Сумерки Мемфиса

Шаран не спалось, пока она дожидалась мужа с дворцового праздника. Царица позвала бы и ее, она никогда не обходила вниманием женщин: но Шаран была опять в тягости, и боялась появляться среди разгоряченных знатных мужчин. Кроме того, в последнее время женщинам во дворце стало небезопасно покидать свои комнаты: снова ужесточились нравы, смягченные эллинским влиянием. Персы относились к своим женщинам очень ревниво, и от чужих тоже требовали затворничества. Пришли из своей комнатки дети - чувствовали, что у матери на сердце, и младший куксился и отказывался уснуть. Шаран обняла мальчиков и посадила ждать рядом с собой. Но вот наконец загремел засов, радостно затявкал пес: Шаран улыбнулась и встала, положив руки на округлившийся живот. - Отец вернулся! - сказала она Элефтераю и Ликомеду. - Идите в постель! Черноголовый пятилетний малыш насупился. - Мы его тут подождем! - капризно сказал он, и мать уступила. Накинув шелковое головное покрывало, Шаран вышла встречать супруга; и столкнулась с царским скульптором в дверях. За спиной его стояла служанка, отворившая хозяину ворота. Менекрат был румяным и веселым, и от него попахивало вином; но персиянка поняла, что почти весь хмель выветрился дорогой. Он обнял жену, подарив ей холодную дымную свежесть. - Все не ложилась! - А ты опять шел от дворца один, в темноте! - воскликнула персиянка: ее огромные глаза еще расширились, и она стала похожа на эфиопку. - Да еще пьяный! - Царица дала мне проводника с факелом. И я уже совсем не пьян. Я с ними не напиваюсь, - ответил Менекрат. Веселье пира словно бы вмиг слетело с него. Но тут к художнику выбежали дети. Мальчишки повисли на нем, отталкивая друг друга. - Папа! Менекрат расцеловал сыновей. - Идите-ка спать, негодники! Скоро уже утро! - велел он, смеясь. Когда они с женой остались вдвоем, Шаран проводила мужа в спальню, обнимая за плечи. Она надеялась на разговор, хотя видела, что Менекрат очень устал. Но муж пожаловался, что голову клонит, и уснул, как только добрался до постели. Шаран легла рядом и некоторое время смотрела на художника, подперев голову рукой: точно пыталась по лицу отгадать его думы. Потом пристроилась к мужу и спустя какое-то время тоже уснула. С утра Менекрат был невесел, бледен и морщился: но не жаловался на похмелье. Впрочем, он почти никогда не пил лишнего, и Шаран ничего ему не сказала. Персиянка только ждала разговора, отложенного на завтра. Когда она принесла еду мужу, он попросил ее остаться. Шаран села рядом. - Ну, как там? Менекрат полил себе из кувшина на руку, намочил лоб. - Было очень весело, - ответил он, морщась и не глядя на жену. - Царица умеет потешить... Твои персы сидели рядом с ней, гоготали, хлопали артистам и наливались вином как хозяева! Хорошо, что наших вообще пустили на праздник... Он вдруг посмотрел на жену с такой ненавистью, что рот у Шаран наполнился желчью. - Ты рада? - Нет, вовсе нет, - персиянка обняла мужа за плечи. - Но неужели все так плохо? Скульптор обвил рукой ее располневшую талию. - Нам вовсе не плохо, - ответил он. - Нам и всем, кто живет при царице... И простые люди до сих пор тоже не жаловались, даже радовались всему - диковин понавезли из-за моря, всяких обычаев... Это, видишь, все в воле вашего государя! Менекрат помолчал. - До сих пор Дарию было непросто взимать с далеких стран налог, - продолжил он. - Никак не мог упорядочить меру веса и обмена. А как ввел у себя свой золотой дарик, стало куда проще! Недавно ведь налоги подняли, ты знаешь? Шаран качнула головой. - Не знаешь, конечно, я не говорил, - грустно усмехнулся художник. - А наш народ теперь тянет вдвое против прежнего. Тираны городов прижали все податные сословия, и ионийцы ропщут... Он опять замолчал, точно забыл о том, что жена сидит рядом. Но когда она хотела подняться с места, Менекрат остановил ее. - Куда ты? Позавтракай со мной. Шаран послушно стала есть, хотя после таких слов мужа вся еда горчила. Менекрат тоже отдал должное вкусным миндальным лепешкам и вареным яблокам; а когда наполнил для себя и жены кубки, сказал: - Там, конечно, был персидский наследник... Что за мерзкий мальчишка! Могу вообразить, что будет с нами, когда он придет к власти! - А разве может быть много хуже? - вырвалось у персиянки. Менекрат засмеялся. - Достаточно, чтобы вспыхнуло наверху или внизу, - и тогда все запылает. Шаран погладила его по руке. Менекрат накрыл ладонь жены своей; а через несколько мгновений прибавил: - Может быть, ты с детьми еще успеешь бежать. Хоть в Египет! У меня там... осталось богатство, ты помнишь? Скульптор криво усмехнулся. Лицо Шаран стало пепельным. Персиянка хотела спросить - как же он; но промолчала. - Афинянин здесь уже больше года, - сказал Менекрат. - Он не раз плавал на север, думаю, разузнавал, какие там настроения, и говорил с народом. Конечно, едва ли ему дадут бой на море; но поднять ополченцев в городах Калликсен теперь способен! Жена долго не отвечала. Она блуждала взглядом по комнате, которую обставляла с такой радостью: изящная мебель, подушки, ковер, сухие цветы в лазуритовой вазе... Потом спросила: - А что ты сейчас будешь делать? - Работать, - ответил Менекрат. Шаран уже испугалась, что он возьмется за оружие; она не знала, что может быть хуже для такого, как он, ремесленника. Вставая, иониец поцеловал ее. - Пойду сяду за заказ. А ты улыбнись, не огорчай ребенка! Шаран заставила себя улыбнуться. Она пошла проведала сыновей, надавала поручений служанке; а сама села ткать. Скоро ей стало хорошо: ничто еще не нарушило уютную, благоустроенную жизнь, которую она так любила. И, может статься, ничего из мужниных страхов еще и не сбудется. Страхи сбылись через полтора месяца после рождения их дочери. Менекрат, работавший в мастерской, прибежал к жене со страшными новостями. Наконец-то вспыхнуло - внизу; вблизи северной границы ионийцы восстали и заняли персидскую крепость. Воинов перебили, захватив врасплох. - Они не ждали нападения, - сказал Менекрат. - Но теперь-то персы вооружатся по всей стране! По всей Ионии ваши укрепления... Он схватил себя за волосы. - Что будет! Бедные наши дети!.. Шаран заметалась было, бестолково хватая вещи и тут же бросая. Потом остановилась, глядя на мужа. - Теперь нам надо бежать? Менекрат усмехнулся. - Куда нам отсюда бежать? Мы дома... А впрочем, ты права. Скульптор приказал: - Собирайся, будь готова. Если пожар дойдет до Милета, бежим во дворец. У царицы хотя бы есть и воины, и корабли! Шаран кивнула. А потом уже пошла укладывать вещи: то, что они возьмут с собой, если придется покинуть дом в спешке. *** Когда начались бои на севере, Калликсен и его корабли оставались в Милете. Никто не мог обвинить афинян в подстрекательстве: и теперь царица выжидала. Лучше всего было бы, думала Поликсена, если бы персам удалось подавить восстание: хотя звучало это ужасно. Анаксарх, забыв про свои лета, прибежал к госпоже и спрашивал, пошлет ли ли она помощь ионийцам. - Нет, - ответила Поликсена. - Я могу послать только малую помощь! Если суждено, греки справятся своими силами; а за меня здесь стоят персы... Если увидят, что я заодно с восставшими, рухнут последние преграды и мир спасти будет нельзя! Охранитель видел, чего царице стоил такой ответ: и ни словом не возразил. Когда стало известно, что освободились Клазомены, Фокея, Эритрея и захвачено восемь персидских кораблей, Поликсена приказала афинскому флотоводцу прикрывать Милет с моря. Она понимала, что если будет захвачен город, ее, персидскую ставленницу, не пощадят, как и ее детей. Казалось, что удача наконец повернулась лицом к грекам: но это будет не ее победа... Пожар войны охватил всю Ионию: казалось, власти Милета, и греки, и персы, бессильны вмешаться. То же самое происходило в Египте, когда власть ушла из рук последних фараонов.* Согласия между ионийскими городами по-прежнему не было, как не было согласия и между персидскими военачальниками, которые оказались в положении обороняющихся: наступил день, когда Милет узнал, что персы отступают на юг. Немалое число их бежало на кораблях в Азию. Они могли вернуться с подкреплением: а покамест дело всех правителей Милета было плохо. Повстанцы перебили тиранов на местах, и то же ждет тиранов Милета. Когда войско подступило к столице, Тураи пришел к царице и стал горячо упрашивать ее бежать. - Госпожа, бери детей и уплывай в Та-Кемет, пока можешь! Там тебе помогут укрыться! - говорил он. - Здесь ты только напрасно умрешь! - А Артазостра? Я не уйду без нее! - ответила Поликсена. - Артазостру защитит сын, - ответил Тураи. - Они могут бежать в Персию! "О, если бы, - подумала Поликсена, сжимая кулаки. - Если бы!.." Она приказала позвать детей и послала вестника к Артазостре. Никострат и Кеней явились тут же, оба с мечами в руках. Никострат разыскал и привел свою сестру и царевну Ити-Тауи: его египетская невеста стала почти девушкой. От Артазостры не было ответа; хотя Поликсена виделась с нею только вчера и знала, что персидская княжна должна быть у себя. Дожидаясь родственницу, правительница стала одеваться: облачилась в темные персидские шаровары и рубашку, а свой панцирь из коринфской бронзы надела под темный кафтан, вооружившись по персидскому образцу. Увидев ее в таком платье, ворвавшиеся во дворец греки могут только снести ей голову: и это будет еще милость... Поликсена прицепила к поясу свой прямой греческий меч. - Где же Артазостра? - воскликнула она. Но тут раздался топот: в зал с фонтаном, где царица собрала всех, ворвались стражники-персы. - Царица, тебе нужно бежать! - воскликнул старший. - Ионийцы уже в саду, рубят и жгут деревья! Сейчас перекроют выходы!.. Поликсена посмотрела на сына. Никострат кивнул. - Уходи, мама, - сказал он. - Я вас прикрою! - Еще чего! - крикнула Поликсена, которой эта необыкновенная глупость придала сил. - Пойдем все вместе! Защищайте царевен! - приказала она ионийцам, сгрудившимся около нее. Коринфянка обнажила меч: у нее сжалось в животе, когда клинок холодно взблеснул при свете факелов. Уже подступал вечер. Вот сейчас!.. Царица бурно задышала, страха не было, только животное предвкушение схватки. Послышались топот и вопли за спиной. - Бежим! - крикнула Поликсена. И все они, ее дети, ее свита и охранники, бросились вперед. Поликсена услышала, как за ее спиной верные персы схватились с греками, прикрывая ее отход. И это наполнило коринфянку звериной яростью. Враги бежали уже и навстречу; и, ни о чем не думая, царица ринулась на первого, кто оказался на пути. Ее меч впервые обагрился греческой кровью!.. Потом навстречу высыпало еще человек пять: повстанцы, одетые и вооруженные кое-как, с раззявленными в крике ртами. От них разило потом, кровью и смертью... Беглецы схватились с врагом насмерть, и предводительница не отставала. Поликсена сама не ожидала найти в себе такую силу и свирепость! Ее юный сын уложил на пути двоих ионийцев, и она сама убила двоих и ранила одного, пока они пробивались к выходу. Поликсена попыталась проложить путь к Артазостре, но увидела, что в сторону покоев княжны бегут персы. Стражники спасут ее подругу! Сын поторопил Поликсену, толкая в плечо. - Скорее, мама, бежим! Царица и ее свита выбежали наружу, переступив через тела зарубленных у дверей стражников. В саду им удалось поймать несколько лошадей, видимо, из-под убитых персов. Поликсена и Анаксарх вскочили на коней; царица приказала посадить девочек. Уже почти совсем стемнело, и сад освещали только костры: восставшие свалили драгоценные тисы и кедры Артазостры, и огонь пылал до неба. Слышались взрывы хохота и женские крики: гоняли несчастных дворцовых рабынь. Победившие солдаты, за какое бы правое дело ни дрались, становятся хуже зверей... Отряду удалось в темноте добраться до ворот. Они были сорваны с петель: Поликсена, громыхая, первой проскакала по железным створам. Обернулась. - Не отставать!.. Ее воины бежали, подгоняя и таща за собой спотыкающихся и всхлипывающих женщин. "Не уйдем", - в отчаянии подумала Поликсена. Но им удалось добраться до порта. По пути беглецы потеряли троих воинов, в числе которых был Анаксарх: в него попала стрела. Поликсена еще не успела осознать этой потери, когда увидела, как с корабля навстречу ей бегут эллины. Афиняне! Две триеры пылали у них за спиной: видимо, подожгли стрелами. Но остальные, три судна или больше, были целы. Царица узнала предводителя, покрытого кровью и гарью. Она спрыгнула с коня и бросилась к нему. - Афинянин, ты?.. Флотоводец схватил ее за плечи. - Беги, Поликсена! Он больше не называл ее царицей. Правительница Ионии оглянулась на свой пылающий дворец, чувствуя, как к горлу подкатывает ком. Поликсена всхлипнула, сжав зубы. Сейчас никак нельзя было поддаваться слабости! Калликсен прижал ее к груди, потом оттолкнул. - Бегите, пока есть время! Я задержу врагов, потом уйду за вами, если смогу! - Мы поплывем в Египет! - воскликнула Поликсена. Афинянин кивнул. - Знаю! Поликсена быстро и крепко поцеловала его, ощутив вкус крови. - Ты достоин песни. И ее сложат о тебе, - проговорила она. - Гелиайне! Поднимаясь на ионийский корабль, она не оглянулась. * Ионийское восстание, с которого действительно начались греко-персидские войны, произошло на несколько лет позже, в 499 г. до н.э. Описываемые здесь вымышленные события представлены как предыстория. Артемисия Карийская (прототип Поликсены) - ставленница Ксеркса, сына Дария.