Сумерки Мемфиса

Семьдесят дней траура окончились. Жрецы мертвых, которые нашлись в Ионии в достаточном количестве, провели обряд отверзания уст*, потом высушенное тело Нитетис было помещено в два саркофага: деревянный, повторяющий очертания ее тела, и тяжелый гранитный - верхний. Саркофаги были изготовлены каменщиком и плотником из мемфисского некрополя, которых пришлось приглашать из Египта. Следовало также изготовить и канопы - сосуды, в которые должны были быть помещены набальзамированные внутренности умершей, центры ее жизненной силы, как верили египтяне. Но, как ни странно, не Поликсена, а именно Тураи первым восстал против следования древнему обычаю. - Тело нашей царицы предстоит везти назад, в сырости, в тесноте, оскорбительным образом, - сказал он. - Никто не может поручиться, что священные сосуды не потеряются и не будут раздавлены! Чем меньше будет погребальных принадлежностей, тем скорее тело довезут в сохранности! Поликсена, которой египтянин высказал все это, грустно и понимающе улыбнулась. Конец пришел египетской обрядности - той самой, которая была первостепенна для предков Тураи и Нитетис. Утеряны были священные смыслы таинств, и богам Та-Кемет осталось только склонить свои звериные головы перед неостановимым бегом времени. "Хотела бы я знать, что теперь для Тураи значит Осирис, владыка мира мертвых, каким он видит этого бога, - подумала эллинка. - И как можно верить в богов и священные законы выборочно и выборочно же соблюдать обряды! Почему одни поверья отмирают, а другие остаются жить, как вечнозеленая хвоя? Чью волю усмотреть в этом?.." Поликсена отправилась в Обитель мертвых, которую учредили в Милете по ее приказу: для египтян, которых жило в Ионии уже много. Недостаточно много, однако, чтобы они могли взбунтоваться: и почти все эти переселенцы были мирные люди. "Но воинов в этой стране еще достаточно. Египет мог бы помочь нам теперь, пожелай мы освободиться от персов: эллины могли бы поднять египтян на борьбу, если некому вести их среди своих, - думала Поликсена в тяжком унынии, которое, казалось, окутало ее черным облаком. - А после того, что случилось?.. Нитетис пыталась наладить то, что разрушил Уджагорресент, - а теперь, когда моей подруги больше нет, наши страны опять в ссоре... Никто не протянет мне руку из-за моря, если я и мои дети окажемся в беде! Что за ловкий враг действует прямо у меня под носом?.." Она вошла в невысокий дом из песчаника, с плоской крышей и окнами-щелями, по образцу Та-Кемет. Запахи, наполнявшие его, заставили эллинку сморщиться: запахи трав, бальзамических растворов и мертвечины. Правда, встретить царицу вышли опрятные люди в белом - бритоголовые и учтивые. Жрецы мертвых. Поликсена ощутила внутреннее содрогание, взглянув в их лица. - Все готово, - кланяясь, сказал один из египтян. - Ты можешь посмотреть, госпожа. Поликсена вошла в комнату, в которой ничего не было, кроме мраморного стола, вроде жертвенного, - а на столе стоял саркофаг. Эллинка увидела аккуратные столбики иероглифов на крышке, обязательный текст, служащий мертвым путеводителем в загробном мире... Поликсена провела рукой по холодному граниту, и сердце ее сжал внезапный страх. Открывать саркофаг, обиталище усопшей царицы, после наложения всех охранных заклятий было строго запрещено. Откуда ей знать, что там внутри именно Нитетис?.. Но даже если бы Поликсена решилась поднять крышку, она ничего бы не поняла. Бальзамирование делало мертвецов неузнаваемыми. - Я вам благодарна. Вас достойно вознаградят, - сказала Поликсена служителям, постаравшись скрыть свое отвращение и сомнения. Жрецы смотрели на нее с почти оскорбительной невозмутимостью. - Нам ничего не нужно, царица. Мы сослужили ее величеству эту службу, не взыскуя никакой награды, - ответил один из них. Этот египтянин повторил слова своего собрата из храма саисской Нейт, к которому Поликсена когда-то ходила узнать свое будущее. Эллинка раздраженно пожала плечами. - Как хотите. Поликсена ушла, подумав, что ей не составило бы никакого труда выдворить всех этих жрецов из Ионии и запретить на своей земле всю египетскую обрядность: и это почти ничего не стоило бы ей. Едва ли Поликсена и без того теперь дождется из Египта - от Уджагорресента - какой-нибудь существенной помощи... Покинув Обитель мертвых, царица села на коня и в сопровождении преданной охраны верхом вернулась во дворец. В саду она спешилась: движения опять сделались замедленными, неверными. Эллинку снова мутило от тоски и одиночества. Нитетис, ее любимая госпожа и поверенная ее сердца, теперь лежала, обезображенная смертью и своими жрецами,сдавленная каменными плитами, в доме мертвых. А если этот спеленутый труп, начиненный травами и черным перцем, - все, что от нее осталось?.. Поликсена прижалась к теплому боку лошади, ощущая, как рыдания вновь распирают горло. Конь всхрапнул, чувствуя несчастье хозяйки. - Вы лучше людей. Вы никогда не предаете, - прошептала царица. Она поцеловала конскую морду и, доверив любимое животное одному из воинов, пошла по дорожке к дворцу. У дверей стояла Артазостра. Поликсена ощутила удивление и гнев; а потом вспомнила, что давно выпустила персиянку из-под стражи. Артазостра до сих пор старалась не попадаться ей на глаза - шушукалась со своими слугами... - Что ты тут делаешь? - холодно спросила царица. Артазостра осторожно коснулась ее плеча... и задержала руку на этом сильном плече, чувствуя, что родственница ее больше не отталкивает. - Я тревожусь за тебя. Поликсена молча качнула головой и прошла вперед. Артазостра тенью следовала за своей повелительницей, пока эллинка не остановилась вновь и не дождалась ее. Рука об руку женщины поднялись в зал с фонтаном и молча сели, на расстоянии друг от друга. Артазостра первая нарушила натянутую, как струна, тишину. - Как ты поступишь с девочкой? Поликсена быстро распрямилась. - С девочкой?.. Дочь Аршака улыбнулась и склонилась к ней со своей кушетки. - Да, с дочерью царицы и Уджагорресента. Ты отошлешь ее отцу или оставишь себе и будешь воспитывать сама? Коринфянку потрясло это напоминание. Она почти не думала о ребенке Нитетис в эти дни. А теперь вдруг поняла, что не может отослать Ити-Тауи домой. Нитетис ни за что не хотела бы этого! Не затем живая богиня бежала от мужа: возможно, именно за это своеволие поплатившись жизнью! - Царевна останется со мной, Уджагорресент не получит ее, - сказала Поликсена, приняв решение. Подняла голову. - Я воспитаю ее как свою дочь! Нитетис была бы рада этому! Артазостра смотрела на родственницу словно бы в раздумье. - Это дитя дорого стоит, - заметила она. - В обмен на свою единственную дочь Уджагорресент мог бы дать нам... - Он не мог бы дать нам ничего, без чего мы не сможем обойтись, - яростно прервала персиянку Поликсена. - А торговать судьбой этой малышки я не позволю! Артазостра склонила голову. - Как желаешь, моя драгоценная госпожа. Она гибким движением встала и пересела к Поликсене, обвив ее руками и прильнув, как плющ. От персиянки сладко пахло: для нее смешивали особые ароматы, которые Артазостра составляла сама. - Не гневайся на меня больше... Я больше не могу выносить твоего безразличия! - жарко прошептала дочь Аршака. Поликсена вздохнула. К этой азиатке невозможно было оставаться безразличной: ни друзьям, ни врагам. Эллинка покраснела, подумав, что бедная Нитетис имела все основания ревновать. - Как хорошо, что царевна еще так мала и не помнит матери, - тихо заметила Поликсена. - Тем более нужно позаботиться, чтобы она не узнала отца! Артазостра кивнула. - Ты совершенно права. *** Уджагорресент получил назад свою царицу - ее останки, запечатанные в саркофаге и надежно законопаченные в трюме, почти не пострадали во время путешествия. Царский казначей специально приехал в морской порт, чтобы встретить корабли. Все четыре корабля его супруги вернулись. Уджагорресент в знак печали был одет в синюю накидку и юбку, и его черные, словно эмалевые, глаза тоже были густо подведены синим. Голову египетский советник Дария теперь брил и покрывал синим полотняным чепцом-шлемом. Он дожидался на пристани со своей свитой, неотрывно глядя на головной корабль с красно-белыми царскими флагами. Рабы с большим трудом, привязав к деревянным каткам, спустили по сходням красный гранитный саркофаг. Лицо царского казначея было непроницаемо. Но тех, кто присмотрелся бы к нему, поразила бы сила его взгляда. Казалось, Уджагорресент хочет взглядом пронзить каменную крышку, сорвать с тела жены покровы, чтобы удостовериться, что там действительно она! - Наконец, - тихо проговорил он, когда саркофаг подтащили близко и взмокшие рабы пали перед ним ниц. Уджагорресент склонился над "домом вечности" своей непокорной жены, прижался губами к священной надписи. - Наконец, - прошептал жрец матери богов, закрыв глаза. - Ты вернулась в свою землю, ты упокоишься в своей гробнице. Он поцеловал саркофаг. - Я люблю тебя, сестра, и всегда любил. Наша любовь не прейдет. Царский казначей выпрямился. С губ его не сходила улыбка, при виде которой слуг и даже испытанных воинов пробрала дрожь. Уджагорресент снова посмотрел на корабль; и неожиданно перестал улыбаться. - Где моя дочь? - спросил он. Начальник воинов, сопровождавших Нитетис, некоторое время молчал; потом шагнул вперед. Он поклонился. - Господин, царевна Ити-Тауи осталась в Милете. Ее забрала к себе царица Поликсена, и мы не могли отнять твою дочь силой. Мы молим тебя о прощении. Уджагорресент выслушал воина без единого звука, без единого движения. Только гладкое лицо его стало пепельно-серым. А потом вдруг царский казначей выхватил из-за кожаного пояса кинжал и с утробным ревом всадил его в обнаженную грудь воина, под защитный воротник. С коротким стоном тот бездыханным повалился к ногам Уджагорресента. Остальные с криками отпрянули, видя, что случилось: но не посмели разбежаться, остались поодаль, все так же потупив глаза и низко склонив головы. - Все убирайтесь! Прочь!.. - крикнул царский казначей. Он упал на колени, сдавив голову руками: на лице его были написаны крайняя растерянность и ярость. Часть людей выполнила приказ и разбежалась, но несколько рабов остались. Опомнившись, Уджагорресент велел двоим быть при саркофаге; остальных послал достать быков и повозку. Тело Нитетис немедленно доставят на речную пристань и повезут на юг, на остров Пилак. Пока супруга отсутствовала, Уджагорресент приказал пристроить к ее заупокойному храму гробницу: из храма подземный ход вел в маленькую погребальную камеру. Царский казначей думал до этого часа, что предусмотрел все. Как оказалось, нет!.. - Ну ничего, - прошептал Уджагорресент, глядя в сторону моря. - Ну ничего. И, отвернувшись, всемогущий советник царя царей поспешил за своими слугами: проследить за тем, как приготовят к переправе тело его жены. Он поплывет с великой царицей сам и сам присмотрит за тем, как наложат печать на двери ее гробницы и завалят ход к ней камнями. Когда придет ему время отправиться на Запад, найдутся те, кто разберет завал, - и Уджагорресент ляжет рядом с Нитетис. Но до этого времени еще долго. *** Менекрат узнал о смерти Нитетис от своей подруги, рабыни Шаран. Он жил с нею уже несколько месяцев - дольше, чем с любой другой женщиной. До сих пор, сказать по правде, он еще ни с какой женщиной не жил. Шаран сразу же поняла, что связывало эллина с царицей Та-Кемет, как только сказала ему, что Нитетис больше нет. Художник побледнел и пошатнулся, припав к стене: он и его персиянка стояли на заднем дворе дома, стараясь говорить так, чтобы их никто не слышал. - Ты любил ее? - спросила Шаран, пристально вглядываясь в лицо своего любовника. До сих пор он не думал, что азиатские рабыни бывают такими требовательными, - а может, именно рабыни, обделенные судьбой, и бывают?.. - Да, я ее любил, - вымолвил Менекрат после молчания, превозмогая боль в груди. - Прости... я не могу сейчас говорить об этом! Шаран придвинулась ближе. - Я хотела сказать тебе о другом! Может быть, следовало раньше... или позже... но ты должен узнать. Иониец посмотрел на нее с изумлением. - Что узнать? Шаран обняла его за шею и, приблизив губы к уху, прошептала такое, что Менекрат снова покачнулся и чуть не упал. - Как это? - воскликнул он, не заботясь о том, чтобы понизить голос. Персиянка сдвинула сросшиеся брови, так что они почти соединились. - Было бы странно, если бы этого до сих пор не случилось! Менекрат отступил от рабыни великого евнуха Бхаяшии, не сводя с нее глаз. - Ты это нарочно! - прошептал он. На лице Шаран появилась мольба. - Разве женщина может освободить себя от власти луны? Прошу тебя, не сердись, - она шагнула к нему и погладила скульптора по плечу. - Я рада этому, не стану скрывать... но и ты должен смириться. Так судила Иштар тебе и мне. Она обняла пленника, и он со вздохом обнял персиянку в ответ, уткнувшись лицом в ее пестрое покрывало. * Символическое воскрешение мумии для загробной жизни, включающее прикладывание пищи к ее рту.