решались сообщить царице Ионии такую новость. - В моей стране змеи почитаются священными, и мы приваживаем и приручаем их, - сказал Тураи, глядя на коринфянку в упор. - Может быть, ты разводишь их у себя в саду, госпожа? Моей царице укус змеи позволил вознестись прямо к богам. Поликсена закрыла лицо руками и стиснула зубы, застыв в бесчувствии. Горе ослепило и оглушило ее.