Сумерки Мемфиса

Лакония по-прежнему жила, получая мало вестей из большого мира, - хотя жила в постоянной готовности к обороне от этого большого мира. Для спартанцев, как и для афинян, главной угрозой стало возрастающее могущество персов. И у многих сынов Лаконии едва ли не больший гнев, чем сами персы, вызывали ионийцы и карийцы, сдавшиеся Ахеменидам почти без борьбы. - Они заставили персов поверить, что все эллины подобны им! - неистовствовали геронты, члены совета, избиравшегося из старейших спартиатов. Волна гнева перекатывалась от одной скамьи амфитеатра к другой. Агорей, когда-то бывший тестем Ликандра, сына Архелая, молчал, поглаживая сухой мускулистой рукой пышную белую бороду. - Дарий теперь нас всех считает такими же ничтожными трусами, как ионийцы! - воскликнул геронт, который сильнее всех негодовал. Агорей нагнулся вперед, опираясь рукой о колено. - Значит, нужно доказать, что мы не таковы, Адраст, - сказал он, впервые подав голос. - Ты можешь это сделать? И все мы, сейчас, - можем показать Дарию нашу силу и храбрость?.. Старейшины притихли, несколько сконфуженные. Хорошо было бранить ионийцев за много парасангов от них и от Дариева войска. - Нужно решить, что мы будем делать, если Дарий зашлет послов и потребует у нас "земли и воды", - сказал Адраст. Геронты снова взволнованно и возмущенно зашумели. - Это решится не на совете, - отозвался Агорей. Его спокойный голос легко перекрыл общий шум. - Принимать персидских послов будет царь! - Царь только слуга своего народа, как и любой из нас! - выкрикнули с другого конца амфитеатра. Агорей усмехнулся в бороду и промолчал. Сейчас старейшины впустую сотрясают воздух - что, впрочем, в глубине души понятно каждому из них: но старикам невыносимо ощущать свою бесполезность. А когда явятся персы с требованием "земли и воды", что произойдет неизбежно, спартанцы будут действовать так, как подскажет им сердце и любовь к своему народу. Но сердце часто ошибается, и любовь ошибается не реже... Досидев до окончания совета, Агорей поднялся и пошел прочь, ни с кем не прощаясь. Спор о персах заставил его задуматься о дочери. После недавней смерти жены геронт остался один. Трое его сыновей, разумеется, жили и ели в собрании мужчин, а внуки обучались в агеле; но Агорей вспоминал об Адмете, единственной и любимой дочери, гораздо чаще, чем о сыновьях. И, сказать по правде, Агорей и гордился ею больше. Ее колесница по-прежнему не знала себе равных в Спарте, несмотря на рождение троих детей! Дочь геронта взяла второго мужа через два года после гибели Ликандра: в поклонниках у Адметы недостатка не было. Второй брак оказался тоже удачен. Хотя Агорей знал, что женщина всегда отдает первому мужчине больше, чем всем, кто приходит следом. Адмета оказалась дома, а ее мужа не было. Впрочем, Агорей и не хотел его сейчас видеть. Когда домашний раб доложил о госте, Адмета вышла к отцу с младшим сыном на руках. Спартанка была босая, в одном белом пеплосе; на лице, разумеется, никакой краски. Закон запрещал женщинам Лакедемона пользоваться такими уловками красоты, подобающими только блудным или изнеженным женам. Но Адмета и не нуждалась в этом. Несмотря на то, что она выглядела на свои тридцать шесть лет, стремительная смелость ее манер, сила и стройность фигуры влекли к ней больше, чем все женские ухищрения. Хозяйка поцеловала отца в загорелую морщинистую щеку и с гордой улыбкой показала ему внука. - Совсем скоро встанет на ноги и побежит следом за братьями! - сказала Адмета. Семидесятипятилетний геронт вздохнул. - Встанет, вот только зачем! Улыбка Адметы погасла. Дочь поправила черные волнистые волосы, которые по-прежнему носила распущенными: только несколько тонких косичек сворачивала узлом на затылке. - Ты был на совете? Что там говорят? Агорей только махнул рукой. - Мне порою кажется, что я в шестьдесят лет стал афинянином, - с мрачной усмешкой сказал старик. - Болтаю и слушаю болтунов, насиживая себе мозоль пониже спины! Дочь фыркнула. - Хорошо, что женщинам нечего делать в герусии. Ты голоден? - тут же, без перехода, спросила Адмета. - У меня еще теплые лепешки и фиги. Агорей покачал головой, с любовью глядя на дочь. - Я бы только выпил воды. Адмета провела отца в дом и усадила на скамью, а сама ушла. Агорей остался забавлять внука, в шутку пугая его: делал вид, будто хочет сбросить в ямку между раздвинутых колен, а ребенок только заливисто смеялся. У старика стало отрадно на сердце: он очень любил возиться с малышом. Старший Кеней, - сын Адметы от первого мужа, того пришлого Ликандра, - уже давно был в школе, среднему начать агогэ* предстоит через год. Агорей вздохнул. Славные дети, славное будущее - но что это будет значить в надвигающейся войне? Тут явилась хозяйка. Адмета несла на подносе гидрию, пузатую ойнохойю с вином и две чаши. - Я решила, что негоже отцу подавать одну воду, будто мимохожему путнику, - смеясь, сказала дочь. - И подумала, что тоже хочу выпить с тобой! Отказать ей было невозможно. Адмета и Агорей выпили разбавленного вина, и старик начал расспрашивать дочь о том, как она живет. Но не успела она ответить, как появился ее муж Эвримах: высокий светловолосый человек очень мужественного, но вместе с тем приветливого вида. С хозяином был их с Адметой старший сын, шестилетний Гераклион. Эвримах обрадовался тестю, и, увлекшись разговором и возней с внуками, Агорей задержался до позднего вечера. Тогда дочь и ее муж пригласили главу семейства поужинать с ними и остаться на ночь: и геронт был только рад на эти короткие часы забыть о стариковском одиночестве и тягостных раздумьях, которые оно влекло за собой. Утром Агорей проснулся уже после того, как муж дочери покинул дом. Адмета, заглянувшая в комнату к отцу, - единственную свободную комнату в доме, - весело приветствовала его и предложила с ней позавтракать. Агорей в этот раз отказался твердо. - У тебя и так забот хватает! - сказал он. А прогуляться на голодный желудок, перед завтраком, только полезно. Обняв на прощанье Адмету и поцеловав младшего внука, Агорей надел плащ и вышел из дома. Однако далеко он не ушел. Старик услышал шум на улице и приостановился. Несколько мужчин окружили чужеземца - юношу лет пятнадцати или даже моложе, сидевшего на гнедой лошади. Конь был едва жив от усталости, и всадник выглядел не лучше. Гонец!.. Но почему совсем мальчик? - Расступитесь! - крикнул Агорей. Дюжие спартанцы оглянулись на крик словно бы нехотя; но, узнав геронта, тут же подчинились и разошлись. Отец Адметы приблизился к гостю. - Он прискакал со стороны Афин! - сообщили геронту. - Кто ты? Афинянин? - спросил Агорей, вглядываясь в юношу. Тот провел рукой по слипшимся темным волосам и выпрямился: казалось, под грязным хитоном можно пересчитать ребра. - Я приехал издалека! Из Ионии, - ответил посланник: словно бы даже возмущенный тем, что мог быть принят за афинянина. Спартанцы откликнулись ворчанием, надвинувшись ближе. Теперь со всех сторон на гостя были устремлены недобрые взгляды. - Конечно, это иониец! Лошадь нисейская, и выговор у него как у перса! Ионийский юноша покраснел, глядя на воина, который произнес это. - Не будь мое послание столь важно, ты бы ответил за такие слова! Это только распалило слушавших. Нисейского коня схватили под уздцы; рассвирепевшие спартанцы готовы были стащить мальчика с лошади, и тому бы не поздоровилось. Но тут Агорей вступился за гостя снова: с немалым риском для себя старик втерся между молодыми воинами. - Оставьте его!.. Он наш гость и, что еще важнее, посланник! Юноша спешился, тяжело дыша, и покачнулся. - Ты прибыл от ионийской царицы? - спросил его геронт. Иониец помедлил, точно сомневался, как ответить; потом кивнул. - Мне нужно говорить с вашим царем! - У нас два царя. Который из них тебе нужен?* Агорей улыбнулся, видя растерянность мальчика. - А я член совета старейшин, и живу неподалеку отсюда. Может быть, ты сперва отдохнешь в моем доме? Посланник засомневался, поглядев на мрачных лаконцев, теснившихся рядом. - Но я должен... - В самом деле, - раздался звонкий женский голос: все обернулись. Адмета, с развевающимися черными волосами, спешила на помощь отцу. - Пусть ионийский посланник сперва отдохнет и даст отдых своему коню! А потом геронт, мой отец, сам отведет его к царю! - воскликнула она. Спартанцы хмуро переглянулись. Но, видя согласие и одобрение Агорея, дали дорогу ему и юному ионийцу. Все трое, отец с дочерью и приезжий юноша, направились прочь. - Я держу коней вроде твоего. Меня не очень-то жалуют за это, - сказала Адмета вестнику. Она предложила мальчику свою крепкую руку, на которую тот после небольшого колебания оперся. Разумеется, Адмета захотела отвести посланника ионийской царицы к себе и расспросить его: и Агорей нисколько не возражал. Наоборот, его восхитила смекалка дочери; и так же, как ее, геронта все сильнее разбирало тревожное любопытство. К счастью, до дома Адметы было рукой подать. Хозяйка сразу же препоручила заморенного гнедого своему конюху, а сама повела юношу в дом. Предложила сесть. - Сейчас принесу тебе воды, - сказала она. Пока дочери не было, Агорей присел на лавку рядом с ионийцем. - Ты очень молод. Почему же ваша царица назначила посланником тебя? - спросил геронт. - Не царица, - голос юноши охрип: он наглотался дорожной пыли. Гость прокашлялся. - Меня послал сын царицы, Никострат! Агорей был поражен. - Сколько же ему лет? И чего царевич хочет от Спарты? Тут явилась Адмета. Она несла большой сосуд воды и чашу. Юноша с жадностью напился, налив себе из кувшина, а потом оплеснул лицо и шею из этого же сосуда, проливая воду на свой хитон и на глиняный пол. - Благодарю, госпожа, - сказал он. Адмета улыбнулась и кивнула. Но теперь она вглядывалась в юного ионийца таким же острым, беспощадным взглядом, как отец. - Кто послал тебя к нам и зачем? - спросила спартанка. - Никострат, сын царицы Поликсены, - ответил ей вестник то же, что и Агорею. - Ему сейчас пятнадцать лет, и он хочет возглавить ионийцев в борьбе против персов, заполонивших нашу землю! Но он не сын царя, его отцом был спартанец Ликандр! - Ликандр? - воскликнула Адмета. Посланник с изумлением увидел, как побледнела эта рослая сильная женщина с взглядом воительницы. Адмета схватила отца за плечо. - Ликандр!.. И первую жену его звали Поликсеной, - напомнила она Агорею. - Я помню, - откликнулся старик, взволнованный ничуть не меньше. До них доходили слухи об ионийской царице и о статуе спартанского воина, которую она выставила посреди Милета: но до сих пор спартанцы не находили этим слухам подтверждения. Агорей снова обратился к ионийцу. - Так это ваш царевич просит помощи от Спарты, а не его мать? А что же сама царица? - Она не знает, что Никострат посылал меня. Она не позволила бы ему, - ответил юноша. - Я отправился тайно, на одном из кораблей, который плыл в Египет! Рассказчик перевел дыхание. - А если бы персы узнали, что мы ведем переговоры с лакедемонянами... что царица отправила посланника... ее бы тотчас убили вместе с сыном! Иониец посмотрел на Адмету. - Поликсену называют нашей царицей, но персы не дают ей и шагу ступить! Она женщина, и ничего не может сделать! Адмета хмыкнула. Уже то, что эта женщина, которую любил ее Ликандр, удержалась на троне Ионии, значит, что она способна на многое, подумала лакедемонянка. - Теперь я вижу, что тебя, как и Ликандра, направила к нам судьба, - сказала хозяйка дома. Тут изумился уже иониец. - Ликандр возвращался сюда? - Возвращался, и погиб, сражаясь бок о бок с нашими воинами, - ответила Адмета. - Он был моим мужем. Юный посланник некоторое время смотрел на нее широко раскрытыми глазами. - Ты и вправду напоминаешь нашу царицу, - сказал он. Адмета рассмеялась, тряхнув распущенными волосами. - Лестное сравнение! Она склонилась к нему. - И я рада буду оказаться полезной Поликсене и ее сыну. Если, конечно, царица и царевич желают одного, - очень серьезно закончила спартанка. Гость кивнул. - Скоро нашу царицу отстранят от власти и уничтожат, что бы она ни решила, - неожиданно сказал юный посланник: в голосе его прозвучало почти отчаяние. - В Милете осталась вдова ее брата, персиянка, у которой трое сыновей! Эта персиянка родственница Дария, и ее старшему сыну уже тринадцать лет! На некоторое время повисло молчание. - Как же ты добрался до Спарты из Египта? - спросил Агорей. - Иония сообщается с Египтом, это мы знаем... но до нас их корабли доходят редко. - Я купил место на корабле работорговца Мидия, который живет в Марафоне, - ответил юноша. - Царевич дал мне денег! А из Эвбейского залива я поскакал прямо к вам! - Ты плыл на корабле Мидия? - воскликнула Адмета. Она бросила взгляд на отца. - Это тот лидийский мерзавец, который держал в рабстве Ликандра! Теперь он знает о том, что иониец направился в Лакедемон! - С Мидием вел дела еще Филомен, брат царицы, который правил до нее, - возразил посланник. - И мы не нашли другого способа добраться до вас! Спартанцы посмотрели друг на друга. И само явление юного ионийского посланника, и его рассказ - это было что-то неслыханное. - Что ж, пока отдыхай. Моя дочь Адмета принесет тебе поесть, - наконец сказал Агорей. - А потом нам нужно решить, как передать твое послание нашему совету и эфорам*. * Агогэ ("увод", "унесение") - система воспитания спартанских мальчиков. * У Спарты традиционно были одновременно два царя из разных династий, один из которых отправлялся в поход, а другой оставался править. * Эфоры - выборные должностные лица в Спарте, обладавшие широким кругом полномочий. В их власти было заключать под стражу даже царей за плохое военное руководство.