Сумерки Мемфиса

Тураи распорядился, чтобы за Шаран и сыном художника прислали носилки. Положение скульптора и прежде было довольно щекотливым - и стало еще более сомнительным, когда он привез из Азии безродную жену. Ремесленник, даже столь благородного занятия, не мог считаться приближенным царицы наравне со знатью, особенно среди стольких родовитых персов. Но было совершенно ясно, что жена Менекрата, кто бы она ни была и как бы ни была одета, не может идти пешком или въезжать в дворцовый сад в телеге. - Ее величество умеет держать себя со всеми. Я и не думал, что эллинка обучится тонкостям дворцового обхождения, - сказал Тураи, когда они с Менекратом ехали верхом во дворец, впереди носилок Шаран. - Ты величаешь ее титулом египетской царицы, - заметил художник, искоса взглянув на старого друга. Изменился ли египтянин на службе у Поликсены - или всегда был таким? Кажется, всегда! - Я зову ее так, потому что она достойна этого титула. И единственная из женщин была достойна любви ее величества Нитетис, - ответил Тураи. Потом египтянин вдруг помрачнел, точно кровавая тень прошлого затмила солнце. - Моя царица приезжала в Ионию к своей наперснице и была убита здесь, в дворцовом саду. На другой же день после приезда. Поликсена была в огромном горе. - Как! - воскликнул потрясенный Менекрат. - Как - никто не видел. Бесконечно жаль, - жестко ответил побледневший египтянин. - Но у таких убийств почти никогда не находится свидетелей! Он взглянул на художника. - Ты не знал? Менекрат мотнул головой. Он отвернулся от Тураи, понимая, какие подозрения владеют сейчас его другом. Та же мысль не давала покоя и самому ионийцу. Если Нитетис убил ревнивый муж... он, Менекрат, всегда будет в глазах египтянина виновен гораздо более его царицы. Но сейчас не время, чтобы считаться старыми обидами и искать виновных в давних смертях. Менекрат снова взглянул на Тураи и прочел в его глазах понимание. Тураи не простит своему другу экуеша то, что он сделал, но и не будет это припоминать. Они молча доехали до дворца. Менекрат разглядывал клумбы, цветы на которых уже убила осень, ажурные беседки, посыпанные мелким белым песком дорожки, разветвлявшиеся в бесчисленных направлениях, и думал - где же именно погибла Нитетис, и как она погибла. Эта мысль угнездилась у него под сердцем, как гадюка в холодке под камнем. - Я виновен... быть может, виновен, - прошептал он. - Но кто мог знать? Скульптор заставил себя отбросить воспоминания. Менекрат оглянулся на носилки Шаран, и ему опять стало тепло. Как же он счастлив, в сравнении со многими. Когда иониец спешился и подошел к носилкам жены, он вновь улыбался. Помог Шаран с сыном на руках выйти наружу. Заглянув в огромные встревоженные глаза своей азиатки, поцеловал ее горячую щеку. Не ожидавшая этого Шаран улыбнулась ему с растерянной нежностью. Менекрат пропустил ее вперед, все еще ощущая это блаженство обладания и единения. Вот его настоящая земная любовь! Во дворце их сразу же повели мыться и переодеваться. Внизу гостей ждали несколько рабов-ионийцев и персидская служанка - для Шаран. Менекрат испытал ревность, увидев, какая радость просияла на лицах обеих женщин при встрече. Один из слуг что-то сказал Тураи. - Царица уже знает, что ты здесь. Она желает поужинать с тобой, когда ты приведешь себя в порядок, - предупредил египтянин Менекрата. Художник кивнул. - Я очень признателен нашей госпоже. Менекрату пришлось вверить себя рукам царских слуг, должно быть, давно не соприкасавшихся с такой грязью. Он позволил рабам себя раздеть и услышал, как они усмехнулись при виде его спины. Стыд окатил его горячей волной; а потом стало страшно. Скольким людям эти рабы растреплют о клейме Бхаяшии?.. Можно ли доверять рабам? Его долго отскребали скребком с оливковым маслом, потом отмывали с натроном и какими-то ароматными мылящимися составами, которые были ему незнакомы. - Кто во дворце готовит эти пасты? - спросил Менекрат, не совладав с любопытством. - "Космет" из Египта? - Нет. Сама большая персидская госпожа, - ответил один из банщиков. - Госпожа Артазостра! Она искусница по этой части! Менекрат очень удивился. Он вспомнил о вдове Филомена впервые за долгое время и подумал, какую же власть она имеет здесь. Ведь, кажется, они с Поликсеной очень дружны... почти так же, как Поликсена была с Нитетис? После купания ему подстригли волосы и бороду, а также ногти, и принесли новый набедренник, новый белый хитон - и гиматий, как свободному и уважаемому человеку. Некоторое время Менекрат любовался этой одеждой, предоставив банщикам переглядываться и думать что угодно. Потом он знаком велел себя одеть. На ногах у него завязали новые сандалии из мягкой кожи. Что скажет Шаран, когда впервые увидит его таким?.. Но прежде, чем с женой, он встретится с Поликсеной. Или царица пожелает пригласить Шаран к столу? А как же Элефтерай? И сколько человек увидит его за ужином во дворце? Когда он вышел из купальни и направился туда, где должен был состояться ужин, почувствовал, как проголодался. Потом испытал недоумение. Менекрату помнилось, что трапезные во дворце на первом этаже: и малая, и большой пиршественный зал. А его вели совсем в другом направлении! Он очутился в зале с выходом на террасу, с полом в белую и черную клетку, посреди которого был устроен фонтан. Кажется, это место было ему также знакомо... Но почему здесь никого нет? Где царица и остальные? - Садись, господин. Сейчас подадут еду, - пригласил его раб, который сопровождал Менекрата. Светловолосый красивый раб, который был слугой Филомена, как вспомнил художник. Менекрат поднял недоуменные глаза. - Где... госпожа царица? - Царица пожелала, чтобы ты сперва насытился, господин, - невозмутимо ответил прислужник. - Она хочет поговорить с тобой, когда тебя не будет отвлекать голод. Менекрат кивнул. - Понимаю... и благодарю. Ему стало отчего-то неуютно под взглядом этого человека. - Как тебя зовут? - спросил он. - Эвмей, господин, - ответил светловолосый раб. Менекрат кивнул и неловким жестом велел ему уйти. Эвмей повернулся и бесшумно скрылся. Почти сразу другой слуга принес поднос с белыми лепешками, кусками холодной жареной гусятины в лимонном соусе, солеными оливками и листьями шпината. Была и вода в кувшине, подслащенная розовым маслом, но никакого вина. Менекрат съел все, что было на подносе. Он готов был сыто вздохнуть и отодвинуться от стола... но почувствовал, что еще голоден. Как долго он не ел вволю! И как там Шаран с сыном? А Артембар? Он все же отодвинулся от стола и откинулся в кресле, на подушки. Но только попытался задуматься, как услышал, что кто-то идет. Четкие легкие, но уверенные шаги могли принадлежать только царице. Менекрат встал так быстро, что уронил подушку. Поликсена появилась в сопровождении другой женщины, столь же блистательно разодетой, как и она сама. На царице был серебристый ионический хитон, схваченный изумрудными застежками на локтях и плечах, и белый гиматий с каймой из круглых золотистых цветов. Менекрат приоткрыл рот, поняв, что эти цветки очень напоминают его клеймо-розетку! Руки Поликсены украшали золотые браслеты странной формы, резко изогнутые, будто две молнии Зевса. Черные жесткие волосы царицы были заплетены в толстую косу, без всяких украшений, и перекинуты через плечо. Гость увидел седину, блестевшую будто серебряные нити в ее прическе. Художник посмотрел в густо подведенные темные глаза коринфянки. Поликсена улыбалась, но ее глаза - нет. - Хайре, дорогой, - сказала царица. И Менекрат устремился к ней и обнял, раньше, чем понял, что делает. Поликсена крепко прижала к себе художника, и он изумился, как сильны ее руки. И все ее благоухающее тело было твердым как бронза, только груди полные и упругие! Царица поцеловала гостя в зардевшуюся щеку. - Я очень тебе рада, - сказала коринфянка. - И Артазостра тоже. Менекрат отвлекся от царицы, вспомнив о ее спутнице. При живом муже скульптор видел эту персиянку всего один или два раза; но ошибиться не мог. Теперь ее черные как ночь волосы были прикрыты шелком лишь частично, а у висков покачивались золотые подвески. Так же густо накрашенные, как у Поликсены, глаза пристально следили за гостем. Тот во второй раз едва сдержал изумление, увидев, что и на щеках Артазостры тоже голубые узоры. Опомнившись, он низко поклонился обеим женщинам. - Какая честь для меня! Поликсена сделала гостю знак сесть. Сама села следом, и Артазостра тоже. - Больше никого не будет, - сказала царица. - Только мы. С Тураи ты свидишься позже. Она взглянула на свою подругу. Твердо, ласково и значительно; но Менекрату показалось, что во взгляде, которым обменялись эти женщины, промелькнуло какое-то безумие. Что же они пережили вместе, и что их связывает?.. Он скрыл свое смущение, опустив глаза; но затем взгляд его задержался на цветочном узоре, окаймлявшем гиматий царицы. Поликсена тут же заметила. - Тебе знаком этот орнамент? Теперь она больше не улыбалась. Менекрат вдруг понял, как себя чувствовали люди, которых приводили на суд этой женщины. - Да, знаком, царица. Поликсена едва заметно кивнула; потом хлопнула в ладоши. - Рассказывай! И пусть нам наконец принесут сладости и вино. Она снова улыбнулась, всего лишь на мгновение. - Твоя жена и сын поели, вымылись и сейчас спят, твой слуга тоже. Потом я расспрошу и их. Менекрат с облегчением улыбнулся и поблагодарил. Принесли вино, и к нему изюм, сушеные абрикосы и финики; а еще медовые лепешки с миндалем и кунжутом. С наслаждением откусив лепешку и запив вином, Менекрат принялся рассказывать. Начал не с описания Атоссы и ее двора - об этом Поликсене, должно быть, давно в подробностях поведал Тураи. Менекрат перешел сразу к истории своего пленения. Поликсена слушала очень внимательно, не упуская ни единого слова. А художник неожиданно почувствовал стеснение. Он рассказал, как провел больше полутора лет в плену, гораздо быстрее, чем думал. Что нового могла узнать царица Ионии из его рассказа? Историю каждой статуэтки, каждой пряжки, которые он сделал для великого евнуха?.. Поликсена неожиданно прервала Менекрата, подняв руку. - Достаточно. Я вижу, что ты бедствовал меньше, чем можно было ожидать. Менекрат покраснел, спеша досказать главное. - Бхаяшию казнили, и мы с Шаран и Артембаром смогли бежать. Нам помогли случайные караванщики. - Случайные? Это Поликсену заинтересовало гораздо больше, чем другое. И Менекрат был вынужден в подробностях описать своих освободителей. Царица была разочарована, не разгадав в этом никакого заговора. - Что ж, ты счастливец, Менекрат из Милета. Ты все-таки вернулся домой. Менекрат впервые обратил пристальное внимание на свою собеседницу и задумался о ней. Да, он просил жену Дария за эту женщину; но его самого натолкнул на подобную мысль Тураи! Он бедствовал, терпел унижения - но куда меньшие, чем многие азиатские пленники. А Поликсена за эти несколько лет лишилась и обожаемого брата, и супруга, потеряв их одновременно! Менекрату не хотелось даже представлять, каково это - одной женщине нести на своих плечах заботы всех ионийцев... Ему захотелось сказать коринфянке что-нибудь ободряющее, сочувственное. Но он вовремя понял, как неуместно это будет: по прошествии стольких лет соболезновать царственной женщине в столь великом горе. Если не упоминать еще и о смерти Нитетис. Менекрат очень надеялся, что Поликсена не заподозрила об их короткой любви. Трапеза окончилась в молчании. Поликсена ела мало, больше для приличия; Артазостра тоже. Хотя обычно персиянка, должно быть, любила поесть. Но сейчас ее гораздо сильнее занимал гость. Менекрату показалось, что дочь сатрапа Аршака его повесть заинтересовала больше, чем Поликсену. Уж не знала ли ее семья бесславно погибшего евнуха Бхаяшию?.. Ведь Артазостра родом из большого и благородного сузского семейства! Но, закончив есть, художник был больше не в силах думать. У него закрывались глаза от усталости. Хозяйка заметила это раньше, чем Менекрат вынужден был нарушить приличия. - Да ты совсем спишь! Идем-ка, я тебя провожу в постель. Менекрат услышал отзвук шагов и ощутил теплое благоуханное дуновение; а потом неожиданно крепкая рука ухватила его под локоть. Он понял, что сама царица поднимает его из кресла. - Прошу твое величество простить меня, - выговорил он. Поликсена засмеялась: ее смех доносился точно сквозь воду. - Давай, шагай! Отсюда недалеко! Пока они шли по коридору, Менекрат стряхнул с себя сон и перестал опираться на руку царицы. Беспокойство за семью взбодрило его. Поликсена остановилась у двойных дверей, которые вели, несомненно, в господскую спальню. Царица сама открыла дверь и показала внутрь. - Видишь? Вот на кровати спит твоя жена с ребенком. А ваш мальчик лег рядом на полу. Я оставила им жаровни, сегодня прохладно. При красноватом неровном свете, который давали угли, Менекрат разглядел черную голову жены на высоко взбитой вышитой подушке. Шаран, должно быть, никогда в жизни так не спала. К ее плечу прильнула пепельная головенка Элефтерая. Артембар лежал у кровати на тюфяке, укрывшись до подбородка белым шерстяным одеялом. Чтобы лечь к жене, придется переступить через него, подумал Менекрат. Он облегченно посмотрел на Поликсену. - Ты так добра, госпожа! Царица пожала ему локоть. - Всех, кого я люблю, настигает внезапная смерть. Надеюсь, ты переживешь завтрашний день, - неожиданно сказала она. Менекрата мороз подрал по коже от этих слов и от выражения ее глаз. Но он молча поклонился. Войдя в спальню, эллин снял гиматий и разулся, стараясь не шуметь. Гиматий бросил на спинку кресла. Взбираясь на кровать к жене, он чуть не споткнулся об Артембара; но тот не почувствовал. Шаран что-то жалобно пробормотала, когда муж погладил ее по волосам. Менекрат устроился рядом с персиянкой и, укрывшись общим покрывалом, поцеловал сына. - Все будет хорошо, - прошептал он своему малышу. А потом заснул крепко и безмятежно. Угли в жаровнях тлели еще долго.