Сумерки Мемфиса

Артазостра не дождалась посланного Поликсены. Его убил один из дворцовых рабов – иониец, давно имевший зуб на обеих женщин: теперь уже никому не придется отвечать за содеянное. Вот-вот рухнет все! Мать наследника, готовясь к бегству, велела служанкам собирать вещи. Едва ли можно будет взять все ее сундуки: но бросить столько добра персиянка не могла. Артазостра понимала, что вряд ли можно рассчитывать сейчас на ионийцев Поликсены. Она сама взялась одевать младшего сына, восьмилетнего Кратера, более всех ее сыновей походившего на отца: хотя каждый из них получил эллинское воспитание... Тяжко протопотали мимо мужские шаги; что-то грохнуло в отдалении. Мятежники били драгоценные статуи и амфоры, расставленные в коридорах; а может, кто-то уронил их, спасаясь бегством. - Мама, мне страшно, - прошептал Кратер, приникнув к матери: мальчик все еще держался и не плакал. Артазостра прижала к себе его голову и поцеловала. - Молись, - проговорила княжна. – Нас спасут! Она верила, что Дарион придет за ней и за Артаферном, несмотря ни на что. Тут новый грохот сотряс дворец: такой сильный, будто ионийцы таранили стены. Служанки завизжали, зажимая руками уши и пригибаясь. - Глупцы, ничтожные рассудком, - пробормотала княжна. – Уничтожат все, и кто потом вспомнит о них?.. Послышался приближающийся быстрый топот подкованных сапог, и двойные двери комнаты распахнулись. На пороге стоял Дарион, за спиной юноши Артазостра увидела своего второго сына. У Дариона в руке был обнаженный кривой меч. - Мать, я пришел тебя спасти! – воскликнул наследник. Артазостра быстро встала, обнимая за плечи младшего сына. - Где Поликсена? – воскликнула она. - Не знаю. Греков уже нет во дворце, - ответил Дарион: голос его чуть дрогнул. – Они бросили тебя, мать, - злорадно прибавил царевич. - Молчи, - оборвала его побледневшая Артазостра. Она старалась не думать о худшем. – Идем скорее! Нам нужно бежать в Персию! - Я сам так решил, - заявил Дарион: хотя и без большой уверенности. Ведь юноша никогда не бывал на родине своей матери и знал Персию только по ее рассказам. В Сузах и окрестностях "города лилий" у персидской княжны оставалась многочисленная родня. В порту должны были ждать персидские корабли. Если они все еще не потоплены или не рассеяны… Артазостра постаралась не поддаться страху. Тем более, что сын торопил ее. Беглецы сумели выбраться наружу незамеченными врагом... потому, что битва была уже окончена. Несколько раз персы наткнулись в дворцовых переходах на трупы своих и греческих воинов: и было уже не разобрать, кто сражался за кого. Артазостра старалась не думать, что Поликсена могла быть убита повстанцами – а может, сперва обесчещена, а потом уже убита… Дарион приготовил для матери и ее свиты крытые ковровые повозки. Артазостру обрадовала такая забота, но ей стало страшно при мысли о том, что изнутри она ничего не будет видеть. Но ничего уже не поделаешь. Дарион подсадил мать, поддерживая под локоть, и Артазостра улыбнулась ему. - Благодарю тебя, сын, - сказала она. Она взяла с собой в повозку младшего мальчика, следом туда же втащили сундуки и узлы, среди которых устроились служанки. Скоро повозка оказалась битком набита. Хватит ли для всех женщин места и пропитания на корабле?.. Дарион, вскочивший на коня, приказал трогать. По звенящему голосу мать поняла, что он и хотел встретиться с врагом, и побаивался этого. Артазостра, думая о царевиче, улыбнулась в свой вышитый платок. Да, ее сын не был наделен храбростью льва, - но бывает, что такая храбрость может только помешать… Она сжала теплую ручку сидевшего рядом с нею младшего, уже намозоленную от упражнений. У Кратера были задатки и воина, и книжника… кем он станет в Персии?.. Если только им суждено спастись! Тряская повозка прокладывала путь без остановок. Женщины прижались друг к другу и только вскрикивали на ухабах; но их опасности миновали. А снаружи слышались крики, смех, рыдания. Милет был взят, отвоеван назад ионийцами!.. Повстанцы, увлекшись грабежом и разбоем, могут пропустить персидский обоз: а может быть, эти земледельцы и торговцы, поостыв после боя, побоятся тронуть царских воинов... Тут вдруг повозка замедлила ход, потом встала: громко заговорили стражники, ехавшие впереди. Служанки вскрикнули, но Артазостра велела своим женщинам молчать. Торжествующие и жалобные шумы разоренного города отчетливо доносились до них, однако близкой опасности персиянка не почувствовала. Снаружи послышался умоляющий женский голос, говоривший по-персидски. Артазостра, не колеблясь, отдернула занавеску, закрывавшую окошко, прорубленное в ковровой ткани, и высунула голову наружу. - Кто там? – властно крикнула она. - Госпожа! Великая госпожа!.. – взмолилась неизвестная, которую не пускали копья ее охранников. - Пропустите! – приказала Артазостра. Воины посторонились, и к ней бросилась персиянка – в свете факелов, прикрепленных к бортам повозки, стало видно, что она простоволосая, в разорванной грязной одежде, с вылезающими от ужаса глазами. Несчастная упала на колени, высоко подняв ребенка, закутанного в одеяло. - Разбойники сожгли наш дом, великая госпожа! Я жена Менекрата, царского скульптора! Они настигнут и убьют нас, а наших детей кинут на копья!.. - Я видела тебя. И знаю царского скульптора, - в волнении проговорила Артазостра, глядя на женщину, которую, как ей помнилось, звали Шаран. Сам Менекрат с двоими старшими сыновьями стоял поодаль, и, бледный, смотрел на то, как жена умоляет персидскую княжну о заступничестве. С ионийцем было двое слуг, мужчина и женщина, - оба персы. Это решило дело. - Мы возьмем их с собой, - распорядилась Артазостра, посмотрев на свою охрану. Верховой Дарион встрепенулся. У юноши были стать и посадка истинного перса, но при этих словах царевич показался ей обиженным мальчиком. - Матушка, - начал было он. - Я приказываю, - пресекла его возражения Артазостра. Она скрылась в повозке, не сомневаясь, что приказание будет исполнено. - Поедете с нами, - раздался обращенный к погорельцам голос сына, в котором звенели возмущение и презрение. – Падите в ноги моей царственной матери, это она благоволит вам! Шаран взахлеб благодарила царевича, но Артазостра уже не слушала. Скорее бы, скорее! Из-за этой задержки весь отряд могут перебить! В порту остался единственный персидский корабль. Едва хватило места на всех: ионийские суда, по-видимому, ушли, и афиняне следом за ними. - И пусть радуются, что ушли, - бросил Дарион, наблюдавший, как грузят на триеру поклажу и рабов. Было уже совсем темно, но персы различили качающиеся на маслянисто блестящей воде черные обломки. Кончилась битва, и чьи-то корабли совсем недавно горели здесь. Поодаль Артазостра различила два судна, должно быть, греческие, но не выказывавшие враждебных намерений: по-видимому, моряки думали, как спасаться самим. Или эти корабли принадлежали победителям, тоже начавшим зализывать раны... - Надеюсь, что Поликсена с детьми спаслась, - пробормотала Артазостра, поглядев на наследника. – Она, конечно, бежит в Египет, но что ждет ее там?.. Дарион только улыбнулся в ответ. Корабль отвалил от берега. Некоторое время спустя к нему пристали еще три судна, принадлежавших спасшимся персам; и назад в Азию поплыла флотилия, достойная царской родственницы. *** Ионийские корабли, оторвавшись от преследователей, плыли в Египет. Поликсена должна была благодарить всех богов, что ее кормчие так хорошо знают этот путь; но низложенная царица сидела на палубе, закрыв глаза, и на ее щеки сбегали слезы, черные от краски. Боль за Анаксарха, за всех греков, за всех, кого она любила и кого предала, была так сильна, что Поликсена задыхалась. Тураи сидел рядом, чутко следя, чтобы госпожу никто не смел тронуть. Если резко потревожить человека в таком горе, он может умереть. Но наконец Поликсена успокоилась сама и, посмотрев на своего советника, сипло спросила, где ее меч. Она помнила, что выронила его, поднявшись на палубу… - Здесь, мама, - серьезный и печальный Никострат, подойдя к ней, стал на колено и протянул оружие рукоятью вперед. Сын сберег ее меч и даже успел отчистить. Поликсена молча вернула клинок в черные обсидиановые ножны. Она тяжело встала и поглядела на царевича: сын уже превосходил ее ростом, сильный, широкоплечий. - Все дети со мной? Кеней, Мелос?.. - Да, - сказал Никострат. – Моя сестра и невеста в каюте, - прибавил юный спартанец, кивнув назад. Поликсена оперлась руками о борт и вгляделась вдаль. Уже давно было не видать земли. - Ты умер так, как хотел, старый друг, - прошептала она, думая об Анаксархе, на которого не успела даже оглянуться, спасая остальных. – Надеюсь, что среди беззаконных ионийцев найдется тот, у кого есть честь, и даст тебе погребение… Она хотела бросить в воду какую-нибудь драгоценность, в жертву Посейдону, чтимому в Ионии, но ничего на себе не нашла. Сколько имущества они взяли с собой? Тураи, подойдя сзади, тронул ее за плечо. - Моя царица, царевны хотят видеть тебя. Поликсена обернулась к нему и хотела поблагодарить. Но не было сил лишний раз раскрыть рот; и она молча проследовала за Тураи в царскую каюту, единственную на корабле. Так было сделано по египетскому образцу. Фрина сидела рядом со своей названой сестрой, они держались за руки. Увидев Поликсену, золоволосая красавица-дочь вскрикнула. Коринфянка мрачно рассмеялась, представив себя – полную противоположность этой девушке. - Дайте мне зеркало и умыться. Поликсена смыла с лица и рук кровь и грязные разводы, расчесала волосы, выдирая целые пряди. Потом приказала подать себе вина и попросила Ити-Тауи позвать Тураи. Сейчас ей мог помочь только этот египтянин. Ити-Тауи, поклонившись эллинке, выскользнула наружу. Проводив девочку взглядом, Поликсена вспомнила, что это дочь Уджагорресента: и царевне до сих пор толком не объяснили, кто такой ее отец… Тураи вошел и по знаку царицы выслал девочек. Поликсена предложила ему вина, а потом сказала египтянину, что желает обсудить положение. В Навкратисе, куда они направлялись, не было ни тиранов, ни дворцов, - это был торговый город-эмпорий*, несколько греческих общин которого имели каждая свое управление и суд. У кого персидская ставленница может просить убежища и как надолго?.. Конечно, скрыть, кто она такая, не удастся; да это и невозможно. - Нам помогут - Навкратис принадлежит Та-Кемет, Ионии и Персии. В Та-Кемет хорошо понимают, что значат такие бунты черни, - сказал Тураи. – И тебя хорошо знают здесь! Тебе дадут убежище, царица! Поликсена потерла подбородок. - Но надолго ли?.. - В Та-Кемет по-прежнему Уджагорресент, - согласился Тураи, понимавший ее без слов. – Но кроме царского казначея, есть и другая сила. Думаю, ты смогла бы немного погодя купить себе поместье в Дельте, как хотела ее величество Нитетис… Поликсена усмехнулась. - Поместье! Так нам навеки отречься от своей свободы? Что же делать моему сыну?.. Советник пристально смотрел на нее, подавшись вперед через стол. - Если верх одержали ионийцы, вернуться твоему сыну будет сейчас невозможно, - сказал египтянин. – Свободной Ионии не нужны ни тираны, ни цари! Поликсене показалось, что в его словах просквозила насмешка – чисто египетская насмешка. - Если же персы отомстят за себя и снова возьмут власть, вернуться царевичу будет невозможно вдвойне! Поликсена опустила глаза. - Так значит, - тихо проговорила она после молчания, постучав пальцами по столу, - Никострат может вернуться, только если в Ионии начнется новое восстание, в котором грекам понадобится любая помощь… - Именно так, - сказал Тураи. Афиняне так и не нагнали их. Впрочем, в море очень легко было растеряться, и Поликсена старалась не тревожиться прежде времени. В Навкратисе они сразу же послали нескольких ионийцев говорить с представителями Милета. И царице со всеми ее людьми, к ее радости, предоставили для проживания целый квартал. Она могла за себя расплатиться… но скоро придется жить в долг. Как быть дальше? Поликсена снова надела эллинское платье и посетила Элленион, общегреческое святилище, основанное девятью малоазийскими городами*. В Навкратисе греки из разных полисов объединились так, как не могли объединиться нигде больше: но были торговцами и оставались в стороне от политики. Они были живы – но как поступить дальше? Боги отцов не давали ответа. О судьбе афинского флотоводца и его кораблей вестей тоже не было. И пока Поликсена мучилась сомнениями, в Навкратис вдруг прибыли посланники от Уджагорресента. Царский казначей приглашал ионийскую царицу во дворец, в Саис. Только во дворце могло найтись место ей и всем ее спутникам. Тураи, выслушав это предложение, стал склонять госпожу принять его. - Уджагорресент твой враг, и, разумеется, не мог забыть об этом. Он мог тайно подослать к тебе убийц, пока ты была в Ионии! Но Уджагорресент не властен убить тебя вместе с твоими людьми, да еще в Саисе, где тебя помнят столь многие – и где многие засвидетельствуют твое прибытие! Египтянин прервался, глядя на госпожу. - Ведь Дарию уже известно, что случилось в Ионии, - и ему известно, какую твой брат и ты проявили государственную мудрость и отвагу… Поликсена засмеялась так, что начала икать. - Пожалуй, ты прав, мой добрый советник… Царь царей защитит меня! Она взяла серебряное зеркало и стала перебирать свою косу. Седых прядей было уже много, но черные волосы оставались, как раньше, густыми и жесткими. Потом коринфянка встала с места. - Я приму приглашение Уджагорресента, - сказала Поликсена. Ее глаза стали безжизненными. Нитетис – о Нитетис она не забудет никогда. Но ни Поликсена, ни Уджагорресент не вспомнят о том, о чем не время вспоминать, пока это время не придет. Они оба очень хорошие политики. Поликсена велела позвать Ити-Тауи. Ей предстоял очень серьезный разговор с одиннадцатилетней невестой ее сына: эллинка надеялась, что ее приемная дочь достаточно созрела для понимания. * Место, служившее складом для товаров, перевозившихся по морю; а также торговое поселение, основанное в таком месте. * По свидетельству Геродота.